На сверкающем пляже Шарм-эль-Шейхского рая,
Где мурены резвятся в прибрежной волне,
Где погибла фашистка одна пожилая,
От акульих зубов в роковом декабре,

Где арабы холодную воду разносят,
Жарят лобстеров, варят морских черепах,
Загорая под майским египетским солнцем
Возлежал на шезлонге один Машиах.

Длинный нос его – знак машиахской породы,
Был повернут на запад, аккурат на закат.
В тот момент ежедневное чудо природы
Фоном было для стайки резвящихся баб.

В целом, был он доволен — прохладное пиво,
Девки, солнце и море, диарея прошла.
Скоро ужин обильный, все здоровы и живы
Не летают ракеты палестинских лошар.

Ночью сунет вон той, а затем вставит этой,
Свой обрезанный жезл. А потом отдохнёт.
А закончивши отпуск, к военным секретам
Как к грудям Магдалины обратно прильнет.

Машиах из Моссада – был мессией, что надо,
Да и как же иначе в наш век перемен.
Чуть не так, и какой-нибудь новый бен-Ладен
Оторвёт ведь к шайтанам божественный член.

А божественный член – это штука с секретом
И сохранность его – это высшая цель.
Тридцать лет и три года исполнится летом,
И тогда расцветет Машиаха постель.

Превратится тогда она в кузницу кадров,
И взрастут машиата на радость стране.
А пока разминать жезл нефритовый надо
И египетский берег подходит вполне.

«А потом машиата заселят планету,
Будет царство свободы, любви и добра,
Правда вряд ли арабам достанет билетов» —
Размышлял он неспешно. Прибывала вода.

…

На сверкающем пляже Шарм-эль-Шейхского рая,
Где мурены резвятся в прибрежных волнах,
Приближалась к концу наша эра земная,
Улыбался обычный такой Машиах.

(с) Себастьян Ферейро