* * *
Коридор-поворот-коридор... вот она, комната 37.
Сейчас, сука, будет вам тридцать седьмой год... Заперто?
Факин-шит, а ну-ка, скрепкой пошерудим в замочной скважине... есть!
Тихоня, пресловутый позор общаги, в два часа ночи проникает в женскую спальню.
Есть дело! Короче, Линка, пригожая, пышная второкурсница, имела неосторожность... точнее, имела их сразу несколько! Застав Тихоню  с соседкой по этажу Ритулей, замершей в позе «писающий кабан», Линка так грохнула дверью – штукатурка дрызнула по углам!.. И пошло-поехало: общага ведь, что большая деревня. Мудак этот Тихоня, злорадно кричали в Линкиной комнате обойдённые мужским вниманием недотроги. Рвань-пьянь забубённая, и стоит-то у него по пьяни да по праздникам, отвечала соблазнённая и покинутая Линка.
Кто же стерпит подобное поношение!

Тыдым-тыдым… Сказано дуре: не буди лихо, пока оно тихо!
А ведь знает, зараза, что алкоголь ему до лампады! За месяц до досадного происшествия с Ритулей Линка как минимум трижды не погнушалась абсолютно трезвой его компанией, коротая летние ночи в общежитском буфете, среди бесчисленных винегретов с селёдкой, стаканов настоянного на жаре компота и стремительно прокисавшей сметаны...
Как он умудрялся попадать в буфет, Линка не ведала, но попадал всегда... то есть, разумеется, по мере необходимости.
Более того! Трезвому Тихоне удавалось многое, пьяному – почти ничего, хоть и имелась у него устойчивая репутация "разгильдяй-ходок-гитарист".
Ну что ж, пора подружке отработать косяк!..

Решимость Тихони немного подорвана тем обстоятельством, что сегодня-то он как раз крепко выпимши и чешет в бой на голом энтузиазме. Гружённый до краёв, как самоходная баржа, пивом напополам с портвейном, Тихоня с минуту топчется в девичьих покоях. В часы опьянения он внутренне собран, как пассажир захваченной пиратами шхуны, идущий по доске в открытое море...
В комнате 37 ночует, как известно, четыре девицы. Две – в большой половинке, две – в «аппендиксе», то есть в полуотгороженном закутке без окон. Но Тихоне известно, что соседка Линки по «аппендиксу» уехала на лето к родителям, поэтому соседняя с Линкиной койка сейчас пустует.
Комната Линки им освоена, как строевой плац новобранцами.

Однажды Тихоня даже пробирался в «аппендикс» через заросли сохнувших на верёвке дамских полупердончиков, не открывая глаз – на спор! Итак, припоминаем: пять шагов от дверей вперёд, два вправо, ещё два вправо... Упираясь для верности лбом, Тихоня в кромешной темноте огибает платяной шкаф и сразу же натыкается на спинку пустой кровати.
Слева слышится мерное сопение: ага-га... ну, вот мы и дома!
Лёгкими, заученными движениями Тихоня скидывает с себя футболку-джинсы-трусы.
На ногах – легко сносимые тапки на босу ногу.
Так-с, теперь потрогали-убедились: член Политбюро в дополнительной пропаганде-агитации не нуждается...

Откинув край одеяла, Тихоня по звуку обнаруживает, что сопелкой дама уставилась в потолок.
Примерившись, он одним движением садится ей на грудь: не в губы же целовать, в самом-то деле – вдруг заорёт, прежде чем окончательно проснуться?! На всякий случай Тихоня прислушивается: нет, Линкины соседки пока что дрыхнут без задних ног! Сколько раз под разноголосицу женского храпа Тихоня возбуждал и расхолаживал здесь охочую до нехитрых ласк Линку... А в критические моменты скоротечного женского счастья шипел, склонясь к женскому ушку в затейливых завитках: тише! Тише, детей разбудишь!..
Пышная грудь Линки ходила девятым валом – то ли от спазмов-оргазмов, то ли от беззвучного хохота…

Усевшись на грудь спящей даме, Тихоня легко проводит ей ладонью по лицу и ухватывает двумя пальцами за нос.
Сопение тут же смолкает – подруга мычит и возится, пытаясь сбросить с себя кошмарное бремя.
Другой рукой Тихоня быстро зажимает ей рот, затем наклоняется к виску и произносит: тихо! Детей разбудишь...
Тело полузадушенной дамы вздрагивает и безвольно сникает.

Что-то нам нынче не до веселья, размышляет Тихоня.
Он убирает ладонь с губ  –  рот пострадавшей приоткрывается и жадно глотает воздух. По-прежнему сидя на груди своей жертвы, Тихоня вталкивает ей в полураспахнутые губы восставшую плоть и осторожно гарцует, стараясь по возможности не шуметь, а также не отсекать пострадавшей весь доступ воздуха. Вот они, первые впечатления... Линке далеко, конечно, до легендарной «глубокой глотки», но языковой техникой она, как выясняется, владеет вполне прилично! Надо же, а в буфете скромницу из себя строила! Ишь оно как, с заглотом... а язычок-то метёт, мама не горюй – гребной винт у крейсера обзавидуется...

Через пару минут Тихоня выпрямляется, дёргает подругу за плечо: а теперь – работаем оверкиль!
Она молча переворачивается на живот.
Заголив до плеч сорочку, налётчик продолжает истязать на диво податливую плоть; затем, дабы месть исполнилась до конца, нарушает даже покой «выхлопной трубы»... Но тут Тихонину партнёршу сводит в какой-то немыслимой конвульсиии, не похожей на обычный Линкин оргазм, и Тихоня от возбуждения тут же заканчивает.
Во даёт подруга, прилетает к нему последняя здравая мысль... 

Затем герой срывается в автопилот и прочие ходы не записывает.
Утром Тихоня обнаруживает себя сидящим в коридорном сортире, с аккуратно завернутыми в мокрый платок гениталиями. Аа-ээ, комментирует он ситуацию, позёвывая: и чего это я расселся, как помылся, вот аккуратист грёбаный... Но Линку всё же знатно отодрал, в самые злоречивые части тела...
Хы-ы, теперь посмотрим, что она скажет!

* * *
– Что я тебе скажу, доченька: буйно вы здесь живёте, озоруете… Мать к тебе на три дня приехала, а ты к подружке ускакала, на день рождения – да ещё и с ночлегом! А к тебе под утро какой-то гаврик забежал... и что это за мода такая, оставлять ночью двери настежь?! Гаврик этот входит, дёрг меня за плечо... думал, это ты спишь. А я возьми да ляпни ему спросонья: тише, мол, деток разбудишь! Решила, что отец озорует, а я будто бы дома на диване дремлю. Он, бесёнок такой, сразу подскочил, да бегом на выход! Вот такая у нас накладочка вышла...