- Караул, подъем - тревога!
…Просыпался я мучительно, глаза открывались, но тут же на доли секунды закрывались опять и стоило немалых трудов снова разомкнуть их. В голову пришла мысль: «Опять ебаная учебная тревога». Но тут же возникла другая – а вдруг нихуя нет! И сейчас на самом деле наш объект атакуют чеченские террористы. Пиздежь, конечна - учебка, но вставать придется…
Прошла минута. Караул – старший сержант Волошин, рядовой Тугарев, рядовой Асхямов, ефрейтор Патенков и я стояли на входе караулки. Начальник караула - старший лейтенант Наумов, с двухдневной щетиной (которая, кстати, делала молодого офицера более мужественным), курил сигарету легкого «Максима» и давал вводную:
- Срабатывание датчика движения в секторе 3. Сработала сетка. Я не знаю, бля, что мы там найдём – дохлую собаку, Бен-Ладена, или, бля, пьяного бомжа, бля, но будьте осторожны. Так, Асхям – идешь с Волошиным, не отставай, бля, Колян – идешь с Патенковым, я иду с Тугриком. Макс первый, Патенков – слева, я буду справа. Караульный зырит, бля, во все очи. Всё, получаем оружие и снаряжение, бля…
В карауле процедура получения оружия упрощена, через вторую минуты моё лицо лизнул холодный утренний воздух.
Светало. Мы с Артемом выбежали из дверей караулки и побежали по асфальтовой дорожке, завернули за угол здания, пробежали мимо авто-боксов, свернули правее. Приклад автомата бил по спине, постоянно норовил сползти вниз, чтоб ударить еще и по бедру стволом, приходилось его подтягивать. Сумка с запасным магазином шлепала по ноге, ебучая каска постоянно сползала на глаза. Третий сектор – самый дальний от караулки на объекте, врезался в черную стену леса. Прожектора светили, но толком ничего было не разглядеть, мы обогнули подземные боксы, где томились в заточении мощные МАЗы, держа на плечах наш ядерный ответ НАТО – ракетные комплексы «Тополь-М», свернули за подстанцию, подбежали к высокому забору из сетки-рабицы. В ней была сделана дверь для обслуживания охранных систем периметра и сетки П-100. Тёма достал ключ, открыл нехитрый замок и мы вошли на периметр. Каждый летний месяц десятки «духов» (и я помню тоже) «погибали» на периметре, вскапывая неподатливый, быстрозарастающий лесной грунт. Сейчас трава немного отросла, походила на стрижку солдата-полугодки – когда чуб еще нельзя, но и наголо не обязательно.
- Пиздец, курить хочется… - почему-то шепотом сказал я
- Потерпи, Колян… Движемся на полусогнутых, хуй знает, что там, тут осталось-то метров триста…
«Потерпи… Легко сказать – сам-то нихуя не курит… Да и выхода нет, бежать надо, хуле..»
Сгибая колени, наклонив туловище, вцепившись в автомат, палец на предохранителе, бежали мы до самого угла сектора, постоянно оглядываясь по сторонам, боясь увидать самые страшные кошмары детства. Солнце еще не встало полностью, но было относительно светло. Мы огибали треноги «Витимов» и прочей охранной аппаратуры, петляли (насмотрелись, блядь, боевиков!), упорно двигались к самому углу объекта.
Вдруг Тёма резко остановился и поднял указательный палец. Мы оба замерли. Осмотрелись. Яркий свет прожекторов падал на прилегающую к сетке П-100 землю, резко контрастировал с неясными очертаниями в расплывчатом утреннем свете.
«Твою мать… Блядь… Пиздец…» - это был голос начкара, доносился он явно впереди.
- Бежим!
Мы кинулись в сторону голоса. Несколько минут в очень активном темпе. По холодной спине поползли теплые ручейки пота.
Одновременно мы ворвались в свет прожектора, на мгновение он нас ослепил. Чуть дальше стояли две темные фигуры.
- Трищьстаршыйлейтнант, ефрейтор Патенков и рядовой…
- Идите сюда, бля… - фигура махнула нам рукой.
То что я увидел дальше, мне до сих пор иногда сниться – низ высоковольтной сетки был подперт рогулиной и висел над землей примерно на метр, получилось что-то вроде входа в палатку… А вот под ним… Там лежал человек в военной форме. Солдат. В одной руке у него был зажат конец толстого черного кабеля, метра три длинной, вторая неестественно замерла в воздухе, будто солдат защищался от чего-то незримого. Лица видно не было – голова повернута набок.
Мы подошли ближе. Начкар сидел на корточках, обхватив лицо руками, Тугрик стоял радом, тряс его за плечо, приговаривая нудным голосом: «Товарищстаршилейтенант, надовштабсообщить…». Даже в смутном утреннем свете я увидел как лицо Артема быстро побледнело, он резко отвернулся, бросился бежать, добежал до столба освещения, уперся в него рукой, согнулся, и из него вышел весь вчерашний ужин – гречневая каша с соевой тушенкой. Мне почему-то было всё-равно. Даже легко стало – никаких террористов, просто мертвый солдат… Но это солдат НАШ! Из нашего полка. Я обошел труп вокруг, наклонился, посмотрел на лицо – рядовой Дмитриев, из второго дивизиона…
Прибежали Макс и Асхям. Макс быстро проанализировал ситуация, буркнул, что пошел сообщать в штаб, исчез в сторону караулки, послышалось щелканье зажигалки… Старлей лишь кивнул головой. Асхям обошел вокруг покойника, попытался его перевернуть.
- Не трогай, щаз прокуратура приедет, ебать нас всех тут будет, бля… - голос у начкара дрожал…

Как потом оказалось, рядовой Дмитриев хотел вынести с территории объекта кусок медного высоковольтного кабеля, найденного при ремонте дороги, чтобы потом сдать его в близлежащей деревне на цветмет. Он вроде все продумал – выбрал самый дальний угол, поднял сетку, но, видимо, поскользнулся на мокрой от росы траве и инстинктивно схватился за край поднятой сетки, где гуляли шальные 10000 вольт. На руке остался ожег в виде профиля сетки, от подошвы сапог остались только медные гвозди. Когда его укладывали в безликий ящик с трафаретом «Груз 200», руку пришлось привязать марлей – она не сгибалась.

А потом Артем исчез. Никто не знал, где он. Лишь замполит туманно отвечал, что перевели его в другую часть по приказу сверху. Но мы-то видели старого пиздюка – он знал, но не говорил. А еще через месяц мне пришло письмо. От Артема. От поэта – его так звали все, потому что он писал стихи. Неплохие, кстати, стихи. Даже грубые деревенские парни признавали, что их «цапляет». Обратного адреса не было. Только пятизначный номер войсковой части.

«Привет, дружище. Прости, что долго не писал, не знал, что сказать. Короче, я это носил в себе, но ты поймешь. Помнишь того парня, что погиб на сетке? Почему меня выворотило всего, а вас нет? Неужели я не способен быть НАСТОЯЩИМ мужчиной? Почему я блюю при виде трупа? Я не слабак. И я решил себе это доказать. Сейчас я в действующей армии, нахожусь в Чечне. Мы патрулируем 2 района, но пока все тихо, без эксцессов. Не парьтесь там без меня, мне нормально – служба идет быстрее, да и денег получу побольше. Попасть сюда было легко – по воинским дисциплинам у меня «пятаки», оба родителя младше сорока, короче, штаб меня отправил сюда по собственному желанию. Учебка тут вообще жестокая, наша – это просто рай! Пацаны из роты уже некоторые убили по 3-4 террориста, гордятся. А я вот не знаю, смогу ли выстрелить в человека? Но поэтому я и тут – мне нужно себя проверить. Доказать себе, что я не тряпка… Ладно, скоро выезд, напишу еще. Патенков Артем Николаевич.»

А потом еще одно письмо от него пришло:

«Если б сам Дьявол знал,
Как сложно в первый раз!
«Почему не стрелял?
Если был приказ?»
Перекрестие СВД –
На могиле крест.
Я сломаю себя,
Я приму этот грех!»

Вот и случилось – я убил первого чеченца. Ребята их по-другому называют, но, думаю, вы не поймёте. А это, оказывается как тир – даже захватывает. Правда, когда над тобой свистят ИХ пули – на тир мало похоже. Но в таких случаях адреналин перебивает разум и ты лезешь вперед. Как тебе стих? Это только первое четверостишье, потом допишу, пришлю. Вы-то как там? Уже домой скоро? Мне сержанта дали, поздравь!.........................»

Но следующее письмо от него так и не пришло – за неделю до увольнения на выезде по дорогам его убили. Моё письмо к нему вернулось. На нем стояла сухая надпись – «Адресат выбыл». Только при увольнении замполит сказал мне тихо, что старший сержант Патенков Артем – вы ведь с ним дружили? – погиб в Чечне за неделю до окончания службы.

«Губы в кровь, немой крик души –
Тихий шепот – прощай на век.
В моей памяти будешь жить,
Мой дружище, родной человек…»

Теперь я тоже пишу стихи.