В девять или десять я научился сосаться. В четырнадцать я потрахался с самой красивой девушкой в санатории (не я так решил – она заняло первое место на конкурсе красоты). В пятнадцать за мной стайками ходили бабы: я красился, был худ, жилист, тренирован – подтянуться двадцать раз или стать на одну руку у меня не вызывало  никаких проблем. В том же году я узнал, что такое компьютерная игра по сети. WarCraft TFT. В общем, был я нормальным малолетним хуйланом, который веселился как мог, не смотря ни на что.
В те же пятнадцать, но уже осенью, вечером, часов наверное семь было, ко мне в комнату зашла мама. Я сидел, играл во все тот же WarCraft – участвовал в чемпионате (кто играл в battle.net, тот знает), мама сказала:
– Отвлекись на секунду.
– Мама отстань, я занят. Позже! – очень зло выкрикнул я – противник играл в разы лучше.
– Я простою боюсь, что если так будет продолжаться, ты не поступишь в институт. – Сказала и ушла.
Я доиграл партию, выключил игру, зашел в зал, к маме. И сказал ей:
– Ты меня плохо знаешь. Поступлю.
– В том-то и дело, что хорошо, – грустно ответила она.
– Ничего ты не знаешь! – завелся я. – Вы еще все увидите! – не знаю почему, но меня разбирала страшная злость.
Мама ничего не ответила.
С  того самого момента у меня в голове как будто что-то замкнуло – я жутко испугался – мама никогда не говорит попусту.
Я удалил с компьютера все игры. В ближайший месяц я потерял всех «друзей» – никому не нужен был человек, который не хочет выйти вечером погулять, а сидит учит математику. У меня исчезла девушка – а через пять лет я начну их бояться, не зная, о чем с ними можно поговорить.  У меня пропала вся старая жизнь – я начинал учиться.
В семнадцать у меня к чертям упало зрение – я ночами сидел и решал задачи, учил физику – мне было жутко, и одновременно меня страшно ломало, мне хотелось играть по интернету, мне хотелось идти на улицу, знакомится с девушками, а потом трахаться с ними, мне хотелось продолжать заниматься брейк-дансом. Но меня ни на секунду не оставлял страх. Я знал, что могу не поступить, а если так то…
В одиннадцатом классе у меня поднялись оценки с шестерок до десяток. Школьная физика стала простой, словно кирпич. Математика превратилась во что-то совсем уж детское и занимательное. Нет, интересны они мне по-прежнему не были – я просто их понимал и уважал людей, которые в них разбираются. Потом пришло лето, выпускной. Золотой медали не вышло – по географии поставили семь. Учительница, сука, до сих пор ее ненавижу – обиделась на правду, видите ли, сказал ей не то, что она привыкла слышать.
В классе у меня за спиной шептались, что я подлиза и сильно хитрожопый – в школу хожу редко и, тем не менее, оценки выше чем у всего класса. «А в школу он не ходит, что у него мамка врач, она ему справки рисует».
Мне казалось глупым объяснять одноклассникам, да они и не стали бы слушать и не поверили бы, что постоянные простуды меня порядком достали. А дома, во время болезней я сижу и учу, как сука, не смотря ни на что. У многих была скрытая ненависть – до драк не доходило – сам я не люблю это дело. Вообще это никак не люблю – первым никогда почти не начинал, даже если знал, что человек у меня за спиной говорит дрянь. Тогда я не понимал, почему меня не трогают – многих в нашей школе били просто так – ни за что. Несколько лет назад, уже в институте, мой друг, одноклассник, сказал, что я сильно здоровый, что бы ко мне лезть. Я посмеялся и забыл об этом. Потом тоже самое мне начали говорить и другие знакомые – я все не верил. Даже сейчас с трудом вериться.
В одиннадцатом классе у лучшего друга находят рак. Я понимаю, что это пиздец.  Саркома – врачи дают ему три месяца, его кладут в детский онкологический центр. Я езжу к нему по несколько раз в неделю, говорю какие-то ненужные слова, он кивает, даже улыбается. Мне жутко от того, что ему нельзя ходить, что у него постоянно подключены капельницы, он лыс, у него чернеют от химии зубы. В апреле ему отрезают половину левой ноги, вместе с коленом, и вставляют вместо нее титановый протез, заворачивая его в мышцы, сосуды и зашивая сверху кожей. Операция длится одиннадцать часов. За одиннадцать часов его отец стареет на пятнадцать лет и покрывается сединой. Это происходит на моих глазах – я сижу рядом с ним.
В пять вечера выходит хирург, говорит, что все прошло удачно. У отца друга трясутся руки, голос дрожит. Я захожу в реанимацию, вижу друга – у того несколько дырок в теле: напрямую из живота, вроде бы из почек, идет трубка к аппарату, фильтрующему кровь. Еще один катетер высасывает мочу – как он мне потом рассказал, трубка была вставлена прямо в головку члена. Он лежит и бредит. Я стою рядом, почти ничего не говорю. Я как будто сам в бреду. Через пять минут меня выгоняет сестра со словами: «вам тут нельзя быть». Ухожу. На душе паскудно.
На следующий день в школе один из одноклассников что-то сказал про друга. Не помню уже что – какаю-то дрянь в духе «так ему, еблану, и надо – правильно, что я на его лекарства деньги не сдавал». В этот момент я стоял в дверях класса, он сидел спиной ко мне. А вот дальше точно не помню – я подошел, будто в тумане, и, что было силы, ударил ему ногой в спину, затем кулаком прямо в макушку. Вроде бы кричал «поднимайся, сука!» – он лежал ничком, а я еще раз, вкладывая в удар всю кипящую во мне ненависть вмазал ему в позвоночник. «Вставай, сука!» орал я. Все замерли, смотря на меня.
Он поднялся, кинулся ко мне – а я схватил его шею рукой, между кистью и локтем, и начал рывками тянуть на себя. Он тоже схватил меня. Раздался хруст – то ли моих, то ли его позвонков – не знаю. Я только тупо хрипел: «еще? Еще, сука?».
Я бы его убил, клянусь богом, убил бы. Но нас растянули. Не одноклассники. Нет. Кто-то проходил мимо кабинета и увидел эту сцену.
Затем были экзамены, тестирование. Я подал заявление в самый сложный институт страны. Родители были в ужасе, отговаривая меня от этой затеи – говорили, что я могу не пройти, говорили, что у меня расплавятся мозги. Что в этот институт идут только ненормальные или сильно умные. Друг тоже подал заявление туда – врачи ошиблись, он остался жить. Шрама на ноге у него уже почти не было видно – он даже ходит, как здоровый.
В день, когда зачисляли, родители стояли в зале института перед экраном, на котором показывалось, сколько и куда проходной балл. Стояли, дрожали и боялись за меня. Я же даже не зашел в здание института – лежал в машине и спал – я знал, что пройду. Просто знал.
Я прошел.

Можно писать, как нас ебали в универе, как в конце второго курса я понял, что специальность не моя, и как решил сдать двадцать экзаменов за два летних месяца, для перевода на другой факультет. Можно писать, как я сидел и учил, как я ходил по преподавателям, говорил с ними – долго говорил, и как они верили мне и ставили экзамены, необходимы для перевода, просто так.  Пять экзаменов удалось не сдавать. Пятнадцать остались за мной – когда я к ним готовился, думал сдохну от перенапряжения.
Можно писать, как меня обещали убить и как это почти произошло. Можно многое написать.
Вообще к чему это все. За последние пять лет я так замотался, что у меня не было времени на личную жизнь. Я почти не трахался за пять лет. Последний раз на тот новый год, и то, имени даже не помню – только сиськи. Большие, кстати, третий размер точно.
И вот сейчас, оборачиваясь назад, думаю, стоило ли оно все того – я проебал пять самых веселых лет жизни.
Все это время мне хотелось быть весельчаком, беззаботно относящимся к жизни. Но получалось быть только программистом. Серьезным.
П.С. И да, друг еще жив. Присматриваю за ним, хотя это его, наверное, бесит – он мне как младший брат.