Нет. Дураком его не назовёшь. Тогда пол страны пришлось бы именовать идентично, а этого быть не может. Фрейд очень рано появился в его жизни: он мерился письками с девочками детсаду и почти всегда выигрывал. Затем школа, там одноклассники шутили над ним, да и имя Митрофан способствовало этому.
Его часто пропускали сквозь стену в раздевалке на физре. Это когда кто-нибудь встаёт на два стула сразу, снимает штаны, а нашего героя двое разгоняют, взяв за руки и бьют носом о жопу реципиента, причём от силы удара, искуственно получающий импульс, как подскальзывается на льду и пролетает ногами вперёд. Много же жоп повидал его нос. Ему было смешно менее остальных.
Затем училище. Там он втюрился по нос в канапатую повариху со столовки. Она трахалась со сторожем. Это проткнуло его тончайше сложенную душу. Он пытался покончить с собой: наглатался таблеток и лёг в ванну. Не сдохну от передоза, так утону – мелькало в его уже помутнёном сознании. Таблетки оказались хорошим слабительным. И вскоре ванна стала каштанового цвета. Долго же пришлось ему сливать воду и выветривать ванну. Даже его добрый дедушка из деревни после этого случая стал называть внука говнюком. Смеялись все. Он менее остальных.
Но потом все карты легли в его дрожащие руки(пил он алкоголь с 11 лет). Он нашёл себя в этой жизни. Талантам нужно помогать – не его случай. Сам пророс. Он закончил консерваторию; и пусть инструмент его лишь треугольник, но что он может на нём! И дым над водой и всё что угодно! Приезжал как-то один итальянец. Хвалил его неимоверно. Потом оказалось, что он известный человек. Это из его старого дома вырвали кирпич, которым пиздили Берлускони. Правда он оказался почти глухим, но это мало кого ебало.
Ошеломлённый успехом, Митрофанушко увлёкся алфавитом, до 25 лет он им не интересовался; надобность отсутствовала. И вот он научился составлять из букв слова, которые, впоследствии, слились в предложения. Предложения были наитупейшими, но близкие боялись вызвать в юноше очередную пробу суецида, семейный психотерапевт не рекомендовал обращать внимания на увлечения парня. Лишь один добрый дед, улыбаясь продолжал называть внука говнюком.
Эти предложения и влезли потом в тексты песен группы. Группы перевернувшей умы целого поколения, поколения белых лабораторных крыс. Скольких их захуярили песнями этими даже на средней громкости. Мелодии песен создавали резонанс, благоприятно способствовавший развитию раковых опухолей головного мозга.
Как известно, творчество в своей основе имеет проблему, неудовлетворённость. Именно это послужило толчком к созданию главного хита нашего кумира. Как-то Митрофан вёз на своём автомобиле Ваз 2102(1976 года и без задних сидений) коробки с под бананов, забитые синенькими. Ехал он себе, никого не трогал, и тут его начал обгонять-подрезать старенький внедорожничек. Колодки были не в пизду уже, короче на одном из светофоров он слегка стукнул Чероки 1994 года.
Оттуда вышли 2 злых парня. И 2 очень злых. Тогда он понял, что автомобиль не только средство передвижения. Сначала он думал, что произойдёт диффузия подошв тех господ с егоными скулами. Это то, что можно описать. После неописуемо отвратного акта, произошедшего с нашим героем; гаишник писал протокол: брезговал, но смеялся над торчащим из жопы найденного автолюбителя баклажаном. Лишь приехавший стажёр скорой осмелился потеребить незажившие раны натерпевшегося потерпевшего.
Лукерья! Ничего смешного нет в имени девушки давно переселившихся в леса приднепровья амишей. С юности в ней проявились таланты экстрасенса: она с большой точностью предсказывала беременности. Правда только свои, да и то только когда была не настолько пьяна, чтобы заметить, что очередной прощелыга не успел достать и брызнуть ей на пузо. Талант небольшой. Да. Но за неимением талантов у других – соседи её хвалили.
Родители её очень любили. Оно и ясно: 18-я дочь в семье. Когда ей надоело доить соседских гусей, пасти берёзы и мыть поля, она взяла лучшие колготки сестры(та их и год не проносила), набила их цыбулею и направилась к прогрессу и вечной нирване(хотела устроиться собирать подголовники для ЗАЗ Сенс).
Исчезновение любимой дочери заметили почти сразу, через 23 дня, когда пришла её очередь вытаскивать вёдрами из сортира “коричневое залото” как называли домовые общечеловеческий кал и разливать его по палисаднику. Долго по ней грустили. Зажарили 20 петухов, потом вспомнили, что каждый день столько съедали – да и забыли о ней.
В то время, отделившаяся ячейка отдельной ячейки общества начала постигать “внешность”. Тот далёкий мир, о котором она мечтала, когда перетирала свою цепь махровым полотенцем. Лук был злой, зато его было очень много. Он ей явно показывал, что жизнь будет горькою и слёзною.
Добред до ближайшей деревни и увидев в окне телевизор, в котором транслировалась песня “Арлекино” Аллы Борисовны, Лукерья воскликнула: “Ну да чего пиздата!” Как узнала? Ведь та там в лохмотьях до пят. Экстрасенс, хуле. В доме жил один доживавший учитель музыки. Флейте учил. Так она так оттрубила на его флейте, что он незамедлительно взял её к себе, учить и на инструменте. Она подняла старику...не дух, но более.
На это она горазда была, дома ей попадались и тромбоны. Так она и задержалась бы в деревне, позабыв о заоблачных подголовниках. Да случай помог. Митрофанушко привёз в деревню баклажан. В городе знали откуда он их достал и у него отказались закупаться даже в кабаки. Особой выгоды ждать не приходилось: лишь бы окупить 76-й и трёхгодовалую резину на прокоррозившихся дисках, купленную на птичьем рынке.
Лукерьюшка в момент его прибытия была в клубе, там она подыгрывала на флейтах комбанёров, пенсия деда Игната не так велика, а зерно в деревне самая ходовая валюта. Может для Лубянки ведро ячменя и не круто, а в Архиповке – курочек неделю кормить!
Митрофан, сдав баклажаны в гламурное сельпо, заподозрил себя в том, что может задристать почти новые велюровые чехлы своей Аграфены(так он звал свою машинку, по имени той поварихи). Выяснив, что с холодного лета 53-го единственный туалет на гумне находился лишь в клубе, он помчался за удачей. Даже 4 передача, не работавшая на этой машине никогда, на этот раз включилась, даже почти без хруста. Переехав по пути десятки гусей и индоуток, герой наш добрался до заветного рая.
Но, ебучие колодки (до колодок ли ему было?) подвели во второй раз: он протаранил сартир. Было много шума и дерьма. Если бы был такой фильм, то можно было бы созерцать(любимое слово Кафки) следующее: Лукерьюшка, объевшись дормовых молосольных огурцов и козьей сметаны, почувствовала примерно тот же недуг. Который почти мгновенно начал угнетать её личность, всею ея.
Выбегая во двор (а где ещё мог находиться туалет) она уже пердела как фондовская кобыла. Если бы этот фильм снял какой из прогрессивных режиссёров, нашим взорам предстала бы картинка, как герои наши в разных местах усираются в одно время: Митрофан в машине. Лукерья на бегу, возможно звукорежиссёр сделал бы эффект с пердежом, наложив их друг на друга или сделав симфонию поочерёдности. И вот они поочереди на экране, а в кульминацию(за несколько секунд до столкновения) экран разделяется надвое и с одной стороны понос Лукерьи бьёт струёй в дыру, с другой летящая “двойка” со звуком разрывающегося двигателя.
И вот момент столкновения. Экран соединяется в один(и 3D в хуй не втарахтело): Лукерья от удара залетает брюхом на капот, продолжая безбожно испражняться. Картина шумная, но техничная: Лукя дрыщет, Митро дрыщет. Причём начал он ещё только отъехав от магазина, а ехать продолжал, потому как 4 передача заела. Кино закончилось.
Благо бензин кончился вовремя и машина остановилась всего в 3 киллометрах от села, в поле кукурузы. Лукерье, пока ехали, чуть не забилось пару початков в очко, спас только напор. Уксус может и сладок нахаляву, да огурцы со сметаною бродят и по безналу. Что делать? Благо рядом фермер; купил у него бензин втридорого. Повёз он нашу практически девицу в село, думал в больнице оставить. Из лекарств – лишь утки. Бинты пошли на процеживание браги, зелёнка на комариные укусы, другого ничего отродясь и не было.
Пришлось везти в город. Денег не осталось совсем. Пока Митрофанушко ехал, напевал какую-то турецкую песню, которую слышал в исполнении молдованина, который в свою очередь думал, что она на французском. Получалось ужасно, даже гнусно, но Лукерье понравилось. Она уверилась в талантливости спасителя, может даже обстановка повлияла. Романтичное ей было не чуждо: задристанное водительское сидение, капот, лампасы адиков и острые носы туфель Митрохи, вся спина Лукерьи: от галош до платка и невидимок под ним. Сзади вместо сидений валялись колёса и пакет с ломом из хрома. Она осознала, что жизнь её – это не только беспрерывный конвеер флейт-завода. У неё есть здесь вполне оправдываемое предназначение.
В принципе и боли то у потерпевшей не было, просто её рвало к прогрессу, гламуру и нанотехнологиям. Прочь! Прочь из этой глуши! Да.