Моим армейским друзьям посвящается.

Эта история случилась в бытность моей службы в армии. Мы с другом служили в н-ской дивизии под Москвой «офицерами-двухгодюшниками» (как «любя» назвали нас порой кадровые) после окончания военных кафедр обычных гражданских вузов. Собственно, армия нас познакомила, подружила и объединила на одной жилплощади. Командованию на нас в принципе было по-фигу, зачем только президент Ельцин  нас «выдернул» из запаса было не совсем понятно. Служебным жильем мы обеспечены не были и пришлось снять небольшую двухкомнатную квартирку на двоих («спасение утопающих – дело рук самих утопающих»), что может быть оказалось даже лучше, чем обитать в загаженных комнатах беспокойной офицерской общаги. Ну как бы то ни было, а все сложилось именно так.
Военных в Н-ске тогда не любили, как не любят, наверное, и сейчас. Причем никаких – ни «начальников», ни «подчиненных». Одна часть населения города в тот настоящий момент служила в армии (доблестные офицеры и прапорщики), другая когда-то служила в армии в прошлом (теперешнее гражданское население). И обе этих части по-своему люто ненавидели военных. Первые не любили солдат, по причине своей служебной «возвышенности» над ними. Стоило только какому-нибудь «ваньке» выбраться в увольнение (чего надо сказать тут практически никогда не случалось) или по какой-то служебной надобности в город, как со всех сторон неслось: «Э, военный! Почему не отдаем воинское приветствие? Почему такой небритый? Почему подшива несвежая или вовсе не подшит? Почему сапоги не чищены? И вообще, почему сам такой грязный?». И еще можно было услышать бедному солдату сотни всяких «почему», а может даже из-за этих убежденных почемучек остаться без «увала» или вовсе огрести еще каких-нибудь неприятностей на свою тощую задницу.
Вторая половина населения города, отслужившая ранее в качестве солдат, а теперь находящаяся в запасе, лютой ненавистью ненавидела офицеров – «отольются теперь кошке мышкины слезки…». И нередко последние бывали биты бывшими дембелями на улицах города, вдали от своего военного городка, в так называемой «сугубо гражданской» части Н-ска. Такие стычки происходили исключительно тогда, когда и гражданские и военные находились в подпитии и сталкивались лоб в лоб на улице. Гражданские вспоминали, пусть даже не своим бывшим армейским начальникам, но тоже офицерам прошлые армейские обиды. А пьяные  офицеры по своим каким-то служебным заскокам безуспешно пытались застроить гражданских, за что получали в дыню по причине численного превосходства последних, которые чувствовали себя более уверенно на своей территории. Гражданские в таких ситуациях тупо щерились, зло скалились, называли военных шакалами и приступали к активным боевым действиям. Поэтому в неслужебное время некоторые военные предпочитали посещать злачные места, одеваясь в обычную гражданскую одежду. 
Как-то раз мы с сослуживцами тоже попали под начинающийся конфликт в одном из летних кафе. Стоял теплый майский вечер, весна уже вступила в свои права. Приятно дул ветерок, зеленели и цвели вовсю деревья, пели соловьи, девушки соблазнительно оголялись. Посиделки приближались к своему логическому завершению. Общую идиллию, так сказать, начали немного портить какой-то местный мелкий «авторитет» со своими корешами, который порывался «познакомиться» поближе с одним из наших сослуживцев. Этот бритый монстроподобный камрад, возможно даже бывший тупорылый дЕсант, пытался в грубой форме излить какие-то свои никому неведанные и ненужные претензии старшему лейтенанту Бутылкину (вот уж в натуре, говорящая за себя фамилия…) и почему-то именно ему.
- Шакалы… - злобно шипел он, приближаясь к нашему столику.
- Э, слышь, братан! Мы не шакалы, мы – пиджаки, - вовремя нашелся мой друг Миша – поэтому твои претензии не в кассу, пошел-ка ты нахуль.
- А? Да? Э… - задумался и впал в ступор н-ский пролетарий – Ну, ладно…
По его выпяченным шарам было понятно, что он нифига не «догоняет» - видать крепко перебрал, но тщетно пытается «догнать». Работа мысли пульсировала в его «бестолковке».  Воспользовавшись минутным замешательством гражданских камрадов и подхватив под руки лыка не вязавшего старлея Бутылкина, мы спешно ретировались домой.
Миша был тот еще балагур и весельчак, недаром, что бывший студент, мог замять любой начинающийся базар. «Для этого, мне надо вступить в переговоры. Если я успешно начал говорить с пациентом, а не схватил сразу в дыню, то никакого замеса не будет» - частенько любил говаривать он. И это была правда. Конечно, в этот раз Мишке не пришлось полноценно использовать свой дар переговорщика, но и это была победа, с темы мы успешно съехали. А Бутылкин был кадровым… Вот так, описывая ситуацию словами Карлсона – «друг спас жизнь друга».

***

-  А почему, собственно, нас называют пиджаки? – спросил я  как-то у лейтенанта Федькина за рюмкой водки.
Лейтенант Федькин был к тому времени уже тертым калачом. Он отслужил немногим чуть более года, я же в то время «тянул» только свой четвертый месяц. Знал я Федькина еще по институту. Мы учились с ним на одном факультете, только на разных специальностях. И волею судеб, с интервалом почти в один год, попали служить в одну и ту же часть необъятной н-ской дивизии. Об этой приятной неожиданности  наш ротный как-то сказал: «Во, вас студентов развелось, как собак… Тут куда не плюнь – везде Тула или Калуга служат. Зёмы, блин». Сам же кадровый  почти «пятнадцатилетний» капитан Гарин тоже был родом из нашей области, тоже наш с Федькиным земляк.
Нахмурив лоб, Федькин, со свойственной ему основательностью, покрутив в пальцах мятую беломорину, начал излагать.
    - Понимаешь, Илюх, кадровые они же настоящие военные. Когда приходят в часть после училища, на свое первое место службы, то выглядят красиво – одеты в парадку, в белой форменной рубашке, погоны отливают золотом, на голове необъятная новенькая фуражка с золотой кокардой. И чем больше фуражка имеет изгиб – тем она круче. Они их даже на заказ шьют.  Бабы от них без ума… были… раньше… при советской власти. Сейчас, правда, некоторые тоже, но в наше неустроенное, послеперестроечное, неспокойное время таких много меньше. А мы… Ну, ты вот в чем был одет, когда в часть прибыл с гражданки?
     - В спортивном костюме…
     - ?!
     - Именно в нем.
     - Ну, прям пипец… Ты какой-то неправильный, - улыбнулся Серега Федькин, выпуская колечко дыма и прищуриваясь на солнце, пробивающееся сквозь рыжие занавески каптерки.
     - Студенты, это ж интеллигенция, - обстоятельно продолжил повествовать он – Они, как правило, одеты в чем? Пра-а-ально, в пиджаках. Встречают, как говорится, по одежке. Вот поэтому бывших студентов кадровые и называют «пиджаки».  Вкурил, душара? -  засмеялся он. Вас молодых еще учить и учить. Старый воин – мудрый воин.
     - Во-во. Теперь вкурил, - согласился я.

Но, собственно, история совсем не об этом.
Это так, вступление…

***


          Время неумолимо шло вперед, что не могло не радовать меня. И уже до дембеля оставалось каких-то четыре месяца. Сергей Федькин уже давно уволился. На дворе стоял конец декабря. Новый год был не за горами, наступала эдакая финишная прямая моей армейской службы.
    Я должен был заступить в патруль по городу. Перед нарядом зашел в нашу строевую часть, чтобы получить там предписание для комендатуры. Это такая «бумажка», в которой говорилось, что да, я – лейтенант такой-то действительно должен заступить начальником патруля с такого-то по такое-то число 1999 года.
В служебном помещении, напротив кабинета начальника штаба, толокся какой-то гражданский. На вид ему было лет под тридцать, такой плотный, представительный, солидный дядечка в дубленке и норковой шапке. По его нервному топтанию было заметно, что чел волнуется. «Ну, мало ли, кто сюда забрел... Может чей-то родственник» - подумал я и пошел по своим делам, тут же забыв о визитере.
Сутки в наряде прошли незаметно. И опять после наряда я стоял на утреннем построении, внимая «вумным» речам нашего комбата («А, слюни летят, летят слюни – командир отдает приказанья…» - перефразировали слова песни группы «Манго-манго» наши батальонные остряки). Оказалось, что тот гражданский был никто иной как наш товарищ по счастливому пребыванию в вооруженных силах РФ, бывший студент, опять-таки мой земляк - Андрей Кошкин. Андрюху назначили на уже как полгода свободную должность, уволенного в запас старшего лейтенанта Федькина. Опять, впрочем как всегда, были какие-то «заморочки» с размещением нового лейтенанта и по настоянию штабных офицеров и по своей доброте душевной мы с Мишкой приютили Кошкина у себя на квартире, до тех пор, пока он не снимет себе свою «нору» или каким-то макаром не решится вопрос с общежитием. А что нам, жалко что ли, пусть живет, тем более мой земляк. Так Кошкин поселился у нас, заняв диван в комнате с телевизором. Прожил он у нас до самого нашего дембеля, но это к делу не относится. Кошкин был эдаким большим детиной, но при всей своей внушительности обладал довольно тонким голосом, веселым нравом и не дурак был выпить.

***

    Наступил настоящий военный праздник – День защитника Отечества. Февраль подходил к концу, треща своими жестокими морозами. Надо заметить, что в то время этот праздник для гражданского населения не был еще выходным днем, а в армии по негласному закону военные обстоятельно его отмечали и этот день для них был выходным. Накануне, 22 февраля вечером, решили отметить приближающийся красный день военного календаря и мы. Вопрос с закуской решился кардинально просто. Скинулись, закупили килограмма два пельменей и пару бутылок любимой Мишкой настоящей калужской водки. Надо сказать, что водку (по крайней мере в то время) в Калуге выпускали отличную, поэтому мы обычно предпочитали по настоянию калужанина Мишки употреблять именно ее.
    Итак, сервировали нехитрый стол, сели, налили, приготовились выпить по первой.
    - Товарищи офицеры. Ну, за День российской армии, за военных, что дали нам возможность «пофилонить» в этот день. Ура! – произнес тост Миша. Выпили. И так, по циклу, еще и еще, N раз.
    - А вы знаете, пацаны, почему военные пьют? Нет? Я сейчас вам изложу свою гипотезу. Я успел заметить, впрочем, как и вы, наверное, что в армейском коллективе практически нет совсем непьющих членов. Вот среди гражданских попадаются абсолютные трезвенники, а среди военных таковых «выродков» нет. Я совсем не хочу сказать, что военные пьют не в меру, не хочу кого-то из них обидеть, ибо это не так, но насчет выпить - они не дураки. А почему? А потому, что на обширный и достаточно круто закрученный досуг времени у них нет. Военного в любой момент могут выдернуть из дома по служебной необходимости, будь то тревога или какое-либо ЧП по вине вверенных ему бойцов. А взять субботу – опять рабочий день, ПХД. А наряды и всякие там «ответствования» легко могут попасть на выходной. Таким образом, выходные отмечены, так сказать, флажками, они как бы есть, но их как бы и нет или легко может не быть, причем внезапно. Поэтому у военных нету времени как-то планировать свой досуг, ходить в театры, музеи, кино. Они, может быть и ходили бы, но… А тут взял «пузырек», посидел с друзьями, выпил. И ты уже расслаблен, уже в виртуальном мире, уже нет проблем и стресс от службы снят. А стрессы бывают о-го-го. Все быстро, относительно дешево и сердито. Опять же, не  будем обобщать, но мне кажется, что в среднем это так – завершил Миша свою мысль и начислил по очередной рюмке.
    Так мы посидели немного, потом еще немного и еще немного. Пока, увы, ничего не осталось. Осталась лишь половина пакета с замороженными пельменями.
    - Ребят, а по-о-о-йдемте пррр-ветрримся! – устало предложил я.
    - Пойдем! – пискнул Кошкин.
    - Пойдем-пойдем, -  подхватил Мишка – Заодно хлеба купим… и еще чего. Пошли до круглосуточного магазинчика дойдем.
    Сказано – сделано. И мы втроем неровной походкой дефилируем по центральной н-ской улочке. Закурили, обогнули по пути памятник Ленину и вот она, искомая продуктовая палатка. Долго мы там не парились. Быстро купили хлеб, по банке джин-тоника, плитку шоколада, чай и направились к выходу из павильона. Тут наш донжуан Кошкин «завис», увидев, точнее наконец-то обратив внимание на двух молодых миловидных продавщиц. Он начал увлеченно что-то им втирать, продавщицы довольно улыбались.
     - Ну, ты идешь? – крикнули мы с Мишкой ему, уже  сами находясь у двери.
     - Идите, я вас догоню, – отозвался Кошкин.
     - Все с Вами понятно, - ответил Миша.
     - Ключи есть от дома? – спросил я.
     - Есть, валите.
    И мы не спеша почапали обратно, уничтожая джин-тоник и ведя неспешную беседу за жизнь. Придя домой, мы попили чайку и «отбились» как нам тогда казалось до позднего утра. Завтра был выходной.

    Я проснулся от истошного звонка в дверь. Инстинктивно глянул на будильник, часы показывали шесть. Мишка усиленно сопел на кровати у противоположенной стены нашей с ним комнаты не проявляя практически никаких признаков жизни, кроме этого сопения. «Блин, видно из части за кем-то из нас послали посыльного» - мелькнула в голове мысль. Посыльным назывался солдат, который оповещал военных в случае каких-то служебных надобностей и прочих неприятностей по приказу вышестоящего командования. «Пусть еще позвонит, может со сна показалось»  - хотелось верить в чудеса. Повторного звонка не было. Видно это был кто-то еще.
Тут я мимолетом взглянул в просвет открытой двери, которая вела к нам из большой комнаты Кошкина. Почему-то горел свет и… из зала струился дым.  Я быстро подорвался с кровати, уже налету окончательно просыпаясь. Пожар? Выбегаю в зал. Все в дыму. Андрюха с головой накрылся одеялом, торчат только волосатые ноги в черных носках и он тихонько протяжно постанывает. Живой, это уже хорошо. В прихожей горит свет, на кухне тоже. Бегу туда. На кухне все в дыму. Дым на треть заполнил кухню. Интуитивно догадываюсь, что источник дыма, а стало быть всех бед стоит на газовой плите. Так и есть. На одной из конфорок – обожженная кастрюля. Пластмассовая ручка плиты под кастрюлей была во включенном положении, пламени из конфорки не было, видимо оно было потушено выкипевшей из кастрюли водой. Я выключил газ и заглянул в кастрюлю. Там на дне лежали какие-то угольки, штук десять или пятнадцать. Это были пельмени, точнее то, что от них осталось.
- Миша, вставай! Этот пидарас  нехороший человек нас чуть не сжег! – заорал я, еще больше пугаясь от осознания  обошедшей нас беды.
- Чего-чего? Этот контрацептив нас чуть не угробил? – наконец-то проснулся Миша, входя в зал в одних трусах и устремляясь открывать настежь окна.
- Э, Андрюха, твой косяк. Надо тебя гнать в шею, пока ты нас не взорвал, – трясем мы изо всех сил еще не проснувшегося Кошкина.
- Ну чего? Это не я! – пищит Кошкин.
- Хорош гнать! Это твоих рук дело. Мы вчера вдвоем ушли домой, мирно легли спать. Ты где-то шлялся и набарогозил тут. Вот ты гад, приютили змея.
- Ты пойми, хорошо соседи разбудили. Дым из-под входной двери заметили – кто-то шел на работу и звякнул в дверь. А если б какое воспламенение, взорвался бы газ и аля-улю, дом тоже. А потом все говорили бы о теракте чеченских сепаратистов, - резонно заметил Мишка, вспоминая события сентября 1999 года, произошедшие в Москве.
- Братва, это не я...  - не унимался Кошкин.
- Ладно, хрен с тобой. Мы спать пошли.

Минуты через две, закутанный в одеяло и все еще пьяный Андрюха Кошкин, переступает порог нашей комнаты и со скорбным выражением упитанного лица изрекает:
- Я вспомнил, братва. Это я. Я вчера поздно вернулся. Это было мое упущение, я бросил пельмени в еще не закипевшую воду, уж очень есть захотел. Да видать не дождался пока пельмени окончательно дойдут до кондиции и заснул. Простите, не выгоняйте меня…
- Ладно, что с тобой делать… Живи. Только смотри, еще один такой раз и ты бомж.

Вот так закончилась эта история с пельменями. Кошкин так нас к счастью и не угробил. Испорченную обугленную кастрюлю он потом обработал со своими бойцами на каком-то неведомом мне приспособлении, называемом «пескоструйкой» (кастрюля стала как новая) и возвратил ее обратно. Мы благополучно дослужили до дембеля, съехали с хаты, а Кошкин потом переехал на другую квартиру и без особых потерь «оттащил» свою службу до конца и вернулся-таки обратно домой.

КОНЕЦ.