Раздольно так полями бродится
И мёдом дышится легко.
В высоком небе хороводится
Овец парное молоко.

На Бога надейся…

Утро. Отец Нимврод встаёт рано, тюремные привычки не изжить. На дворе только-только начинается движение. Прошла кошка: то ли направляется по делам, то ли наоборот возвращается с блядок. Батюшка перекрестился, отгоняя крамольное слово и вместе с ним мысль. Тут же внутренне рассмеялся сам над собой. Вот же до чего она в кость въелась. Вера.

Задумался. А ведь именно вера не дала ему тогда сгинуть в колонии. Кто, как не она, тащила его мимо колючей проволоки, гудящей от напряжения и призывно улыбающейся. Заставляла вставать и идти. Делать через силу, ползти через не могу.
Священник много раз в течение жизни задумывался над религией вообще и своим местом в ней. Странные вещи приходили на ум.

Порой, когда стерва-жизнь очередной раз окунала в дерьмо и пинала стальным ботинком в зубы, Нимврод-Николай ночами выл на луну, вновь и вновь повторяя про себя: "Господи! Зачем тебе это?! Убей, но не издевайся".
Потом наступали часы покоя и внутреннего умиротворения. Тогда Николай благодарил Господа, просил прощения и радовался солнцу.

Но заканчиваются войны, проходят кариес и перхоть, потенция превращается в потенцию им. Срок мытарств Нимврода вышел, а вместе с ним вышел и сам Нимврод. То есть освободился. Так случилось, что древний старец, хозяин епархии, в своё время откушал Соловецких "радостей" и отнёсся к Нимвроду с пониманием.

Нужна ли религия? Есть ли Бог? Стоят ли те церквы, тут и там попирающие землю, внимания и почитания? Множество вопросов, и ответы на них у каждого свои.
Так и Нимврод. Верил - не верил, но работал для людства. Плакал вместе с ними, смеялся за компанию. Батюшка атеист? Нет, конечно. Батюшка религиозный фанатик? Тоже нет.
Наверное, просто человек.
***

Сегодня нет утренней службы, можно прогулять работу. Красота! Отец Нимврод собирает удочки, банку с опарышами и тихонько, чтобы не разбудить матушку, ныряет в светлеющие сумерки.
А на дворе что-то невообразимое. Тишина. Мир замер, притаился в преддверии. На востоке самый краешек горизонта светлеет, наливается внутренним соком. Воздух не колыхнётся, лист не дрогнет. Ждут?!

По едва приметной тропочке, огибая кусты разросшейся облепихи, батюшка спускается к реке. Вот оно брёвнышко-сидуха. Следы давнишнего костерка. Когда две власти: мирская и церковная, почти до утра гоняли чаи, слушали соловья, да болтали о разных разностях.

Отец Нимврод настраивает свои рогульки, разматывает удилища. Снасти аккуратно, почти без всплеска, ложатся в воду. Паленька благосклонно принимает их. Тишина, даже ряби нет. Эх, не подсуетился на счёт червей, а на бубя возьмёт ли, нет? Ну, да попробуем.
Голавль - скотина хитрая, но прожорлив как Бармалей. Хватает всё, что в воду упало.

Минут десять батюшка старательно следил за поплавками, потом пригрелся и задремал. Один из поплавков дёрнулся от поклёвки, и ещё раз. Потом его выложило, а батюшка спал. Сладко так, со слюнями. Ему снился сон. Всё тот же, сладкий и горький одновременно.

На этом аккорде, друзья, я заканчиваю утомлять вас своей повестью. Кому интересно, что было дальше, - милости просим вот сюды:

http://proza.ru/2010/02/05/259