Лес, затаясь, греется на закате.
Утиная пара ахнула и скрылась в потревоженном камыше. Пропуская болотистую низинку, в затылок друг другу бегут на юг семеро. Замыкающий, низкорослый и щуплый, хрипло выкрикивает в духе сержанта американской армии:
– Ра-ды ты, и я, и он!
– Ра-ды ты, и я, и он! – выплёвывают пересохшие рты…
– С на-ми царь Иро-ди-он!
– С на-ми царь Иро-ди-он!!  – давится словами говорящая гусеница…
– На черта нам радио?
– На черта нам радио?! 
– С на-ми царь Иро-ди-он!
– С на-ми царь Иро-ди-он!!
И некому спросить: вы это всерьёз?..

Чьи-то руки подхватили и втащили его.
Принятый в кузов, он сполз на дно, уткнулся лицом в осклизлую фуфайку с торчащими ватными клочьями, пропахшую рыбой и лесом (русалками пахнет, съязвил он про себя). Думать ни о чём не хотелось, вытолкнуть бы из себя прошлые два-три дня… Он перевернулся на спину, охнул, когда машина грянулась в очередную колдобину, и вновь затих, уставясь в брюхо неподвижному облаку. В кузове сидели семеро, изредка поглядывая на избитого в кровь незнакомца. Семеро невинных душ, ухмыльнулся он и еле сдержал стон в томящихся рёбрах.
Главное, ни к кому не поворачиваться спиной…
– Откудова? Чей ты? Что позабыл на Шидловской гати? – нехотя спросил здоровенный, заросший чёрным волосом малый по имени Пётр – стоило бы, подумал он, потихоньку приглядеться, прикидывать, запоминать попутчиков… но что ответить? Бродяга пожевал губами, задвигав брызгами рыжеватой щетины. Дрогнули фельдфебельские складки на лбу, предварявшем сизый, скверно выбритый череп. Не говорить же им всё, как есть!
Ловко ему, поленом-то по затылку… но и молчать нельзя.
– Мотоциклист сбил.
Разноголосо поохали рыбаки, матерясь, ославили лихачей на колёсах...
– Звать-то то как? – поинтересовался Иван, белобрысый и юный, с нежной линией подбородка.
– Зовите… ну, скажем, Зингер! – отозвался бродяга.
– Еврей, что ли? – ехидно спросил Пётр.
– Скорее, датчанин.
– Кто ж тебе наклал-то, датчанин? Тень отца Хамлета? – съёрничал хромоногий Матвей, лысоватый, недоверчиво-вкрадчивый.
– Не дерзи, плешивый: на затылке волос не будет…

Машина, урча и содрогаясь, вьехала на берег Плещеева озера.
Пахло травой и вечерней тиной. Рыбаки, горланя, ссыпались с кузова, заскрипели тяжкими броднями по песку. Он тоже вылез и, пошатываясь, двинулся следом за остальными. Надо бы поесть, а рыбаки непременно накормят… Тропинка от песчаного тракта змеилась к лодкам, минуя стоявшую неподалёку рыбачью избушку с навесом, под которым стоял длинный стол, а вдоль него вялилась подвешенная на капроновых шнурах разномастная некрупная рыба.
– Заведеевы! За авансом зайдите, я через полчаса уезжаю,  – долетел от домика звонкий голос. 
Обернувшись, бродяга заметил вышедшую к ним симпатичную молодую женщину, босиком и в невнятном платье.
– Маша, а поужинать с нами? – искательно спросил Сёма-Золото.
Был Сёма-Золото грязноват и скользок, словно минога.
Весь в наколках, весел и женолюбив...
– Оставайтесь, будет интересно, – неожиданно для себя поддержал бродяга.
Рыбаки примолкли, переглянулись.
Молодица, чуть улыбнувшись, глянула на него, кивнула коротко: так и быть!
Жертва необходима, вспомнил он и похвалил себя за находчивость.

После сказочного ужина на свежем воздухе рыбаки, лениво перебрасываясь репликами, курили за крепко сбитым столом. Маша выжидательно поглядывала то на бродягу, то на грузовик.
Пора, решил он и поднялся, стряхивая крошки с груди.
– Попрошу внимания! У меня новости, – веско провозгласил умытый, сытый бродяга.
Подошёл к Марии и единственным, хорошо поставленным ударом локтя молча отписал её в Книгу Мёртвых, разгромив шейные позвонки. Маша съехала на утоптанный пол, кося в Зингера налитым, сумасшедшим глазом.
Ноги её задёргались, и всё умолкло. Рыбаки замерли.
Первым придя в себя, Пётр вскочил, подавленный злобой, горем, недоумением…
Крадучись подойдя к нему, Зингер ловко ткнул Петра сложенной щепотью в солнечное сплетение. Рыбак ахнул, скрючился, задыхаясь, и тогда Зингер ловко, точным мазком расквасил губы и нос. Кровь медленно потекла к подбородку, на пересохших губах Петра показались белые бантики пены… Пинком под коленку Зингер подсёк его, и Пётр вернулся на лавку. Сидевший рядом Иван, упираясь руками в стол, тоже попытался вскочить, но Зингер всем свои весом улёгся ему на плечи и прошипел на ухо:
– Сиди! Девственности лишу… но мужчиной уже не станешь!

Обомлев, Иван попытался ударить Зингера, однако, получив тычок в нервный узел, куда-то за ухо, сжал голову руками и уткнулся лицом в столешницу. Кажется невероятным, но все семеро, сидевшие за столом, почти мгновенно получили от Зингера по действенному, точному внушению в болевые центры и, поддавшись страху, утратили на время способность сопротивляться.
Выждав паузу, Зингер заговорил:
– Всякая тварь да обретает Деспота! Аз есмь царевич Иродион из рода древнего Ирода. Предки мои бежали от неправедного тирана и поколениями блуждали в песках, вслед за сгинувшим коленом Израилевым. Наконец, беглецов укрыло племя агарян, и ваши нынешние цыгане – потомки прежних зороастрийцев… слушайте же правду мою! Нет во Вселенной боле ни души, ни тела, есть только воля и дух Правителя! Говорю вам, настало царство Иродионово, и вы, пята нового мира, последуете за мной. Вознесу смиренных, послушных воле моей! Низведу заблудших, нагота их бесстыдна.
– Цыгане, мля… дра-дану-дану-данай, дра-дану-данай! – прохрипел ошеломлённый Сёма-Золото.
В ответ Зингер оглушил его резким ударом в зубы.
– Вот ведь дурдом на выезде! – проворчал Матвей и тут же вскрикнул от укола зингеровским пальцем в болевой центр.
– Да на хрена он сдался, палач? Даже водку не пьём, дури своей хватает… – промычал, морщась от боли, раздавленный стыдом своих слёз Пётр.
– Вы понесёте правду… вы строите Царство Божие! – Зингер перевёл дыхание, оглядывая растерянную паству.
Снова надо бить по рукам, вот-вот кинутся стаей, как волки… и вновь серия вскриков, протестов, тычков и боли.
Утомившись от наставлений, Зингер воздел к небу руки и заревел во весь голос нечто, похожее на древний военный зов. Рыбаки ошеломлённо слушали его, потирая больные места. Что-тоашевелилось в ответ в покалеченных телах, забытых душах. И долго, долго ещё Зингер то вещал им о неизбежности нового царствования, то оглушал старинным военным рёвом… Они зарыли Машу на берегу. Убрались котомками с едой на три дня.
Выстроив их гуськом и тронувшись на юг, к райцентру, Зингер приказал адептам петь на ходу, выкрикивая речёвку, сохраняя дыхание…
Мы не созидаем Вселенную. Мы создаём лишь новых богов.