В просторном кабинете декана, заседание проходило как обычно. Уже обсудили успеваемость, ситуацию с грантами, и планы на следующий семестр. Гул голосов взвивался и опадал, как красное знамя на ветру в руках усталого бойца. Как обычно на этих заседаниях, профессор с умным видом что-то усердно писал в блокноте. Если бы у коллег был третий глаз, и они могли бы заглянуть в блокнот профессора, то они бы увидели листы усердо исписанные словом 'нахуй'. Чистых листов оставалось совсем немного: с начала собрания профессор уже исписал большую часть блокнота.  Третьего глаза, к счастью, у них не было. «Наверное в прошлой жизни я сделал что-то очень плохое», - подумал профессор, возвращаясь на 50 страниц назад и рассматривая сегодняшнее число и тему собрания, аккуратным профессорским почерком выведенные на первой странице блокнота. И слово «нахуй», черной вязью бегущее по белым листам. – Но что же это было?

Коллеги профессора не любили. «Впрочем, я не молодая девушка, чтобы меня все любили»,-обычно утешал себя профессор простой мыслью. Да, старые песни о главном поются везде. «Как же я устал от этой пустой жизни. Где же, где же то, настоящее. Как, писал поэт Гумилев, 'Когда же наконец очнувшись ото сна я буду снова я'», - профессор тяжело вздохнул.
Коллеги что-то оживленно обсуждали и, внезапно, профессор услышал свое имя. Неохотно оторвавшись от писания увлекательного слова «нахуй», профессор прислушался. «И давайте поручим организацию этих семинаров нашему молодому коллеге». «Что? – спросил профессор, - каких семинаров?»  «Что же вы не слушаете нас  совсем?- сказал декан, - семинаров о праве черных женщин не брить пизду. У них там и так все кучеряво. Зачем что-то там брить вообще?»
«Правильно, правильно,- зашумели вокруг коллеги, - зачем брить, когда и так все кучеряво.» «И вы, – палец декана с пожелтевшим ногтем ткнул в направление профессора, - иммено вы обеспечите нам ежемесячные собрания и закажете аудиторию.» Профессор, как глубоководная рыба, внезапно выброшенная на берег, задыхаясь, посмотрел вокруг. Ето был все тот же кабинет декана и его окружали знакомые лица. Как у них, математиков, принято, на стене висела репродукция с черным квадратом Малевича, и красным знаком интеграла поперек. «Интеграл        по черному квадрату времени равен инегралу по контору пустой жизни»,-вспомнил профессор.
«Да, и кстати, - когда же, наконец, вы сдадите нам годовой отчет? Мы все, да все, – декан огляделся вокруг, - хотим услышать о том, что вы сделали за прошедший год.»

Внезапно ощутив незнакомый внутренний подьем, профессор встал со стула. В аудитории наступила тишина и только слабое жужжание флюоресцентной лампы нарушала совершенность молчания. «Давайте ка я лучше расскажу вам про то, что я НЕ сделал. Недавно, вот в новостях рассказывали про женщину, которая пришла на собрание коллектива, где обсуждали промоушен, достала из портфеля 'Узи' и расстреляла в кровавые макароны всех своих коллег, когда ее таки не повысили в должности. Ей хорошо будет потом сидется на электрическом стуле», - профессор зажмурил глаза от удовольствия. «Так вот, дорогие коллеги. Не столько важен вопрос, что ты сделал. Важно только то, чего ты НЕ сделал, хотя мог», - сказал профессор, пододвигая стул к столу. Высыпав кокакин, заботливно проготовленный женой, на стол декана, профессор присел, зажал одну ноздрю и мнговенно втянул. Коллеги, факультет, коммунизм, и даже поэт Гумилев, показались очень далекими. Достав ис портфеля 'Узи', профессор акуратно наставил ствол на живот декана. «И так все кучеряво, - сказал профессор, - и не нужны никакие семинары про это».