«Выборы! Выборы! Кандидаты – пидоры…»
© из кинофильма «День выборов»

– А что, другой рифмы к слову выборы нет?
– Нет.
© оттуда же

Случилось это лет восемь назад, в Питере. В северной столице царил неслабый ажиотаж, связанный с выборами толи в городскую думу, толи еще куда. Ну, знаете же, такой период в жизни города, района, страны, когда в телевизоре начинают мелькать лоснящиеся рожи политиков, сулящих народу всякие ништяки и процветание. Всюду шастают подозрительные людишки, вооруженные  кипами листовок, агитационных буклетов и прочей хуеты.

Особенно мне всегда нравилось наблюдать за действиями «черных пиарщиков». На стенах и заборах появляются разные веселые надписи, подставные люди совершают неправомерные действия от лица конкурентов по политической гонке, а на пунктах сбора подписей выдают деньги, еду и водку. Суета продолжается вплоть до самых выборов и не утихает еще пару дней после них.

Будучи человеком аполитичным и далеким от всех грязных дел властей предержащих, я просто наблюдал этот праздник со стороны. Анальная агитация и тотальная промывка избирательского кишечника – коим думает большая часть населения – вызывали у меня лишь грустную улыбку. Все эти бабушки-дедушки блокадники, патриоты, «нашисты» с фашистами, прогрессивная молодежь, бизнесмены, врачи, учителя – все относились к выборам на полном серьезе. В метро и в очередях вспыхивали нешуточные дебаты, в особо запущенных случаях дело доходило до потасовок.

«Неужели они и правда верят, что они что-то там выбирают, что их мнение кого-то интересует»? – думал я, удивляясь, как много у нас людей с «активной гражданской позицией». Вот эти то, «активные» и есть оплот и надежда страны – послушно жуют телевизионное сено, дружным строем идут к участкам, с гордостью делают «правильный выбор», с пафосом опускают бюллетень в урну.  Радуются, если угадали, кого посадят в высокое кресло на этот раз.  И негодуют, если не смогли правильно ответить на невысказанный вопрос: «А кто вас будет обворовывать в ближайшие четыре года?».

Как бы то ни было, довелось мне поучаствовать в тех выборах на нейтральной стороне. Голосовать я не мог – прописан был у родителей – а остаться дома и переждать священнодействие помешал один забавный случай.

За пару дней до голосования в общагу заявились какие-то граждане и начали взывать к нашим патриотическим чувствам. Дело было в том, что требовались для выборов наблюдатели. То есть такие чуваки, которые сидят и следят за порядком и соблюдением законов. Ну, там, подтасовок чтобы не было, агитации несвоевременной, еще какой-нибудь содомии. Обещали нам за это дать аж по двести рублей, и чаем с плюшками угостить. Многие повелись. Студент он ведь даже если сыт, то обязательно ищет на что выпить, а если выпил, то хочет трахаться. Ну а когда дело дошло до секса и  бесценные калории сгорели, снова надо что-нибудь сожрать.

Записались мы в наблюдатели с другом моим Андрюхой. Он существовал на самообеспечении и деньги ему были нужны хронически. Я же, по причине собственного природного распиздяйства, пропивал все, что мог и тоже находился в перманентном поиске наличных. А тут, такой подарок судьбы, грех отказываться. Велев приехать нам на инструктаж завтра вечером, дяденьки ретировались, а мы с товарищем, потирая алчные ручонки, отправились на восьмой этаж – там проходили народные гуляния в честь дня рождения хорошей девочки Оли.

Что такое пьянка в студенческой общаге, описывать не буду, все и так в курсе. Кто не в курсе, марш учить уроки – нехуй вам тут делать. Праздновали с размахом, как и любое событие такого масштаба. Вынесли какую-то рухлядь в общий холл, расселись, кто на чем, и понеслась. Пиво лилось рекой, водка не убывала, привезенные с каникул заготовки сметались и уничтожались со скоростью звука. Виновница краснела от поздравлений, граничащих с пошлостью – переспать с половиной общаги она успела еще на втором курсе. Оттого и всенародная любовь к имениннице не угасала, а лишь росла с каждой рюмкой. Многие гадали: «А кто же из «молочных братьев» отжарит сегодня королеву бала?».

Притащили откуда-то гитару, и начался внеплановый концерт; пели нестройным хором все подряд: Чайф, Чиж, Кино, Аквариум, Гр.Об, ДДТ – обычный репертуар таких вот посиделок. Палку в колесо нашего праздника вставила доблестная охрана. Завистливые срочники, стоявшие днем на проходной, поднялись к нам на этаж и всех отправили по комнатам. Некоторых особо настырных гуляк отправили в нокаут, после чего потерпевших пришлось растаскивать верным друзьям.

Сил идти к себе у меня уже не было, и я вероломно просочился в жилой блок к соседкам именинницы. Женская дружба, что бы о ней ни говорили, имеет как минимум одно проявление – утащить возможную жертву любвеобильных самцов в кровать, укрыть одеялом и не пускать к телу эрегирующих стервятников. Каждая баба, будучи в трезвом уме – простите мой оксюморон – готова лечь костьми и другими частями тела, ради того, чтобы бесчувственную подругу никто не оприходовал. Утащить то, утащили, а вот дверку закрыть не сподобились. Рыбкой нырнув под теплое одеяло, я приступил к церемонии вручения своего подарка. Четвертая часть Бранденбургского концерта. Без прелюдий, так сказать.

Утро подарило мне сушняк, головную боль и веселый щебет вчерашней именинницы. Судя по довольной улыбке, мой подарок пришелся ей по душе и она, уже бодренько так, строила какие-то там планы на «поехать к ее маме» в ближайшие выходные. Спросив кофе и дождавшись, когда наивное дитя съебнет на кухню, я задумчиво закурил. «Вот попал, так попал, – отрешенно думал я. – Поебался от души, что называется».

Девочка, конечно, не крокодил, но ее доверчивость, граничащая с тупостью, действовали на мужиков отталкивающе. Переспать с таким количеством народу и до сих пор верить в «любовь после секса», это, знаете ли, нонсенс. От Оли бежали все, кому она в порыве пьяной страсти подставляла свое гостеприимное лоно. Ну, скажите, нормальная женщина может утром заводить разговоры о знакомстве с мамой? И это, после первой же ночи, когда имя то ее не каждый помнит. В общем, непростая биография ждала Олю в будущем. Ох, не простая.

– Котик, (меня от этого слова аж передернуло) я тебе кофе сварила и вот, булочку попробуй, я сама вчера стряпала! – Оля влетела в комнату, светясь от радости.
– Угу, – говорю, – отлично. Я умираю от голода.

Сам понимаю, что жрать такую хуету не смогу и начинаю придумывать, как избавиться от этого бонуса в виде выпечки. Улучив момент, когда радушная хозяйка отвернулась, тайком скинул завтрак за тумбочку.

– Зайка, я с тобой в выходные поехать не смогу, – старательно так разыгрываю классический дебют, в этой непростой партии под названием «давай останемся друзьями». – У меня очень ответственное задание из центра, идеалы демократии и либеральные ценности в опасности. Темные силы хотят сорвать предстоящие выборы. Я должен удержать страну на грани краха.

Несу полную околесицу, но от таких вот терминов буфер обмена в голове моей подружки переполняется к ебеням. Оля, понимая, дай Бог, одно слово из четырех, уставилась на меня, как крестьянка на паровоз. Испуганно, но с интересом. В любом случае, это одна из самых оригинальных отмазок, слышанных ею по утрам.

– А что за темные силы, – почти шепотом спрашивает. – Террористы, да?

– Не совсем, – говорю, а сам штаны натягиваю. – Но ты близка к истине. Говорить об этом, значит подвергать тебя опасности. Спасибо за кофе.

Неловко чмокнув Олю в щечку,  поспешно сваливаю к себе – там наверняка уже похмеляться начали, а мне здоровье пора поправить и нервы успокоить. Купив на первом этаже сигарет, плетусь в свою комнату, где не был уже больше суток. Так и есть – чад кутежа в самом разгаре, кто-то из народа закрыл старый хвост у злого «препода» и ударился во все тяжкие. На столе без изысков была разложена закусь всех времен и народов: плавленые сырки, кабачковая игра, хлеб черный «Бородинский» – натюрморт довершала початая бутылка семьдесят второго портвейна. И была она далеко не единственной.

– Андрюша-бля, – беру друга за руку и вытаскиваю в коридор. – Ты помнишь, что нам сегодня на инструктаж по выборам? Давай, будь до вечера бодрячком. Я один пузырь заныкаю у себя – вечером продолжим.

Андрюша-бля, устойчивое обращение к этому тощему, невысокому парню. Его бледность и очки на «минус шесть» выдавали в нем потомственного интеллигента. Ботаник-алконавт, подвизающийся на почве плотницкого дела, тут же, в нашей общаге. Если вам нужно заменить дверь, починить шкаф, поговорить о высоком, будьте уверены, Андрюша – тот, кто вам нужен. В прозвище не было ничего оскорбительного ни для нас, ни для Андрюхи. Такая уважительная приставка к имени, на манер японского «кун».

– Не волнуйся, друг, я буду свежим, как морской бриз. Пойдем с нами навернем по стаканчику – Женя электротехнику сдал сегодня, проставляется.

– Ну, жахнуть я всегда готов. Только давай без фанатизма. Деньги очень нужны.

– Не парься, все будет ровно. Ты ж меня знаешь – Андрюша, бля, не подведет.

Поржав над каламбуром и покурив, мы влились в общий праздник, а праздник не преминул влиться в нас.

***

Инструктаж проводили в ебенях, недалеко от станции метро «Академическая». Ленинградцы меня поймут, для остальных поясняю – едете на метро до станции «Лесная», выходите на улицу, на бесплатном автобусе вас везут к следующей станции, откуда вы продолжаете свой путь.  Для тех, кто не был в метро, поясняю – читайте Донцову, пользуйтесь контрацептивами.

В актовом зале толи бывшего клуба, толи дворца пионеров нас собралось человек двести. Разных возрастов, разных судеб, с разным социальным положением. Пенсионеры, работяги, студенты, молодые мамаши, прожженные алкоголики – все мы хотели денег и чаю с плюшками. Хотя многие – я был уверен – многие пошли не за рублем, но за справедливостью. Когда шум сдвигаемых стульев стих и все чинно расселись, на кафедру поднялся дядя в деловом костюме, дорогих очках и дурацком, аляповатом галстуке.

Он долго бубнил про честные выборы, идеалы демократии, легитимность и доверие народа. Короче сыпал теми же терминами, которыми я утром переполнял кэш память бедной, доверчивой Оленьки. Все в зале с важным видом кивали, самые отчаянные задавали нахуй никому не нужные вопросы:

– Что нам делать, если зафиксировано нарушение? – проблеял какой-то старый козел, которому явно было некуда торопиться кроме кладбища.

– Протоколируйте все выявленные нарушения, требуйте подписи очевидцев и руководителей участка.
– Будут ли поощрять за предотвращение беззакония? – с пафосом поинтересовалась дородная бабища в дешевой бижутерии, с идиотским шиньоном на голове.

– Никаких дополнительных вознаграждений не предусмотрено. Деньги выдаются вам в качестве компенсации за расходы на транспорт и питание, – ответил дядя, немало огорчив добрую половину толпы. – Вы ведь выполняете свой гражданский долг!

– Допустят ли нас к подсчету голосов? – старушка, божий одуванчик, в неизменно сером пальто и беретике. Что ж ей дома то не сидится?

– Подсчет осуществляется сотрудниками избирательного участка, ваша функция следить за соблюдением правил, которые указаны в брошюрах. Прошу вас, подходите, получайте брошюры и бланки для протоколирования.

Толпа хлынула на кафедру рекой, словно вошь по окопам, стремительно, наперегонки. Мы сидели на задних рядах и ждали, когда этот паноптикум рассосется. Как последнему поросенку достается титька у задницы, так и нам с Андрюшей досталось только полброшюры и полтора комплекта бланков. Бланки обещали выдать на участке поутру. Участок кстати нам достался в еще одних ебенях – получалось, что от Кировского завода нам еще не слабо топать пешком, либо допрашивать аборигенов, какой наземный транспорт доставит нас к месту дествия. Напоследок, высказав свои заблуждения о нашей честности, неподкупности и сознательности, лектор раздал нам временные удостоверения, в которые предлагалось вписать свои ФИО и вляпать фотографию.

Так что я, тем же вечером, переименовал себя в Эйхгольца Аполинария Ароновича, за что был поднят не один тост – Женя уже убился в муку и спокойно посапывал на диванчике для гостей, а мы продолжали отмечать знаменательное закрытие его задолженности.

В общаге вечером субботы творятся разные вещи, но все эти вещи сопровождаются возлияниями, курением фимиама и жестоким, иногда даже групповым, сексом. Такие, казалось бы, безобидные и даже нужные занятия, как написание курсовой работы или настройка файлового сервера для хранения общей коллекции порнофильмов, частенько заканчивались в вытрезвителе, в обезьяннике родного тринадцатого отделения или в обществе маргиналов, сшибающих по утрам мелочь у киосков.

Нашу завтрашнюю миссию многие обсуждали очень заинтересованно; кто-то нас хвалил, кто-то считал идиотами, все спорили, могут ли два разъебая обеспечить демократические выборы на отдельно взятом избирательном участке, можно ли признавать такие выборы легитимными, не осудит ли нас европейское общество. Дамы слушали, раскрыв рот – я усердно рассказывал им, на какое опасное дело посылает нас Родина.

Андрюша-бля ходил чисто гоголем, выпятив впалую свою грудь и постреливая в сторону девочек раздевающими взглядами. Сквозь толстенные линзы его окуляров на девочек изливался такой поток либидо, что они должны были просто фонтанировать оргазмами. Короче, плотник наш после шестой бутылки возомнил себя настоящим Джейсоном Борном и очень надеялся разделить постель с кем-нибудь кроме своих мозолистых ладоней. Принимая во внимание количество нетрезвых «крокодилиц», могу сказать уверенно, что он имел на эти чаянья несомненное право.

Однако подвела его гордыня. Точнее самоуверенность. Кто-то полушутя спросил Андрюху: «Андрюша-бля, а слабо прямо сейчас бутылку «девятки» с горла за минуту выпить?». Само собой не слабо – уже через две минуты рекордсмен счастливо пускал пузыри. И его, совместными усилиями, транспортировали на гостевой диванчик. Благо, Женя уже проспался, побеседовал с нашим Ихтиандром и уполз к себе, на пятый этаж. Посидев с гостями для соблюдения приличий, я отправился в гости к Олечке, понимая, что поспать мне в любом случае не дадут. Зато причину недосыпа я выбрал сам; и этот выбор уж точно был моим.

***

    Шесть утра – нудное жужжание будильника. Шесть часов, двадцать минут – топот в коридоре и громкий стук в дверь. Шесть-сорок – дверь, сорванная с петель, влетает в комнату, за ней с самурайским спокойствием входит Андрюша-бля.
    
    – Шеф, все пропало, – очень похоже пародирует он. – Все пропало, мы проспали выборы, мой друг. Из-за нас европейская общественность не признает нас демократическим государством.

    Хочется кинуть в него чем-нибудь тяжелым, под рукой только тапок. «Отвернись, – говорю, – а лучше в коридоре подожди». Начинаю одеваться и ненавидеть эту затею, но, все же, привожу себя в порядок и выхожу, закуривая на ходу. От «Ладожской» путь не близкий, мы опаздываем, но движемся к цели. Без нас не начнут. Переход с «Достоевской» на «Владимирскую» набит народом – «Все на выборы, бля!!!» – сговорились, сволочи: утром проголосовать и по домам. Пить, жрать, митинговать на кухнях.

    Наземный транспорт двигался в обоих направлениях, но был забит «под завязку», подобно пресловутым рыбным консервам. Сельди в бочке, люди в автобусе, мы с Андрюшей в ахуе. «Пойдем, – говорю, – сигарет, что ли, купим, дорогу узнаем, куда тут идти то?». Заходим в павильон, там народу тьма, все толкаются, бухтят чего-то. Кто проголосовал, торопятся домой, к телевизору с холодильником. Кто еще не успел – спешат исполнить долг и тоже восвояси пиздовать. Короче народ угрюм и ропщет.
    
Тут Андрюха меня в бок резко так локтем тычет и глазами вращает, как Дельфийский оракул – что это за хрень, никто не знал, но на слух напоминало Delphi, поэтому я частенько вворачивал эту фразу к месту и не к месту.  Проследив касательную к орбитам его глазных яблок, вижу смятую денежку. То есть не смятую, а сложенную вчетверо, и вроде как ничью. Сунув руки в карманы и насвистывая «Сердце красавицы», с независимым видом топаю к ней. Туфлей накрыл, так и стою себе, насвистываю. Завязал несуществующие шнурки, сгреб добычу и на выход. Андрюша-бля допетрил таки купить сигарет и только потом вырулил на улицу.

Улов оказался не дурным – пять сотен одной бумажкой – разменяли в киоске, взяв на радостях по пиву, запилили поровну сдачу и стали решать, что нам делать дальше. Гражданский долг и сознательность тянули на избирательный участок, но душа требовала банкета. Абстиненция, вторя душе, нашептывала нам, что одной бутылки пива для счастья мало, а вот для признания выборов несостоявшимися, даже слабого перегара достаточно. Мол, мировая общественность осудит и заклеймит.

– Слушай, – говорю. – Андрей, тебе эти выборы впились? Денег мы и так подняли с пола, считай. Может это знак свыше? Вдруг это небеса дают нам понять, чтобы мы не ходили туда? Вдруг там талибы бомбу заложили? Мы ведь так молоды, чтобы погибать.

– Истинно так. Сейчас по пиву жахнем и в парикмахерскую отправимся. Тут недалеко девочка знакомая работает. Подстрижет за шоколадку, – все это мой друг выпаливает, как из засады,  словно с вечера все уже знал.

– Экономия очевидна, – говорит. – Может и еще чего обломится.

Протараторил и перст указующий в небо поднял. Сидит с видом Будды, познавшего все глубины мироздания, пиво хлещет. И глазом как-то на меня косит. «Фиг с тобой, золотая рыбка, – думаю. – Стричься давно пора».

– Проследуем же к мастерицам расчески и ножниц, – бодро так отвечаю. – Только цветов купи, шоколадка, так и быть, с меня.

– Вот как ты так все быстро вычисляешь? – Андрюха возмущенно покраснел. Думал, я не догадаюсь.

– Mon cheri, я слишком много повидал в этой жизни. Я стар, я очень стар. Я супер стар.

Парни недавно диск приволокли с Юноны, фильм «Братва и кольцо», так мы его бодренько на цитаты растащили.

– Так что веди меня к своей прекрасной донье, только пивом надо запастись.

Взяли еще шесть бутылок и отправились в путь. Андрюша-бля с вечера изучил карту местности и теперь показывал дорогу. Идти было не то чтоб дохуя, но и не рядышком – несколько кварталов, а дальше дворами. Погода стояла замечательная – солнышко светило, но не пекло, облачность практически отсутствовала, ветерок освежающе дул в морду – для Питера редкостная такая идиллия.

Где-то на полпути в животе моем стало недобро урчать, и я, внезапно, вспомнил, что в спешке не свершил утреннего обряда дефекации. Не покакал, по-русски говоря. Такая особенность есть у человека, если вспомнил про что-то нехорошее, уже не отвлечься, не забыть; и чем больше про это думаешь, тем быстрее оно случается. Короче приспичило мне по большой нужде, да так приспичило, что хоть посреди тротуара садись. «Андрюха, у нас беда, – говорю. – мне срочно надо в какой-нибудь двор». А он, мудак, лыбу давит, про парикмахершу свою думает, наверное:

– Пиво подошло к концу?

– Нет, Андрюха, все гораздо хуже – днище может выбить в любой секунд. Памперс я дома забыл, так что давай поищем, где у них тут серут.

– Общественных уборных тут точно нет. Пойдем во дворы, там хоть гараж или кладовка какая-нибудь найдется. Не в парадном же гадить.

– Окстись, – говорю. – Самураю не пристало в подъездах срать. Лучше уж под кустом, каким опростаться да лопухом подтереться. Пойдем, вон двор нормальный вроде.

Двор оказался довольно таки обжитым, дома здесь были невысокие, этажей в пять. Старые, видавшие многое на своем веку, они глядели на нас запыленными окнами, словно зная, с какой целью мы нарушили их покой. Их обшарпанные, покрытые трещинами стены плевали нам в лицо разноцветными граффити и сакраментальными надписями про половые органы. Отдельные шедевры настенной литературы невозбранно радовали глаз. «Катя брала в рот 21 см» – извещали нас стены. «Аристарх Петрович пидарас ибеца с дворникам» – именно так, с точностью до буквы.

Оглядевшись, я приметил в глубине двора некий конгломерат кладовок, гаражей и прочих хозяйственных построек. Вся эта лепота была окружена зарослями кустов и деревьев – место для моего злодейства просто идеальное. Повернувшись к Андрюше, сделал ему знак как в кино про спецназ: обвел рукой двор и показал двумя пальцами на глаза, смотри, мол, за округой. Этот дятел мне в ответ показал знак ОК и, подмигнув, скрестил предплечья в напутственном жесте. «Vaya con Dias, amigo»*.

Ну, я и двинул, как велели, короткими перебежками, с оглядкой по сторонам. До гаражей добежал, глянул влево, вправо – ни души. Тишина и благодать, как говорится. Поднявшись по куче битого кирпича, нашел уютную щель, со стороны хрен кто увидит, и начал мостить себе подобие унитаза. На кортах испражняться – дело опасное, можно ведь и штаны с ботинками изгадить, например. Сложил из кирпичей небольшой колодец такой и аккуратно застелил сооружение бумажкам, которые нам накануне выдали, чтоб мы нарушения протоколировали. Примостился, сигаретку достал – кайф, в общем.

Уж не знаю, кто как, а я к такому делу, как дефекация, отношусь серьезно, ответственно даже. Дело это суеты не терпит, тут обстоятельно надо, с расстановкой, так сказать. Ну, и пока организм был занят своим любимым делом, стал я думать. Не о чем-то конкретном, а так, о разном. И обуяли меня невеселые такие мысли. «Что же я делаю, ничтожный пакостник, – думаю про себя. – Мне ведь Родина доверие оказала, допустили, понимаешь, до государственных актов народного волеизъявления. А я сел и сру на это все. Порядочный то человек, поди, не проспал бы и интеллигентно с утра покакал дома, в благоустроенных условиях, и не опоздал бы к столь важному событию, как выборы, и уж точно не стал бы государственными документами подтираться».

Накатило, в общем, черное презрение к самому себе – никудышному, несостоятельному человечишке. Сижу на кирпичах, как на домике дядюшки Тыквы, и от стыда сгораю, а жопа все никак остановиться не может, валится из нее неудержимо, все, что вчера съел. Закуска добротная была, калорийная. Пельмени, там, оливье с майонезом, селедочка в масле. «Вот хоть не корми такого засранца неистового, – думаю. – Не в коня корм то. Ведь уже килограмма на три похудел, а там, внутри, что-то еще осталось. Говнистый народ нынче пошел». Тут, жопа, словно мысли подслушала, остановилась, наконец. Подтерся я остатками бланков, творение свое бумагой прикрыл и, надев штаны, стал из импровизированного туалета к людям выбираться.

Освободившись от тяжкой ноши, я вернулся в мир уже очищенным и одухотворенным. Жизнь снова казалась увлекательной и полной разных прелестей. Катарсис, одним словом. А выборы прошли и без моего участия. Все было в рамках законодательства, мировая общественность признала сие действо легитимным и состоявшимся, чему я несказанно порадовался, услышав новости по радио.


_______________________
* Ступай с Богом, друг. (исп.)

Marcus © август 2010