16.

НА «ПУШКИНСКУЮ» ВИНОГРАДОВ ПРИХОДИТ СВЕЖЕВЫБРИТЫМ, ПАХНУЩИМ ФРАНЦУЗСКИМ ОДЕКОЛОНОМ.
БОЛЕЕ ТОГО, ОН НЕ ВЫПИЛ С УТРА НИ ГРАММА СПИРТНОГО.
ЛЕОНОВ НЕ ОДОБРИЛ СТАРАНИЙ ДРУГА. 
-Много чести для какой-то прошмандовки, - фыркнул Леонов и открыл бутылку пива.
-Ты так ничего и не понял, Серега, может, именно она несет в своих черных лапках факел, пылающий зеленым огнем. Факел, который зажжет в моей душе огонь великой любви, - пояснил ему Виноградов.
-Все равно.
-Успокойся, пива выпей, книжку почитай. Ты, кстати, матери звонил, а то она тебя по всем моргам уже небось ищет?
Леонов потускнел лицом.
-Позвоню. Ты мне лучше денег оставь, баксов пятьдесят.
-Зачем тебе так много?
-Схожу в магазин, еды нормальной куплю, а то у тебя в холодильнике пусто как-то.
Виноградов выдал Леонову тысячу рублей, и со спокойной душой поехал на встречу.
И вот он стоит, прислонившись к колонне. Суетливые пешеходы проходят мимо, не замечая светящегося лица Виноградова. Он даже предполагает, что все они, эти серые, забравшиеся в колодец собственных проблем людишки, завидуют ему, окрыленному невиданным до сих пор чувством.
Виноградов поправляет прическу и, щурясь, высматривает в толпе ее. Смуглую нимфетку. Не исключено, что она даже симпатичная.
Кто-то со спины трогает Виноградова за локоть. Виноградов оборачивается. Ретроспектива его мечтаний прервана. Перед ним низкорослая, коротконогая девочка. Ее ногти выкрашены в черный цвет, на широкий лоб спадает черная же челка. Она одета в серый балахон, капюшон которого венчают плюшевые заячьи уши. 
-Ты Антон? – спрашивает зайчик. – Я – Дарья.
Она не такая, как Саня. Белая.
-Я тебя сразу узнала, брат сказал, что ты на тюленя похож. Взгляд такой же бессмысленный.
-В первый раз меня с тюленем сравнивают, - удивляется Виноградов.
-А раньше с кем сравнивали? С козлом?
-Почему сразу с козлом?
-Ладно, давай без лирики. У нас какой план действий?
-Саня сказал…
-Насрать, что он сказал. Я слышала, тут недалеко место одно есть. Театр - не театр. Модное. Я карту из Интернета даже распечатала.
В доказательство этого Дарья вынимает из кармана вчетверо сложенный листок.
-Тогда пойдем в твой театр.
Они едут по эскалатору, потом выходят на улицу.
-Дай сигарету, - говорит Дарья.
Виноградов колеблется.
-Я совершеннолетняя, мне можно.
Они раскуривают свои сигареты.
-Судя по карте, нам идти-то всего ничего, - говорит Дарья.
-Тогда рули, капитан.
Они долго идут дворами, вдруг Дарья делает жест рукой. Стоп!
-Здесь, - говорит она.
Виноградов присматривается к вывеске, болтающейся на одном шурупе у входа в жилое здание. На ней черными буквами значится: «Театр», и ниже что-то заскорузлыми, пухлыми буквами.
Кажется «Клумба» или «Тумба». 
На входе квадратного вида охранник требует триста рублей за вход. Виноградов расплачивается. Доллары он поменял заблаговременно. 
-У нас тут с отоплением проблемы, так, что можете не раздеваться, - предупреждает охранник.
В небольшом, прокуренном зале тесно. Зрителей битком. На сцене в горячке мечутся трое явно молодящихся актеров. Судя по стойкому аромату матерщины, лицедеи изображают школьников или, по крайней мере, студентов первых курсов. В отличие от большинства академических театров, публика, стоящая у сцены, активно распивает спиртное и даже вступает в диалог с актерами.
Виноградов в пол-уха прислушивается к происходящему на сцене. 
-Новое искусство, - разъясняет Дарья.
-Это ты про мат? – спрашивает Виноградов
-Не только.
-Всегда говорил, в нашей стране слово «жопа» всегда звучало актуальнее, чем «Родина», - вздыхает Виноградов.
Тем временем истерия на сцене достигает своего пика. Актеры начинают биться в конвульсиях и кататься по сцене. Один из них даже снимает со спины ранец и с размаху заряжает им по голове своему партнеру.
Из ранца льется что-то жидкое, по консистенции похожее на дерьмо.
-Говно! Говно!- упоенно визжит одна из зрительниц.
Актеры раскланиваются и уходят за кулисы. Зрители аплодируют. Видя, что Дарья не отстает от них, Виноградов также дарит лицедеям порцию оваций. 
Между тем на сцену выползает помятый мужичонка с трехдневной щетиной, внешне напоминающий спившегося учителя физкультуры. Мужичонка чешет яйца и прокуренным баритоном сопит:
-Знаете, я вчера проходил мимо одного кафе. Ну, такое невзрачное кафе, казалось бы, которое не должно было привлечь мое внимание. И тут я ощущаю на себе чей-то пристальный взгляд. Женский взгляд. То есть я после осознал, что смотрела именно женщина, но тогда… - он закуривает. – Я повернулся. Она смотрела на меня большими карими глазами и улыбалась. Знаете, просто улыбалась. И я тоже ей в ответ улыбнулся. Так просто, без какого либо умысла. Ведь как хорошо бывает просто улыбнуться. Вот вы, да, да, именно вы! Вам приходилось испытывать подобное? Нет? А я вот по несколько раз на дню ловлю улыбки. Просто иду в толпе, вижу симпатичное лицо и улыбаюсь. Конечно, не всегда получаю в ответ то же самое, но когда, улыбка взаимная, почему-то вспоминаю детство. Детство, когда мама варила варенье, и его запах разлетался по всей коммуналке. Детство, когда я бегал к соседям за солью, когда каждую неделю к нам приходили сослуживцы отца, от которых пахло одеколоном «Гвоздика» и коньяком, и кто-то из них обязательно дарил мне леденец. 
Виноградов не в восторге.
-Слушай, - говорит он Дарье, - ты здесь постой, а я поищу, чем горло промочить.
Она отвечает молчаливым согласием.
Бар Виноградов находит тут же. Цены аховые, но ему все равно, за все платит Саня. Виноградов сразу берет бутылку мартини и четыре картонных стаканчика. На всякий пожарный. 
Среди публики много студентов, но есть и старперы. Обычно в такие места ходят гомосеки, но их Виноградов не наблюдает.
На ходу вскрыв бутылку, Виноградов делает мощный глоток и идет к Дарье. Она по-прежнему стоит на том же месте.
-Держи, - он наливает ей мартини.
Она пьет медленно, маленькими глотками. Виноградов же пьет прямо из ствола.
-В институте я любил одну девушку, а она меня не любила, - продолжает сопеть мужик на сцене. – Казалось бы, что в этом такого – взять и полюбить другого человека, правда? А для нее – это было трудно. Она ни разу не любила раньше, а я страдал. А она: «Не люблю! Уйди!». И я уходил, чтобы потом вернуться. Я, может быть, и хотел уйти, а не мог. Такая вот любовь. А детские игрушки? Ведь у вас были детские игрушки, правда? Моей любимой был большой деревянный самосвал с разноцветными кубиками. А санки? Это сейчас для нас санки – так, фигня, а тогда – это были САНКИ! У меня со спинкой были, с алюминиевой. Мальчишки тогда считали, что алюминиевая спинка – это для девочек. Так я отверткой и плоскогубцами спинку отодрал. И в хоккей мы играли, только без коньков. Клюшка у меня была чехословацкая, а шайба наша. Черная, тяжелая. Наши шайбы сааме лучшие. 
Аплодисменты.
Мужик присаживается на сцену, свесив вниз ноги:
-Я знаю о вас ВСЕ. Да-да. Все, я многое повидал. Видел очень многое и ЗНАЮ О ВАС ВСЕ. ВСЕ! Вы, конечно же, не верите, но это так. Но, я вижу вас! Понимаете – ВИЖУ! Я чувствую ваше дыхание, чувствую ваши взгляды. Восторженные, недоброжелательные. Всякие. Вы все разные, но для меня вы один человек. Публики нет, есть зритель. Да. Я вижу вас, вы видите меня. Я говорю вам – ТЫ. Ты - мой зритель. И я люблю тебя, я тебя ненавижу, но ты - мой зритель. Я - уши, потому что я слушаю, но вы не говорите, говорю я, я говорю о вас. Потому что я знаю. А ТЫ… ТЫ – МОЙ ЗРИТЕЛЬ. И Я ПОКАЖУ ТЕБЕ…       
-Тебя не заебло еще? – обращается к Виноградову Дарья.
Виноградов удивлен.
-Я думал, что тебе нравится.
-Ни капли, ерунда какая-то. Я думала, круче будет…
Виноградов пожимает плечами.
-Богема.
Она залпом допивает свой напиток.
-Давай смоемся отсюда?
-Куда? - спрашивает Виноградов.
-По хуй, главное, чтобы без «богемы». К воде хочу.
-Это можно.
Они берут такси и едут на Речной вокзал.
Холодно.
Виноградов не взял шапку, он поднимает воротник пальто. Мартини они выпили еще в такси.
По пути к пристани Дарья предлагает купить еще выпить и пожрать.
-Слушай, я твоему брату обещал… - виновато произносит Виноградов. – Если что не так будет, он же убьет меня.
-Не убьет, - уверенно говорит Дарья.
-Тогда покалечит.
-Но я совершеннолетняя, - вслух размышляет Дарья.
-А равноправие у нас прописано в Конституции, - вторит ей Виноградов.
-Демократия, толерантность…
-Мир, дружба, жвачка. Твоя взяла, только не напивайся.
В магазине Виноградов берет бутылку дорогого армянского коньяка.
-А тебе что взять? – спрашивает он у Дарьи.
-«Виноградный день».
-А что это?
-Пойло такое химическое в полторашках. Дешевое и башню сносит капитально.
-А может что-нибудь другое? Деньги у меня есть.
-Нет, хочу «Виноградный день».
Виноградов также приобретает несколько пакетов с чипсами, три плавленых сырка, каких-то жевательных конфет и большую бутылку «Пепси».
На набережной еще холоднее.
Виноградов открывает бутылку и делает глоток. Дарья тоже вскрывает свою бутылку и начинает пить.
-Хочешь попробовать? – она протягивает полторашку Виноградову.
Виноградов осторожно отпивает из бутылки.
-Какая гадость! – ворчит он.
-А мне нравится, - говорит Дарья, – не знаю даже, почему. Даже когда деньги есть, все равно эту муть пью. Просто нравится. 
-О вкусах не спорят. 
-Слушай, а как будет Антон… ээээ… уменьшительно-ласкательно? – интересуется Дарья.
-Тоша. А ты меня уменьшить хочешь или приласкать?   
-Не то и не другое, - фыркает Дарья.
-Почему так?
-А ты меня клеишь?
-Нет.
-Я что тебе, не нравлюсь?
-Не то чтобы, просто нельзя мне тебя клеить.
-Саню боишься?
-Боюсь.
-Таких, как он, все бояться.
-Это точно.
Дарья просит у Антона сигарету.
-Вообще, Саня мне не родной брат, точнее даже не брат. Мы в Омске познакомились. Он раньше туда часто по делам мотался. По делам. А я в школе тогда училась. Меня мать воспитывала. Она врач, часто в ночную смену работала, так что у меня полная свобода была. Все одноклассницы завидовали. Шлялась везде, водка, мальчишки. Мать сначала воспитывать пыталась, а потом плюнула. Бесполезно. Она мне слово, я - три. Она – «нет у меня больше дочери». Я – «пошла на хуй». Она – «зря я аборт не сделала». Я – в ванной вены режу. Веселуха в полный рост. А потом Саня появился. Была какая-то вечеринка. Друзья-художники организовали. Выставка-пьянка или типа того. Народу много, водка, трава. Я там в первый раз экстази попробовала. Забалдела сразу. Помню, прет меня, улыбка на всю рожу. Всех люблю. И тут вижу он. Саня. А мне сразу интересно стало, я раньше никогда с черным не зажигала. Подошла и в засос его сразу поцеловала. Я говорю: «Меня Дарья зовут», а он: «А меня, Саня». Мне сразу дико смешно стало. Саня. Если бы его звали Матумба или там Джон, то это нормально. Негр Матумба. А тут Саня. Потом поехали на какой-то флет. А утром он мне сказала, что через неделю вернется и телефон спросил. Я, конечно, не поверила, а он вернулся. С розами. Романтика. Потом еще приезжал. Я тогда уже школу бросила, а Саня заставил доучиться. И подготовительные курсы потом в институт оплатил. Я сейчас на первом учусь – на экономиста. А он уже реже приезжает, чаще деньги шлет. Ну, созваниваемся иногда. А после того раза мы больше не спали, прикинь? Зачем я ему? Хуй поймешь. А в Москве у него никого нет. В смысле женщины. Это точно.  А недавно позвонил, говорит, приезжай, соскучился, давно не видел. Странно .
-Занятная история, - говорит Виноградов.
Виноградов чувствует, что коньяк не идет и решает повременить со следующим глотком.
-Слушай, Даша. Ой, прости, Дарья, давно у тебя хотел спросить…
-Правда что у негров огромные хуи и что ебливые они, как черти? – предвидит Дарья.
-Ну, да.
-Все вы, мужики, предсказуемые, - вздыхает она. – Успокойся, ничего особенного. Хуй как хуй, только черный. А насчет ебливости - это к китайцам.
-Странно, я всегда полагал, что узкоглазые в этом деле доходяги.
-Враки это. У них даже наука такая есть, «Дао любви»  называется. Так вот по этой самой науке мужчина должен в первую очередь удовлетворить женщину, а уж потом себя. Более того при этом не обязательно кончать. То есть кончать мужчина должен, но кончать не хуем, а головой. Ведь оргазм он, как известно в голове.
-Хм. Я почему-то считал, что это только женщин касается.
-Как же! Знаешь откуда пошло выражение «думать головкой, а не головой»? Оттуда и пошло. Главная заповедь «Дао любви»! Там черным по белому написано, что у мужчин разум сосредоточен не только в голове, но и в паху. В башке – серое вещество, в члене – белое. А когда мужик кончает, он соответственно жертвует своим паховым мозгом.
-Однако.
-А знаешь, как в Китае называют самых пылких любовников?
-Теряюсь в догадках.
-Двухголовый человек!
Виноградова уже не тошнит. Он распечатывает плавленый сырок «Волна» и почти целиком запихивает его в рот.
-Ой, забыл тебе предложить, - с набитым ртом говорит Виноградов.
-Забудь. У меня аллергия на лактозу.
-А татары? – спрашивает он.
-Что татары?
-Мне говорили, что татары тоже о-го-го…
-Пьянь твои татары. Те же русские, только выебонов еще больше.
-Понятно.
Виноградов целиком и полностью удовлетворен ее ответом.
-Слушай, а объясни мне такую вещь, - спрашивает Дарья. - Почему всем мужикам нравятся бабы с большими сиськами?
-Почему это всем? Мне не нравятся.
-Не о тебе разговор, - говорит Дарья, – я про большинство.
Виноградов задумывается.
-Наверное, подсознательно каждый мужчина стремится обладать женщиной максимально способной к деторождению и к дальнейшему вскармливанию потомства. А чем больше сиська, тем больше в ней молока.     
-А если без подсознания.
-Если без подсознания, то большие батоны – это вообще-то круто!   
Виноградов поднимает глаза вверх. На черном небе почти нет звезд.
-Как тебе кажется, на что похожи звезды? – будто читает его мысли Дарья.
Виноградов доедает сырок и пальцами вытирает рот.
-Ни на что. На звезды.
-Нет в тебя тяги к прекрасному, - цыкает Дарья.
-Зря ты так говоришь, где-то глубоко во мне живет художник, - оправдывается Виноградов.
-Типа художник- диссидент? В глубоком андеграунде? 
-В очень глубоком!
Виноградов распаковывает новый сырок.
-А мне кажется, что звезды похожи на маленьких ежиков. Такие же колючие.
-Кстати в кассу история. Про ежика, - вмешивается Виноградов. - Я раз с друзьями отдыхал на даче. Дело зимой было, -  Поругался со своей бывшей, с Лидой и ушел в лес. Взял две бутылки водки и подальше от всех. Долго бродил, пока не понял что заблудился. На помощь звать стал, результат нулевой. Уже совсем отчаялся, как, смотрю, ежик идет по стежке…
-Так, подожди, - перебивает Дарья. – Какой такой ежик? Они же вроде зимой спят, как медведи?
-Ну, я о чем и толкую. Ежик зимой! Думаю, неспроста это.
-Типа, знак свыше?
-Вот-вот, знак свыше. Знамение. Я - за ежиком, он - от меня. Я - за ним, он - от меня. Так он меня из лесу и вывел.
-И на прощанье рукой помахал, - скептически добавляет Дарья.
-Не веришь? – спрашивает Виноградов.
-Нет.
-Ну и не надо.
-А я зимой думаю в Европу поехать, - говорит Дарья, - на юг Италии. Прикинь у нас морозы, а там тепло, апельсины.
-И дешевого винила море. 
-Тебе бы все о водке…
-О вине.
-Какая разница. Посмотри на себя, ты уже еле на ногах держишься. 
Виноградов начинает критически оценивать свое состояние и понимает,  что без посторонней помощи до дома ему не добраться.     
-Слушай, ты, меня не проводишь?
Дарья смеется.
-Нет, ну ты нахал.
-Я не нахал, просто пьяный очень. 
-Значит, Саню уже не боишься?
-Еще как боюсь, но также за себя боюсь. А себя я больше люблю, чем Саню. Вернее, я его совсем не люблю, боюсь только.
-Сам идти-то можешь?
Виноградов делает глоток из ствола.
-Могу. Но думаю, что это явление временное. 

17.

ЭШЕЛОН СОШЕЛ С УМА.

18.

ВИНОГРАДОВ БЛЮЕТ НА ПОЛ.
В НОСУ ЗАСТРЕВАЕТ ПЛОХО ПРОЖЕВАННЫЙ КУСОЧЕК СЫРА «ВОЛНА».
Он пальцем выковыривает его из ноздри. 
-Где я? 
Ответ приходит сам собой.
Овальными глазами-плошками на него пялится чучело совы.
Дом, милый дом. Точнее его прихожая.
Виноградов поднимается на ноги и идет в комнату. 
Там, на полу, перед телевизором сидят Леонов и Дарья. К телевизору подключена допотопная приставка «Денди». Музыкальное сопровождение игры кажется Виноградову знакомым.
-«Супер Марио»? – спрашивает он.
-Не мешай, - ворчит Леонов.
Между тем усатый коротышка Марио, которым играет Дарья, берет гриб-бонус и превращается в Супер Марио.
-Йес! – визжит она.
Луиджи-Леонов не в лучшей форме.
-Давно не играл, практику совсем потерял, - оправдывается он.
-Похмеляться будешь? – спрашивает Дарья у Виноградова.
-Буду, - отвечает тот.
-Суп на плите, остальное в холодильнике.
-Ладно, когда Купа появится, позовете.
Домашней еды Виноградов не ел уже давно. Лида не умела готовить, а сам он вполне обходился сосисками и пельменями.
Он поднимает крышку алюминиевой кастрюльки. Суп рыбный из консервы. Помимо разваренного рыбного мякиша в гуще плавает мелко нарезанный картофель, лавровый лист и морковь. 
Виноградов приправляет суп жгучим красным перцем и начинает жадно есть. Съев полтарелки, он  лезет в холодильник. Ассортимент напитков следующий: бутылка водки «Журавли», две бутылки красного вина «Исповедь грешницы», три литровых банки «Балтика номер семь».
Сначала Виноградов достает пиво, но, подумав, берет водку. Он выпивает сто грамм под суп и наполняет новую тарелку.
На кухню заходит Дарья.
-Ну что, Купу замочили? – спрашивает Виноградов.
Она садится рядом на табуретку.
-Нет, на моем джойстике «крестик» западает.
Дарья осматривает кухню. Обои на стенах старые, кое-где проступают большие масляные пятна. Рядом со шкафом висит глянцевый календарь с котятами за прошлый год.       
-Ну как тебе уха?
-Это не уха, - поправляет ее Виноградов.
-А что же тогда?
-Рыбный суп.
-А есть разница?
-Такая же, как между пловом и рисовой кашей с мясом.
-А разве плов – это не рисовая каша с мясом?
-Нет. Плов – самостоятельное блюдо, как и уха, которая готовится из свежевыловленной рыбы.
Дарья присаживается рядом.
-А купленная в магазине не канает?
-В крайнем случае, из купленной в магазине, - поправляет себя Виноградов. – Как вчера добрались?
-Нормально, - отвечает Дарья, - на моторе. Ты всю дорогу спал. И сегодня тоже.
-А сколько сейчас?
-Пол-одиннадцатого. Ночи.
-Старею. Биологические часы пришли в негодность. 
Виноградов до сих пор в костюме, на рубашке и воротнике пиджака потеки от блевотины. Он снимает пиджак, потом стягивает рубашку и бросает их на пол.
-А ты вообще, что здесь делаешь? – спрашивает  у Дарьи Виноградов.
-Ха! И это вместо спасибо! – восклицает она.
Виноградов просит ее передать хлеба.
-Не ссы, за мной заедут.
-Кто?
-Я Сане позвонила, сказала, что у тебя. Он не против вроде. Он тебе доверяет. 
-Что, прям так и сказал? – удивляется Виноградов.
-Прям так и сказал.
Виноградов кашляет.
-А Серега что?
-В смысле?
-Ну, он ничего не проявлял, никаких, как бы это сказать помягче, позывов?
-В отличие от некоторых, он человек порядочный.
-Жирный намек.
-Жирнее некуда. Тебе девушку доверили, а ты…
-Что я?
-Ничего. 
Виноградов краснеет. Ему становится стыдно за свое поведение.
Такое с Виноградовым случается крайне редко.   
-Прости.   
-А у тебя, почему компьютера нет? – интересуется Даша, нарочито не принимая его покаяния. 
-А зачем?
-Ну, как же Интернет, игры…
-А чем это не игры? – отвечает Виноградов, имея в виду «Денди».
-Восьмибитная приставка – это прошлый век! – поясняет Дарья.
-«Денди»  – это классика. «Контра», «Супер Марио»…
-И еще «Танчики», «Тетрис» и «Бомбермен».
-Да,  «Танчики» и «Бомбермен».
Появляется Леонов.
-Слушай, Антон, ты, когда компьютер купишь?
-Вы что, сговорились? – вскрикивает Виноградов. 
-С кем?
-Ни с кем.
Леонов достает из холодильника палку одесской колбасы, отламывает кусок и идет назад в комнату.
Дарья смотрит на часы. Они у нее электронные. Большие, розовые, на широком резиновом ремешке.
-Через полчаса за мной заедут. 
-И? – спрашивает Виноградов.
-Может, не будем зря время терять?
Дарья садится на колени и расстегивает ширинку на его брюках.
-А вот это интересный поворот сюжета, - ухмыляется Виноградов.
Дарья начинает сосать его член. Скоро она находит ритм, который нравится Виноградову. 
Виноградов берет ее рукой за волосы и облокачивается на спинку стула. После нарастающего напряжения он кончает Дарье в рот. Он выпрямляется и смотрит на нее с выражением изумления и благоговения. Виноградов удовлетворен. Он улыбается. 
-Какой-то ты не вкусный, - говорит Дарья, проглотив сперму.
-Ты ничего не понимаешь в русской кухне, - парирует Виноградов.
-И уха у меня не настоящая.
-Да.
Дарья целует Виноградова в щеку и идет в ванную.
Еще Лида говорила, что женщина получает от минета двойное удовольствие. 
-Понимаешь, - говорила она, - во время минета мужчина находится в полной власти женщины.  Достаточно одного движения челюстей и все. А власть, она заводит покруче шпанской мушки.
-Значит, со стороны мужчины минет – это высшая степень доверия к женщине, - продолжал Виноградов.
-Получается, что так, - соглашалась Лида. - Ты доверяешь – она подчиняется. 
Довольный Виноградов наливает себе рюмку водки и уже подносит ее ко рту, как…
Бабах!
Гастрономическая идиллия разрушена посторонним шумом. 
-Серега, ты что там, с дивана упал? – орет Виноградов.
Так и не дождавшись ответа, Виноградов идет в комнату.
Леонов, как и раньше, сидит на полу и отстранено смотрит на экран телевизора, не выпуская из рук джойстика. Лихой водопроводчик Марио делает невероятные кульбиты. Его маниакальному стремлению освободить принцессу из скользких лап зловещего Купы можно только позавидовать. 
-Серега!
-А? Что? – просыпается Леонов.
-Что это было? Что за шум был, спрашиваю?
-Какой шум?
-Это я хотел у тебя спросить.
-Не понимаю, о чем это ты…
-А где девчонка? – Виноградов осекается. – Дарья!
Он подбегает к ванной и дергает на себя фанерную дверь. Заперто.
-Дарья! – он барабанит костяшками пальцев по двери. – Открой, Дарья! Открой!
Не отвечает.
-Дарья!
Виноградов повторяет попытку и только потом решает взять ванную приступом. Старая фанерная дверь легко поддается удару его плеча. Шпингалет уже давно держится на одном единственном шурупе. 
Виноградов замирает. В ванной на полу лежит Дарья. Газа ее открыты, но в них нет жизни. Из раны на лбу течет кровь. Угол раковины также в крови. Наверное, ударилась, когда падала.
-Твою мать! – ругается Виноградов.
Он взваливает ее на плечо и несет в комнату. Ее бездыханное тело он кладет на диван.
-Блядь, ты что это с ней сделал? – спрашивает не на шутку взволнованный Леонов, который наконец отрывается от приставки.
-Ничего! – восклицает Виноградов. – Она в ванную вышла, а потом…
-Блядь! Что с ней?!
-Не знаю!
-А кровь откуда?
-Ударилась об раковину.
-Как?
-Не знаю.
-Но ты, же сказал…
-Блядь, я предположил.
Леонов начинает бегать по комнате.
-Антон, я боюсь! Антон, что с ней? Антон, Антон, Антон!
-Заткнись, блядь.
-Антон, Антон, проверь у нее пульс, Антон!
Виноградов берет ее запястье.
-На какой руке его щупать надо?
-На правой. Нет на левой. На любой, блядь!
Перед тем как пощупать пульс Виноградов трясет ее за плечи, потом бьет по щекам.
-Блядь, блядь, блядь, - он водит пальцем по ее запястью. – Вроде нет ничего.
-Сделай что-нибудь, Антон! – кричит Виноградов.
-Что?!
-Искусственное дыхание!
-Ей к врачу надо, какое, на хуй, искусственное дыхание, - кричит Виноградов.
-Блядь, так позвони в скорую!
-Ты совсем рехнулся?! – орет Виноградов, продолжая трясти Дарью за плечи. - Очнись, сука! Очнись, блядь! Сука!
Виноградов все же делает ей какое-то подобие массажа сердца и начинает делать искусственное дыхание рот в рот.
Совсем недавно это симпатичный ротик доставил ему массу наслаждения, теперь он приносит только неприятности.
-В больницу никак нельзя. Если негры узнают, то, наверное, убьют. А если девчонка скопытится, то убьют наверняка, - размышляет вслух Виноградов.
-Так что делать? Что?! – охрипшим голосом сопит Леонов.
-Не знаю!
-Блядь, Антон! Это же… Блядь!
Панический страх, словно кладбищенский туман, наполняет комнату. Леонов накручивает круги по комнате. Всем своим видом он напоминает собаку, в ухо которой забрался жук.
-У тебя номер Лома есть? – спрашивает Виноградов. 
Леонов плачет. Его слезы необычно густые, так что складывается ощущение, что на его лицо специально набрызгали прозрачным глицерином.
-Есть, наверное.
-Так, я девчонку пока подготовлю, а ты звони. Звони! – командует Виноградов.
Пока Леонов копается в своем мобильнике, Виноградов делает очередную попытку воскресить Дарью. Он бьет по ее груди кулаком.
-Дыши, сука! Дыши! Дыши! Дыши, сука! Дыши!
Дарья хрипит, из ее носа течет кровь.
-Дышит! Серега, она дышит! Звони, Лому, быстро! И это, принеси бинт и водку, надо рану продезинфицировать!