Случилось это довольно давно, в последние годы агонии могущественной некогда державы. Время Брежнева истекало, и нелепой государственно-политической конструкции достаточно было лишь лёгкого поджопника, чтобы рассыпаться под жизнеутверждающий аккомпанемент притянутых за уши лозунгов. И оставить после себя злобную свору рычащих друг на друга недоделков, зачастую ещё более уродливых и неполноценных, чем сам монстр, их породивший.
Я заканчивал второй курс МИФИ, Ху-ху учился, а скорее, числился в одном из московских техникумов. Сейчас я уже и не вспомню, как к Юрке прилипла его странноватая, на французский манер кликуха. То ли он так смеялся, то ли реагировал на любое обращение в свой адрес.
За несколько лет до этого он серьёзно подсел на наркоту, но нашёл в себе силы завязать. И даже обнаружив как-то под своим матрасом заначатый, но давно забытый им самим пакет анаши, соблазну не поддался. Правда, отказ от дури требовал замещения, и вакантное место Юркиного вдохновителя не преминул занять алкоголь.



В тот день мы отмечали Первомай. Отмечали вдвоём, для классической троицы недоставало Кирилла, моего приятеля по институту. В самый последний момент родители припахали его на сельхозработы, нарушив тем самым наши планы. Собственно, через него-то года полтора назад я и познакомился с Юркой, которого сам Кирилл знал ещё со школьной скамьи.
Поняв, что третьего бойца нам не дождаться, мы сгоняли в ближайший магазин и затарились «Украинской степной», называемой нами «вертолётом» по нехитрой ассоциации с мельницей, изображённой на её этикетке. И расположились на крохотной кухоньке Юркиной двухкомнатной «хрущобы».
Начавшись с оценок отменных вкусовых качеств приобретённого продукта и извечных наших с ним споров на тему, кто круче - «Black Sabbath» или «Deep Purple», разговор незаметно перекинулся на обмен личными новостями и обсуждение планов на лето. А поскольку встречались мы нечасто, всегда находилось что-то новое, чем можно было бы поделиться друг с другом. Между делом я упомянул, что месяц-другой назад мне попала в руки ксерокопированная брошюрка по практической хиромантии, крайне меня заинтересовавшая. Юрка сразу же уцепился за эту тему:
- Слушай, а посмотри мою руку!
- И чего же я смогу увидеть? Я ж полный дилетант. Вон, всего-то одну книжку нарыл и прочёл. И всё. Сам знаешь, у нас ведь, хуй, чего достанешь, кроме шедевров соцреализма. Это только брежневскую «Малую Землю»* хоть жопой ешь. Да и практики никакой, а куда там голая теория?
- Ну, так вот и посмотри! Трудно, что ль? Какая-никакая, а практика.
Я для виду скорчил недовольную гримасу и, словно делая одолжение, проворчал:
- Ладно, давай уж.
Глянув на руку, я был настолько поражён, что не смог сдержать эмоции и необдуманно ляпнул:
- Юра, и ты до сих пор жив?
Линия жизни на его руке не дотягивала до 20 лет, да и остальные три главные линии выглядели жалкими оборванными лучами.
- А... Что? Что ты там такое увидел? – заволновался Ху-ху. – Всё так хуёво?
Я попытался загладить оплошность, делая упор на своей некомпетентности:
- Юр, да что я в этом понимаю-то? Прочёл маленькую книжонку с картинками. Чтоб действительно разбираться, нужно годами этой поебенью заниматься. Причём, заниматься практически, а не картинки в книжке разглядывать. Да я и сам-то ещё не понял, верю я всему этому или нет. Так, просто забавно. Ну и, ваще…
Юрка кивал головой, выслушивая мои отговорки и глядя на меня со свойственным ему выражением вселенской тоски в глазах. Сидя лицом к свету, он чуть щурился от палящего через кухонное окно непривычно жаркого майского солнца. И, в конце концов, не выдержал, прервав мой пространный и неуверенный лепет ни о чём:
- Блять, начало мая, а солнце-то как хуярит! Давай хоть жалюзю опущу.
«Жалюзя» представляла собой рулон узеньких деревянных планок, увязанных меж собой прочной капроновой нитью. Ху-ху приоткрыл окно и дёрнул за верёвку, соединённую с нехитрой приспособой. Рулон чуть перекосился и заклинил. Сделав несколько безуспешных попыток заставить его развернуться, Юрка раздосадовано отбросил от себя бесполезный орган управления:
- Ладно, хуй с ним, после холодов можно немного и на солнце пожариться! Потом как-нибудь разберусь...

* * *
Прошло чуть более недели. День Победы я отмечал совсем в другой компании. Но вот праздники закончились. До наступления летних каникул оставалось лишь пережить напряг последних учебных дней перед весенней сессией, да и саму сессию. И наутро в первый будний день я только собрался было выходить из дома, как раздался телефонный звонок. Звонил Кирилл:
    - Привет, Дядя!
Вялые, несвойственные Кириллу интонации меня удивили.
    - Привет, Кирюша, с прошедшими!
    - Да, Вас тоже… Чего звоню-то? – он на мгновенье замялся. - …Короче, Ху-ху умер.
    Я замер с чуть приоткрытым ртом и лишь через несколько секунд смог из себя выдавить:
    - Как? Что случилось? Я же с ним неделю назад выпивал, всё заебись было.
    - Да-а, вчера он со своей Галиной квасил. День Победы отмечали. Сидели у него на кухне, и приспичило же ему полезть за окно жалюзи поправлять. …Ну и ебанулся спьяну. Этаж хоть и пятый всего, но там внизу – асфальт. …Ну, опалубка вокруг дома.
Он снова замолчал, но на этот раз пауза зависла надолго. Я тоже не находил слов. Наконец, промямлил ничего не значащие:
- Да… Понятно…
- Завтра похороны. Подъедете?
- Да, конечно, сегодня в МИФях пересечёмся, там и договоримся.
- ОК! – выдохнул Кирилл и повесил трубку.

* * *
Несмотря на договорённость с Кириллом, на похоронах я так и не появился. Не поехал намеренно, считая себя в какой-то мере причастным к случившемуся. Позже мы с Кириллом не раз собирались навестить Ху-ху. Приехать на кладбище, раздавить бутылочку портвейна у его могилы, представляя, с каким удовольствием он бы присоединился к нам. Но все эти благие пожелания так и остались не более чем разговорами.
Прошло несколько лет, и горбачёвская оттепель серьёзно изменила политический климат в стране. Москва превратилась в благодатный субстрат для въедливой плесени книжных лотков, буквально заваленных недоступной ранее литературой. Но для меня это ничего не меняло. Даже после приобретения двух-трёх соответствующих книжек до их вдумчивого изучения, тем более, практики дело так и не дошло. Хиромантию я похерил.
…И какой бы незатейливой и, пожалуй, жутковатой не виделась эта история, для меня она стала, пожалуй, одним из этапов на пути к тому, чтобы увидеть мир таким, каким я его вижу сейчас. И послужила дополнительным доводом в пользу истинности этой картины.

Примечание (для тех, кому не посчастливилось застать времён «застоя»):
«Малая Земля»* - книга Л.И.Брежнева, в своё время позиционированная как шедевр и чуть ли не эталон художественной литературы.