Тимофеев, постанывая, вышел на кухню. Там сидела Ольга, бледная, со спутанными волосами, и пила горячий чай маленькими глоточками. Взгляд Тимофеева начал сканировать поверхности.
- А нету больше, - злорадно сказала Ольга, - завтра на работу. Закончили водку жрать.
Тимофеев упал на стул.
- Че то мне как-то хуево совсем. А Наташка где?
- Ушла. Часа в три еще.
- А сапоги её ж синие в коридоре? Она, что, босиком ушла?
- Почему, босиком? В носках. Взяла бутылку шампанского и ушла.
Тимофеев, чувствуя явные спазмы в желудке, шагнул к туалету. Через секунду он вылетел оттуда, молча пробежал на балкон и склонился над проспектом. До кухни донеслось его «Буээ…Буэээ.… Какая ссука так заблевала унитаз?! Буээ…».
Ольга вышла на балкон, встала рядом, безо всякого сочувствия закурила.
Перед глазами Тимофеева, помимо грязного снега Ленинградки, вспыхивали то и дело картинки, а то и целые видеоряды ушедших дней: танцующий на столе Славик в заячьих ушах, вывалившаяся сиська Наташки, лежащий на полу, но продолжающий работать телевизор, и кто-то, блюющий в угол за диваном. Тимофеев мучительно пытался разглядеть его лицо.
- Ты мне на ногу ссышь, - вдруг сказала Ольга.
Тимофеев очнулся, увел струю. Под окном на дереве болтался ковер со знакомым немодным рисунком.
- Наш?
Ольга молча кивнула и взглядом указала на лежащую рядом кастрюлю с дико выгнутым дном.
-Че это?
-Это вы вчера петарды пуляли с балкона. А чтоб пальцы не оторвало, в кастрюлю их пхали. Климов пытался троллейбус застрелить. Только сейчас понимаю, как меня Дед Мороз уберег от милиции и троллейбусного водителя. Но зато в этот раз никто за балконом не висел, не изображал, блядь, Джима Моррисона.
С трудом, как младенец, удерживая голову вертикально, Тимофеев прошел в гостиную. Там царил стандартный праздничный хаос: стол был завален грязной посудой, в каждой посудине лежали мокрые бычки и колбасные шкурки; случайно оставшиеся целыми рюмки захватаны пальцами до непрозрачности. В двухлитровой банке щедро разведено водой смородиновое варенье.  В центре стола, естественно, сидела надетая на пустую бутылку раскоряченная сырая курица. Из спины курицы торчали нож и вилка.
Между шкафом и диваном храпел Виталя. Его босые пальцы шевелились в такт храпа.
- Сука, зачем же такие ногти на ногах отращивать?- с ненавистью прошептал Тимофеев.
Незаметно вошедшая Ольга схватилась руками за рот и стала очень быстро дышать. Приведя вестибулярный аппарат в равновесие, она спросила:
- Посуду вот эту кто будет мыть всю?
- Хули ее мыть? Положить в ванну, залить фейри и душ включить.
- Нихуя, - злобно сказала Ольга, - ванна засорилась. Туда тоже кто-то блевал.
- Кто, блядь?
- Ну, не я же? Твои сраные гости! Моих всего-то было Наташка и Славик, И они еще своими ногами ушли. Хотя… Не помню, когда я детскую на ключ закрывала? Пойду, проверю на всякий случай.
Ольга заковыляла по коридору. Тимофеев заглянул в спальню.  Среди спутанных одеял и перекрученных подушек лежала маска Путина и смотрела в потолок.  За диваном валялась занавеска, рядом – швабра. «Наблевано», - догадался Тимофеев.
Ольга вернулась.
- Слава богу, в детской все чисто. Только все игрушки друг друга раком ебут. Кроме куклы-негра. У него отсасывает Чебурашка.
- Слушай, - спросил неуверенно Тимофеев, -  а куда англичане делись?
- Это которых вы вместо блядей привели?
«Ох, блядь!»,- вспомнил Тимофеев. Ходили же на Ленинградку за проститутками, да ни одной не нашли, или не дался никто невменяемой группе мужиков, а англичане откуда-то нарисовались. Может, из «Советской» забрели за гаражи поссать.
- Они сначала ничего были. И вы с ними на каком-то языке разговаривали. А потом Славик их накурил по-черному. И тот, который по-русски говорил, все слова забыл, кроме «мама». А второй, который ни хрена не понимал, вдруг заговорил, да так чисто! Сказал, что он все понял, вы его спецом заманили, чтобы на органы продать. Ну, я им и говорю: «Пошли нахуй в свой Баскервилль-холл!».
- И куда ж они ушли?
- Кто ж их знает? Взяли бутылку шампанского и ушли. 
Супруги вернулись на кухню, слегка оглушенные действительностью.
- Ну, ничего, - неуверенно сказал Тимофеев, - Виталя проснется и будет все убирать. Скажем, что это он все.
- Ага. Я им еще вчера пыталась сказать, что все засрано. А они мне: «Это не мы, там докторской колбасы куски лежат, а мы ее не ели. Мы вообще только водку ели».
- Заставим. Я ему тогда телефонов нихуя не дам, чтоб на свой мобильный позвонить. А сами пока в детской на полу поспим.
Тимофеев хитро прищурил покрасневшие глаза и взглянул на Ольгу.
- А тебе с похмелья ничего не хочется?
- Если ты о сексе, то я завтра же подам на развод!
- Ну, не буду, не буду, не сейчас…
В гостиной спал еще не знающий своей судьбы Виталя, а праздники подходили к концу.
И даже, кажется, потеплело.