Пожилой мужчина в темном бушлате перевернул кусок мяса, что жарился на импровизированном, в два кирпича, мангале. Крыса оказалась довольно большой, особенно аппетитно выглядел хвост, уже покрытый хрустящей корочкой. За процессом следил паренёк в грязной синей спецовке. Он ещё не совсем привык к особенностям профессии, и подобные трапезы были для него в диковинку, по крайней мере, о них ни слова не говорилось на том ускоренном курсе, который он закончил с отличием.

  - А что, Петрович, - нарочито развязно спросил он. – Давно в сантехниках ходишь?
  - Так, почитай, лет сорок уже, - ответил тот и вновь перевернул крысу. – Всякого насмотрелся: развесил не один километр труб и не одну тысячу  радиаторов, а в лёгких, думаю, никак не меньше мешка цемента.  И побывал в каждом  тоннеле, даже там, где дерьма примерно по пояс и кто-то плавает в нём, огромный и скользкий. Работать там было очень страшно, особенно когда кто-то в темноте осторожно кусал за ноги…  Сорок лет уже  так работаю, целая жизнь, прикинь… 

  - Наверх-то не тянет?
  - А чего я там не видел? Тут тепло, жратва под ногами бегает… А курево с батарейками диспетчер прямо в люк сбрасывает. Красота! 
  - Не жалеешь, значит?
  - И ты не жалей.  Время сейчас такое - каждый должен заниматься своим делом. Кухней - специально обученная кухарка, государством - специально обученный  политик, спасением мира - специально изготовленный терминатор.  А если кого говном топит, тот должен без паники обратиться к диспетчеру. Тот оформит заявку, и дальше уже наша работа…

  Высказавшись, Петрович замолчал. Потыкал кончиком ножа, крякнул:
  - Готово!

  Умело разделил тушку на две части. Один кусок насадил на собственный нож, второй протянул товарищу. Паренёк осторожно понюхал свою порцию.

  - Ешь, не сомневайся, - ухмыльнулся Петрович. – Крыса – правильное животное. Ни капли жира, одни мускулы. Это потому что бегает всё время, типа как мы с тобой. И никакая её зараза не берёт…  Дай-ка мне фляжку.

  Паренёк порылся в рабочей сумке,  нашёл потёртую флягу. Петрович открутил крышку, сделал глоток, поморщился, впился крепкими жёлтыми зубами в отлично  прожаренное мясо. 

  - А что там, во фляжке?
  - Спирт. Неразбавленный.
  - А можно мне?
  - Нет, - отрезал  Петрович. – Поешь лучше.
  - Не хочу, - отказался паренёк и полез за папиросами.

  В тоннеле повисли тяжёлые клубы табачного дыма. Петрович доел свой кусок, вытер рот рукавом и ещё раз глотнул из фляги. Затем сложил скарб в сумку, вскинул её на плечо.

  Буркнул пареньку:
  - Пойдём…

  Тот послушно затоптал окурок. Петрович  быстро шагал по тоннелю, зорко поглядывая по сторонам. Неожиданно остановился, прижал ладонь к нагретому металлу.  Несколько секунд подумал, затем также неожиданно пошёл дальше.  Паренёк наблюдал за действиями своего наставника с благоговением – так художник-любитель смотрит на работу профессионального пейзажиста.   

  В кармане бушлата пискнул сигнал вызова. Петрович на ходу  вытащил радиостанцию:
  - Слушаю!
  - Проверьте четвертый сектор, - ответил женский голос. – Там утечка.
  - Хорошо, - ответил сантехник и убрал рацию обратно.
  - Никогда не видел диспетчера…  - вздохнул паренёк. -  А ты видел? 
  - Угу.
  - И какая она?
  - Баба как баба!  И вообще, хорош болтать, дай  лучше карту…

  Паренёк  отыскал в сумке  карту, протянул Петровичу. Тот бережно развернул её, скомандовал:
  - Посвети!

  Жёлтый круг фонаря уткнулся в  разлинованный голубоватыми линиями лист. Прокуренный палец  уверенно ткнул в одну точку.
  - Здесь!

  Парень только помотал головой: он абсолютно ничего не понял в расчерченных хитросплетениях.  Но для бригадира сантехников тайн не было.
  - Идем…  - буркнул он и  уверенно шагнул в темноту. 

  Молодой человек неохотно последовал за своим шефом в страшную неизвестность, напичканную тоннелями, лестницами и переходами.  И чем дальше они продвигались в подземелье,  тем больше парень понимал маршрут, которым они следовали.  Он, как говорят следопыты, вдруг начал «читать местность». Всё-таки  память у него была великолепная, запомнил, наверное… 

  Добрались до точки. Из трубы хлестал ледяной гейзер.  Огромный квадратный резервуар распределительной камеры быстро наполнялся водой. И по диаметру трубы было ясно, что скоро вода хлынет уже через край, прямо в тоннели.  Петрович пощёлкал клавишей радиостанции - сигнал отсутствовал, металлический контур резервуара глушил всё. 

  - Сваливать надо, Петрович! – стараясь перекричать шум воды, проорал паренёк. – Скоро затопит тут всё! Наверх нужно выбираться!
  - Нельзя! Ниже нашего уровня целая бригада работает, человек двадцать. Если вода туда уйдёт, все потонут!
  - Но если мы не уйдем,  нам конец!
  Петрович на мгновение замер, что-то обдумывая. Резким движением сорвал с бушлата рацию, протянул напарнику:
  - Уходи!
  - Как?
  - Так… Закрою люк изнутри. Пару часов у тебя тогда точно будет. И у тех двадцати тоже.
  - Но ты  погибнешь!
  - Сынок, на пенсию у нас просто так не уходят… Беги!

  Он махнул рукой и бросился  вниз, где воды было уже по колено. С третьей попытки ему удалось  закрыть люк – здоровенную железную дверь с насмерть проржавевшими шарнирами. Потом принялся искать вентиль, которым можно перекрыть воду. Он смутно помнил: где-то тут, на уровне пола должен быть этот проклятый вентиль.  Найти его, и тогда не придётся умирать. Но в глубине души он сильно сомневался, стоит ли ему жить дальше.  В самом деле, зачем? За эти двадцать лет он и так сделал всё, что от него требовалось…

  Минутная слабость прошла. Размашисто загребая ногами,  он побрёл в угол, где, по его расчётам, и должен находиться вентиль. Пришлось сделать несколько кругов, прежде чем под подошвой кирзача оказалось что-то выступающее. Нагнулся, макнул щёку в противную ледяную воду, пощупал: точно ведь, тот  самый вентиль.

  Но чтобы ухватиться за него, пришлось глубоко вдохнуть, задержать дыхание и погрузиться с головой. Срывая кожу с ладоней, изо всех сил потянул ржавый металлический круг против часовой стрелки.  Но вентиль не поддавался, прикипев к трубам ржавчиной.  Когда запас кислорода иссяк, Петрович вынырнул, жадно глотнул и сразу обратно – в ледяную ржавую мглу. Вода быстро прибывала и уже дошла до груди.  Теперь приходилось не просто опускаться на дно резервуара, а нырять. И раз за разом делать это было всё труднее…

  А где-то наверху уже шла аварийная суета: шмыгали спасатели, из колодцев лезли сантехники, радиоэфир заполнил взволнованный голос:  «Диспетчер! Диспетчер! Докладывает  инспектор по кадрам.  Спешу сообщить, что наш старейший сантехник только что убыл на пенсию.  Разумеется, с почётом, поскольку у него был тот самый, последний люк… Событие нужно срочно отразить на корпоративном сайте!»

  Тем временем Петрович достал из сапога длинную отвёртку, попробовал воспользоваться ею как рычагом. Изо всех сил нажал, с неописуемым удовольствием чувствуя, как  распроклятый вентиль поддаётся его усилиям. И в этот миг ржавую воду будто застлало туманом, а сам кран в руке превратился в телефонную трубку. Открыв глаза, он увидел, как его ноги упираются в ореховый письменный стол.

  …Иван Петрович Голубцов, глава управляющей компании «Жильё моё», действительно находился за собственным столом. Рядом с креслом стоял его заместитель, не решаясь заговорить. В кабинет гнал усыпляющую волну воздуха кондиционер.

  - Кхм! Башкиров! – моргая, сказал Иван Петрович. – Я, кажется, уснул.  Видел любопытнейший сон. Будто наши сантехники живут прямо в тоннелях канализации, жрут  натурально крыс,  думают только о своей работе, спят в обнимку с ремкомплектом,  а в тех редких минутах отдыха, которые у них случаются, курят папиросы «Беломор», и крохотные точки огоньков скупо освещают  уставшие лица.  А сам я  стою по горло в воде…  В чём дело, Башкиров?

  - В приёмной ждёт наш самый старый сотрудник, Блинов Пётр Иванович.  Единственный, у которого в контракте прописано стократное выходное пособие. Помните, в то время была нешуточная проблема с профессиональными кадрами…

  - И что?
  - Пётр Иванович хочет выйти на пенсию. По возрасту, говорит, пора. Устал.
  - А в контракте стократное пособие? Ты что, Башкиров? Разорить меня хочешь?

  - Простите, - сказал тот, волнуясь. -  Но он действительно очень неважно себя чувствует: давление скачет, сердце ломит. Если Пётр Иванович будет продолжать работать, то умрёт прямо на рабочем месте…

  Лицо Голубцова мгновенно изменилось - теперь оно  выражало  холодную  жестокость  и неумолимую алчность.
  - Пусть идет в тоннель, - сказал он. - На пенсию у нас просто так не уходят.