Эпиграф: «… Вам не надо быть в монастыре, не надо постригаться, будьте только послушником тайным, неявным, можно так, что и совсем в свете живя…»
Ф.М. Достоевский «Бесы»

Начало здесь:
Часть 1. Экзамен http://udaff.com/read/creo/114317/
Часть 2. Победитель http://udaff.com/read/creo/114316/
Часть 3. Разговор http://udaff.com/read/creo/114315/
Часть 4. Рукопашная пауза http://udaff.com/read/creo/114358/
Часть 5. Воины http://udaff.com/read/creo/114413/
Часть 6. Рабы совести http://udaff.com/read/creo/114582/
Часть 7. Война здесь и сейчас http://udaff.com/read/creo/116187/

Вечерело.
Закат-камуняка окрасил в багровое крышу избушки на курьих ножках, в которой Маша сосала член. Член принадлежал её однокласснику Вове, мальчику из очень хорошей семьи. Его папа был ректором-преподавателем местного университета и очень уважаемым человеком, что не мешало ему вставлять вялого молоденьким студентачкам, желающим нахаляву заиметь очередной зачёт.
Мама у Вовы была не менее уважаема, она владела сетью магазинов, торгующих компьютерами и прибамбасами к ним. Мама была женщиной экстравагантной, т.е. любила почудить, озадачив очередного симпатяжку-менеджера предложением подвезти его после работы  домой на своем авто. А затем, притормозив на красном сигнале светофора, совершенно оглушить его внезапным минетом. Если она успевала войти в раж, а беспардонный светофор давал добро на продолжение движения, подтверждённое злобными сигналами стоящих сзади машин, она безапелляционно нажимала «аварийку»... говоря этим автомобильным манёвром – «отсосите», в самом переносном и грубом смысле этого слова…
Вова был мажор.

Маше с родителями тАк не повезло. Папа исчез из её детства на седьмом месяце беременности мамы последним из четырёх Машиных братиков, вместе с деньгами, отложенными на покупку новой детской кроватки и обручальными кольцами. Мама работала поломойкой в медполиклинике и периодически, наворовав на работе спирта, уходила в запой. Во время запоя, развалясь на единственном в доме, зассаном и продавленном детьми диване, она гнусаво-шепеляво выводила свою любимую – не отрекаются любя-а-а, ведь жизнь кончается не завтра, я перестану ждать тебя-а-а, а ты придё-о-о-шь…
Не смотря на непрезентабельный внешний вид, усугубленный отсутствием передних зубов, раскрошившихся толи на нервной почве, толи в связи с последней беременностью, мама, как женщина, была достаточно популярна в их, мягко говоря, не самом респектабельном районе. Но вот уж почти десять лет «хранила целомудрие» - на незамысловатые заигрывания местных алкоголиков-еборишек, стабильно гордо отвечала – идите вхуйс, товарисч… я любовь на медяки не размениваю…
Что значила эта фраза, Маша не понимала, но ей за маму всегда было стыдно.
Маша была красавица.

Избушка на курьих ножках, стояла на детской площадке передом к запущенному городскому парку, в котором Вова с Машей до этого целый час безрезультатно пытались найти пустую скамейку для общения, а задом к жилому дому, к которому эта площадка относилась.
Выражение «сосала член» конечно же было гиперболой, что означает литературный приём – преувеличение, не столько потому, что так нельзя было охарактеризовать неумелые манипуляции Маши, сколько потому, что объект этой манипуляции, не детский, кстати говоря, такой сосис…  или сосиск… или сосиськун (в смысле - самец сосиски), находился в состоянии безвольной ветоши.
Вова был в трансе.

Ну, поставьте себя на место Вовы, когда ваш член стоит всегда и везде – утром в постели и за завтраком; в бассейне; на дискотеке; на пляже; при виде играющих в чехарду собачек; при прохождении медкомиссии; когда училка английского поднимает с пола мелок; когда учитель физкультуры страхует девчонок, исполняющих «гимнастический мостик»; при виде работающей швейной машинки или скрипки, терзаемой смычком, или просто скворечника; от одной мысли и без мыслей совсем… и вот, когда настал его час, когда пришло-о-о наконец его время… этот гад, этот предатель, этот Иуда… да что там говорить, психика ребёнка была травмирована…

Как и все подонки Вовочка был человек совестливый. И слабая совесть боролась в его молодой душе с сильным искушением. Смысл поединка был в следующем. Совесть настаивала на том, что Маша не только самая красивая девочка в их классе и даже школе, но ещё и, не смотря на (как выражалась их «классная») «тяжёлую наследственность», просто прекрасный человек. В отличие от основной быдло-массы её сверстниц, она не трахалась со старшаками, не курила и не ругалась матом, изображая из себя взрослую самку. И кроме того, Вова был достаточно проницателен, чтобы увидеть, что она с третьего класса совершенно искренне его любит. На этом основании совесть требовала наделить её почётным статусом «ЕГО девушки», поиграть с ней в любовь и продружить писями хотя бы месяца три.
Искушение же,  как более мощный и матёрый боец боёв без правил, раз за разом посылало совесть в нокдаун одним и тем же незамысловатым приёмом. Этот приём – мысль об У-ДО-ВОЛЬ-СТВИ-И-И от предстоящего рассказа-сенсации, что «правильная» Маша – защеканка.
Но, как нередко бывает в этой жизни, Давид поверг Голиафа, серая лошадка вставила оглоблю в задницу фавориту.
Уже практически победившее искушение было обескуражено и раздавлено фактом Вовочкиной импотенции. Оно, скуля, поджало хвост и спряталось в каком-то дальнем и грязном закоулке его души, злобно поглядывая оттуда на торжество совести.

Не ну это вАм может и смешно. Вам старым тридцатилетним пердунам. Вам, пережившим уже не одну подобную катастрофу и конфузию, и привыкшим в подобных случАях не задумываясь пускать в ход языки и пальцы, ублажая вонючие пИзды ваших триперных подружек. А каково молодому амбициозному мажору Вовочке?!
Да от одной мысли, что Машка сболтнёт завтра кому-нибудь о его жуткой трагедии, у Вовочки сводило спазмами живот. И он решил – любовь так любовь. Ну и совесть тут конечно же сыграла огро-о-омную роль… и успокоилась, гордая своей победой…

- Маша, я не могу в таких условиях, - довольно точно сымитировал тон своего папы-ректора Вова, - это всё так вульгарно… и этот дворник с метлой тут шарится… ну неужели утром нельзя двор убрать?!…
- Вова, ну ты же сам попросил… может быть я что-то не так…?
- Да всё так, но я же не животное, чтобы в такой обстановке… пойдём лучше по парку погуляем…

* * *

- Э!... Э!!... Эй, я кому говорю «э»?! Сюда иди!!! - поприветствовало Вову с Машей лицо кавказской национальности, больше обращаясь к Вове, когда они гуляли по  парку.
- Не подходи к ним, - испуганно прошептала Маша, оценив мужскую компанию человек из шести и стоящий рядом джип, - давай убежим.
- Да ладно ты…, - пренебрежительно–бравадно парировал Вова, не смотря на обмякшие ноги и острое желание обоссаться вызванное тоном приветствия.
- Ну как я от них убегу?!... – подумал он про себя обречённо и, отделившись от Маши, неуверенно побрёл к весёлой мужской компании, аппетитно пожиравшей шашлыки.
- Вы меня?
- Не, бля, будулайского коня… ты чо себя так ведёшь, бля?! Ты под глухого здесь молотишь что ли?! А если тут человеку плохо?! А если тут срочно помощь требуется?! Его люди зовут, бля, а он рыло в сторону воротит. Ты, бля, чо такой борзый?! Я не по-о-онял, бля, ты ЛЮДЕЙ не уважаешь что ли?!! – по нарастающей но молниеносно накалилось лицо кавказской национальности. Оно наслаждалось интонациями собственной речи, как гениальный дирижёр звучанием своего оркестра, и сопровождало каждый её звук филигранной распальцовкой.
- Я не б-борз-зый, - проблеял Вова и почувствовал, как, подтверждая его слова, теплая струя потекла к кроссовку, согревая ляжку.
- Да ладно тебе, Афиг, на пацана наезжать, - худое лицо славянской национальности с татуированными перстнями на пальцах, приобняло Вову за плечи, как курица птенца, бережно защищая его от агрессии внешнего мира.
- Тебя как зовут, братэлла?
- Вова, - ответил Вова.
- О-о-о, тёзка значит, - доброй улыбкой с жёлтыми металлическими зубами осветилось худое лицо славянской национальности, указывая на толстое лицо славянской национальности, увлечённо уничтожавшее шашлык, - тут такое дело, братэлла, надо брату моему помочь, плохо ему…
Толстое лицо проглотило кусок, вытерло жирный рот тыльной стороной ладони,  душевно отрыгнуло и, соглашаясь с худым, сказало, - Ага…
- Он полярник… два дня как на большую землю вернулся… восемь лет женщин не видел… представь, восемь лет на льдине… жена, понятно, не дождалась, сука… бабы, они же твари - пиздец… ну ты то не мальчик, понимаешь… ему бы с девушкой пообщаться, стресс снять… ты не подумай плохого… культурно…
- Ага, - подтвердил полярник, ещё раз отрыгнул, засунул в рот зубочистку и улыбнулся какой-то двусмысленной улыбочкой, - гы-ы.
- А чем я могу помочь то?
- Да ты то ничем, ты его с девушкой своей познакомь, это твоя девушка?
- Н-м-моя
- Ну так веди её сюда, джигит, - улыбнулось лицо кавказской национальности.
- Только вы обещаете, что культурно?…
Компания затихла, потеряв дар речи от наглости клиента.
- Слышь ты, чёрт, ты выёбываться здесь будешь, мы тебя-а-а сейчас в жопу выебем и закопаем, - тоном, свидетельствующим об исполнении обещанного без всяких аллегорий, прошипел полярник, страшно выкатив глаза, - бегом, бля…
Согревая ляжку Вовы, к кроссовку потекла ещё одна струя более густой консистенции, и он засеменил к Маше.

- Маш, пойдем, там помощь твоя нужна, - Вова не мог поднять на Машу глаза.
- А что там? – успокоилась, всё это время переживавшая за Вову, Маша.
- Ну надо, пойдём…

- Да что ей то будет, ну отсосёт у них по очереди, ну трахнут, да и опустят, а меня ведь убить могли, - думал Вова, прячась за повалившимся деревом, после того, как «незаметно» ушёл, оставив Машу, и обежал весёлый пикник с другой стороны. Подкрадываться ближе было страшно, поэтому слышно было не всё.
После недолгой беседы Маша встала, и Вова услышал сказанную ей, но непонятную ему фразу – Я любовь на медяки не размениваю.
Полярник удержал её, схватив за руку, и сказал что-то, что Вова не расслышал. Маша попыталась ударить его ладонью по лицу, но её вторую руку перехватил худой…

- Парни, вы девочку отпустите… пожалуйста, - Вова увидел дворника, спугнувшего его с Машей из избушки на курьих ножках.
Небритый, в старом камуфляже он стоял с метлой в руке и спокойно улыбался.
- Эй, ТЫ чо за пугало? Да я маму твою ебал, бля… – развернулось к нему лицо кавказской национальности.
- Я не пугало, я дворник, я здесь грязь убираю, - услышал Вова. Дальше было что-то про маму, но этого он не разобрал…