Охримовна

Кладбище. В течение жизни всем нам не по разу приходится посещать это место скорби и воспоминаний. Ходим, чтобы попроведовать могилку близкого человека, а на деле проводим разведку. Не задумывались? И зря, между прочим. Натурально приглядываемся, а те, что поумнее прикидывают, как оно будет. Как столпятся вкруг последнего в жизни? Да нет, уже не в жизни, но один хрен последнего «шифоньера», дальние и ближние. Скажут фразы, дежурные и сердечные. Закидают к ебене матери землицей, и разойдутся кто куда. Одни сразу же, только отбыв повинность,  на автобус, и нах хаус. Другие съесть щепоть риса с изюмом, да водки халявной принять. А вы там, на глубине двух метров, согласно санитарным нормам. Один как перст. Ах, да, уже не один. Ещё чуть, и посетители с ложками пожалуют. Что, не ндравится? Да и хуй с вами. Втягивайтесь.

Охримовна живёт на кладбище с тех самых пор, как её голую и скользкую вытолкнула в мир сокращающаяся матка кладбищенской проститутки. Мир оказался так себе, неказистый. Могло быть и лучше.
Танька Охримова впервые ощутила себя, как часть природы в возрасте пяти неполных лет. Первичное ознакомление прошло как в тумане. А тут, совершенно внезапно Танька поняла. Она есть!

Вопросы возникали в голове девчонки один за другим, но отвечать на них было не кому. Вечно пьяная заблёванная кошёлка, именуемая матерью, не в счёт. Из друзей у Таньки были только Егорка с Маринкой. Их могилка находилась в самом глухом, заросшем бурьяном уголке кладбища. Там у Таньки был домик. Между отжившими свой век плитами и памятниками, она выкопала себе норку, выстлала её изнутри старым тряпьём, да там и игралась.

Кукла по имени Мразь, была её едва ли не единственным одушевлённым другом и соратником. Ей, и лишь ей одной девочка поверяла свои тайны и сомнения.
По причине отсутствия общения (ишь как завернул) говорить Танька начала лет в пять, а может позже. Никто ей годы не считал, уму разуму не учил. Питалась тем, что от матери останется. Летом проще, кто-нибудь да придёт попроведовать родню. Известное дело, что не с пустыми руками. В «кормёжные» дни, Таньке удавалось делать запасы. Но на конфетах далеко не уедешь, а варёные яички быстро портились. И тогда Танька научилась продавать, выменивать своё добро на хлеб и прочую вкуснятину.
Вы спросите,- а где же соззащиты с опеками? В пизде! Ничего, что я так резко?

Шло время, Танька подрастала, и в один далеко не прекрасный день, а был то канун Троицы, встретила Танька её. Было это так.
Танька гуляла по краешку кладбища, как раз в том месте, где с угора открывается очумительный вид на Паленьку, несущую себя сквозь поля пшеницы. Старуха вышла из кустов тихо, как привидение. Танька, выросшая на кладбище, байками избалована не была, и потому не испугалась.

А старуха, пристально посмотрев на девочку, пожевала беззубым ртом и сказала: - Точно! Не в браке рождённая. Давно тебя ищу, где шлындаешь?
- А я тебя не знаю бабушка, - отвечала Танька.
- Тебе меня знать необязательно, важно, что я тебя знаю, - сказала старуха, и, порывшись в кармане древней выцветшей кофты, достала маленькую деревянную табакерку. Отворив крышечку, старуха приблизилась к, словно зачарованной девчонке, и быстро дунула внутрь табакерки: - Прости милая…

Гадкая пыль попала Таньке в глаза, нос. Она расчихалась, закашлялась. Из глаз брызнули слёзы. А когда она проплакалась, старухи уже не было. Словно и не бывало никогда.
С того дня всё и началось. Вначале это были просто видения, но девочка росла, взрослела и теперь уже сама понимала, что не всё с ней в порядке. И когда пьяная мать хотела подложить незваную дочь под очередного хахаля, - Татьянин дар проявился. Да так жутко, что Татьяна едва не обписялась.

Просто мужик, уже тянувший к ней свои руки, вдруг схватился за живот и, перегнувшись пополам, стал блевать. Мать переполошилась, стала помогать своему ухажёру, да только пустое. Из неосторожного любителя детских прелестей, хлестала кровь пополам с желчью. Пока Танька не отвела своего взгляда от насильника, не мог он остановиться. А, остановившись, зарычал страшно: - Прошмандовки кладбищенские! Да провалитесь вы пропадом ведьмы. Нет! Ты ведьму родила сука, майся теперь всю жизнь.

Молва, дело быстрое. Не прошло и двух-трёх дней, а уже вся деревня знала про Таньку и её силу. А если учесть ещё и то, что насочиняли, то и вовсе картина предстала удручающая. Но, как известно, палка завсегда о двух концах. С одним ещё никто не встречал. И потянулись к Таньке вначале бабы, те коим уже ничего не страшно, а потом и всяк люд.

Танька к тому времени уже умела руками снять боль, увидеть внутреннюю хворь, и подсказать, как от неё избавиться. А позже, словно из пустоты, пришли и другие знания.
С тех пор минуло семь с лишком десятков лет, давно подохла нелюбимая мать. По пьяному делу угодившая в незамерзающую полынью Паленьки.
Видела Танька, как умирала мать, видела и болячку её. Мало того, знала, как снять хворь, как вытащить мать-мачеху с того света, но не захотела. А кто здесь такой громкий судья, что посмеет упрекнуть её в этом грехе? Да и грехе ли?

Так что ежели будете в наших краях, то непременно побывайте на кладбище. Найдите махонькую избушку об одной горенке. Спросите Охримовну, всяк покажет. Да не пужайтесь, не смогла Танька переломить в себе маленькую горькую девочку-побирушку. Так и осталась доброй помощницей всякому хворому да недужному. Сходите, авось и вам чем поможет. А заоднем и местечко себе присмотрите. На потом.

Советская власть

Советы — избираемые населением на определенный срок коллегиальные представительные органы публичной власти в Советской Республике. Выборы проходили внутри коллектива (например, коллективом рабочих завода, деревенской общиной). То есть выбранный депутат был известен всему коллективу или большей его части.


С недавних пор в Деревне появилась администрация, и соответственно глава этой администрации. Раньше деревня была приписана к Пиз…осьевскому сельскому поселению, но когда хлынул поток беженцев из Киргизии, население деревни увеличилось сразу вдвое. Так и бродят по улицам. Лицы круглые, да глаза щелочками.
Первое время ещё и драться удумали, бо нашлись говны из местных. Мол, понаехают тута итд.

Городские власти покумекали, и выделили деревню, в отдельную административно-территориальную единицу. Обозначили царя, то бишь главу, ну и в добрый путь. Правда и про себя тоже не забыли. Эти, да забудут? Ельциндовская родня про бабло никогда не забывала. По сему деревня получила новую прописку, согласно которой, будучи деревней и ебенями, она заимела статус пригорода. Пошто? А то вы не знаете? Город-миллионник, раз в год получает с московского торта не хилые свечи. А чтобы город сохранить миллионником, нужно что? Правильно, приписки мать вашу эдак-то! При коммуниях прирастали, а сейчас вымираем, вот и приходится крутиться.

Глава администрации, Дима Ельтюгов, человек сравнительно молодой, горячий и азартный. Про таких говорят: «Пока отвагою горим, пока сердца пошто-то живы». Ворует? Да пока не замечен. Видимо ещё не обтесался, не срок.
Работает как негр, весь световой день на ногах, в смысле на колёсах. Крутится как той Чапаев во гробу. Придёт бабка с просьбой, уважит бабку. Завалятся механизаторы, недовольные расценками, и для них доброе слово найдёт Дима, Дмитрий Леонтьевич. Подвижник? Да хрен его знает. Пожуём, увидим. Может и вовсе прикидывается.

Дима бывший ОБНОНовец, для тех, кто не знает, сия организация призвана на борьбу с незаконным оборотом наркотиков. Один из отделов был расформирован, но как мы знаем, Ельциндисты своих на войне не бросают. Какая война? Здрасьте! А с собственным народом?

Вечер у Димы заканчивается в спортзале. Там он в кругу таких же «горемык», отрабатывает приёмы самбо, играет в баскетбол, и под кружку пива говеет в сауне.
Зачем главе администрации самбо? Ну, вы спросили. А ну как электорат придёт своё законное обратно вертать?

С недавних пор главе прибавили забот. В деревню пришла газификация. Резко так пришла, суетно. Видимо в конце года власть предержащие спохватились. Денег на благоустройство и всеобщий расцвет было выделено энное количество, израсходовано столько-то, ещё часть пошла на личное благоустройство. И здесь грянул гром! Осталось, и причём много! Что делать? (с) Ведь ежели сейчас не потратить, да не поплакаться в мавзолейную жилетку, то на будущий год сто пудов урежут.

Долго думал глава города, ломал голову, рыдал. Представлял, как на «свои кровные» строит садик или школу и сердце заходилось. Наконец пришло решение. Ни вашим, ни нашим.
Деревня давно уже стала частью города, а количество коттеджей, построенных нуворишами и аппаратчиками, превысило все мыслимые стандарты.
Вот оно! – вскрикнул шёпотом глава, и налив себе рюмку водки, поздравился с приобретением.

Уже на следующий день были отданы все необходимые распоряжения. Проектанты кинулись чертить и просчитывать. Строители от Херрегионгаза, завели технику, и присели на низкий старт. Механизм завертелся.
Процесс занял время, затраты оказались непосильными, столица подкинула деньжат и ласково пожурила. Глава ходил именинником и крутил на пиджаке дырку под отца-героя.
Конечно, были моральные издержки. Ведь если вести газ к коттеджам, то хошь не хошь, но в саму Деревню нитку бросать придётся. Но, на войне как на войне. Издержки производства.

Эти и прочие чаяния городского начальства нашему Диме неизвестны, мало того они ему ультрафиолетовы. Своих косяков хватает. То казаки праздник устроят со стрельбой и плясками с холодным оружием. И значит надо вытаскивать к себе атамана, и песочить зарвавшегося казачуру в хвост и гриву. То в школе потолок упадёт, и значит кореец Хер Вынь, - ответственный за жилищно-коммунальный сектор, ползает на брюхе, а Дима ему пеняет.
Но, Дима не ропщет, не таков он человек, - сын главы области.

Эпрувёза Марамыгина

Сельский магазин, оно же сельпо, запредельными ништяками не отличается. Колхоз, не центр, здесь админы не отовариваются. Прожиточный минимум. Главное есть хлеб, табак и водка. Ну, по мелочи пожрать тоже имеется. Магазинчик сам по себе маленький и несуразный. Три прилавка, один из них промтоварный. Тетради, зубные щётки, гуталин и что уж вовсе странно, одноразовые пакеты для мусора. Ебануться!

На волне накопизма, когда всяк грёб, что под руку подвернётся, магазинчик тот приватизировали супруги Марамыгины, Антон и Людмила. Год только и проработали они рука об руку, когда случилась беда. Вечером, как, обычно сняв кассу, Антон упаковал деньги в полиэтиленовый пакет, упрятал за пазуху и, взяв какавное мороженое в вафельном стаканчике, направился домой. Идти почитай на другой конец деревни, а это не мало.

И уже на подходе к дому, возле старого заброшенного овина, на Антона налетели двое городских подростков. Видимо заранее спланировали налёт, отследили траектории, и заварили кашу.
Когда Антона нашли, он был исключительно холодный, как то самое мороженое, которое шибко уважал при жизни. Девятнадцать дырок от ножа насчитал на нём городской криминалист.
Погоревала тогда Людмила, да и закопала супруга своего. Ну, так не держать же его в холодильнике?

С той поры всё хозяйство по дому и сам магазин, упали на горб Людмилы. Первое время баба ещё отбивалась с грехом пополам, а потом поставила пару сменных продавщиц, честных и надёжных до идиотизма, а сама устранилась, гуляя направо и налево, между делом потихоньку пропивая «оплот совхозной цивилизации».

Сорвалась баба с катушек, как бог есть сорвалась. Провалилась во все тяжкие, да так, что люди при виде Людмилы, стали на другую сторону улицы переходить. Хрен бы с ней водкой, хотя знаем, что если баба присядет, на сей продукт, то вынуть её оттуда можно разве что при помощи старушки с литовкой. Но, наша эпрувёза, пошла значительно дальше. Странный жар случился в её развилке. Да такой, что никакой водой не затушить, а только хуем, да и то временно.

Была в давние времена у Российской императрицы Екатерины, вдова Перекусихина, та, что пробовала на вкус и ощупь каждый хуй, прежде чем допустить его пред вертикальное око царицкиного влагалища. Так и звалась на импортный манэр, - эпрувёза. Сиречь – испытательница. Вот и наша героиня не пропускала ни одной хмм «юбки», дабы не оценить ту колбасу, что колбасой вовсе не является.

Пробовали бабы совестить несчастную блудницу, - тщетно. Бить пробовали, - результат тот же. Мимо. Посовещались и решили. Пусть её. От мужиков не убудет, а Людка всё же своя, не какая-нито шаболда залётная. Росли вместе. Жалко же?
Так эпрувеза Марамыгина получила негласную индульгенцию на сношание колхозных мужиков, а мужики в свою очередь получили дополнительное, и абсолютно бесплатное отверстие. Коммунизм с человеческим…человеческой пиздой, в действии. Во как!

А магазин исправно приносил небольшую, но прибыль. Девки, те, что заменяли хозяйку, уж хоть в этом ей подфартило, работали честно, ни разу дурёху не подставили. Сами товар заказывали, сами бухгалтерию вели, сами людство обвешивали. То ли Господь эдак-то распорядился, то ли Диавол, но магазин если и не цвёл, то, как минимум не падал. И народ деревенский, непритязательный во всём, что касается себя, не привередничал. Много ли надо людям? Вы скажете, - да, много. Но, это слова, а на самом деле кусок хлеба, бутылку на выходной, да детишкам сладкого.

Так и жила-существовала наша Людка. В минуты просветлений, костерила себя по чём зря. Но то ж минуты, а дальше всё сначала. Эх, раззудись плечо. Пизда в смысле.
Осуждать не берусь, ибо сам хмм…. Вобщем чужая душа – потёмки. Чужое сердце, тоже анализу не поддаётся. Знаю одно твёрдо. Прежде чем заняться таким без пизды благолепным занятием, как пересуды, примерь ситуацию к себе. Авось и сплетничать расхочется. 

Просто рыбалка с водкой (эпилог)

Воскресное утро, осень, всё ещё тепло. Погода ласковая и убаюкивающая. Председатель колхоза, Александр Иванович, ещё с вечера накопал червей, и теперь по-тихому, стараясь не разбудить жену, собирался на рыбалку.
В пакет упала пара бутербродов с салом, луковица, спичечный коробок с солью. Мягко скользнула пол-литровая бутылка водки.

Подхватив удочки и пакет со снедью, председатель прикрыл двери и, улыбаясь солнечному утру, направился к Паленьке. Место возле плотины было уже занято, и Александр Иванович вздохнув, направился вверх по течению. Однако тихий голос опередившего его рыбака, остановил председателя.

- Сан Иваныч, чего ты там маршируешь, как стадо некованых бегемотов? Иди сюда.
Председатель пригляделся и под капюшоном дождевика признал доктора Крейцера.
- Вот так встреча! Гюнтер Самуилович, вас-то каким семяизвержением сюда занесло?
- Да вот решил побыть с природой наедине, а поскольку вы, как животное, являетесь частью природы, то и орнамент не нарушается, - Крейцер улыбнулся, - присаживайтесь рядышком, что нам места не хватит?

Александр Иванович в принципе ничего не имел против доктора. Уж кто-кто, но Гюнтер мужик хороший. С таким не грех скоротать за беседой воскресное утро. А животное он схавал. Присаживаясь и складывая в траву свой пакет, председатель неловко взмахнул рукой, и пол-литра в его сумке, напоминающее звякнула.

Крейцер понимающе усмехнулся, и чтобы не смущать хозяина, раскрыл свой сидорок. На свет появился круг Краковской колбасы, полбулки хлеба и бутылка водки.
Мужчины тихонько рассмеялись. Вот оно взаимопонимание, полнейшая солидарность, которая достигается всего в трёх местах. В бане, в застолье с доброй выпивкой, да в морге. Правда, в последнем особо не распиздишься.

Крейцер достал стакан, глянул на председателя, тот кивнул. Молчком выпили по половинке. Не сговариваясь, полезли в карманы за папиросами. Река словно застыла, ни ветерка, ни движения. Зеркало. Поплавки удочек умерли категорически. Ну что ж, и у поплавков может быть выходной.

После второй завязался разговор о мировом кризисе, войнах, которые случались всё чаще. Евреях и арабах, не умеющих найти общий язык.
Послышались шаги. По косой тропке к Паленьке спускался недавно освободившийся из когтей правосудия, Гриша-радостный. Счастливо разулыбавшись, Гриша тут же попросил закурить, а, закурив, указал пальцем на бутылку водки. Ну, ясен пень: дайте закурить, а то переночевать негде.
Грише налили на палец. Дурень выпил, закусил колбасой, причём не резаной, но откусил от большого куска. Счастливо выдохнул и, закатив глаза, благостно произнёс: - Скарлатинаааа…
Мужики рассмеялись, им вторил Гриша. Ничего не понимающий, однако, сообразивший, что раз водка ещё не кончилась, то надо смеяться.

- Вот скажи мне Крейцер, а для чего на земле живёт человек? – председатель слегка окосел, и мысли соответственно пошли мудрые и глубинные, - я-то знаю ответ, но мне хотелось бы услышать твоё мнение.
Крейцер улыбнулся своей доброй близорукой улыбкой: - таки знаешь? Забавно. Никто не знает, а ты Сан Иваныч, стало быть, сподобился. Небось, откровение снизошло?

Председатель не понял, подначки фельдшера и с треском затянувшись папиросой, сказал: - Человек на земле живёт…. Тут его взгляд остекленел. Александр Иванович начал вставать, рука ухватила большую суковатую ветку.
Крейцер проследил взгляд председателя. Глаза его и без того крупные, полезли на лоб. По еле дышащему течению, в сторону рыбаков, плыл самый нормальный труп. А председатель, немного переведя дыхание, закончил мысль: - Человек на земле живёт для радости…

Через мгновение оба два, фельдшер и хозяин, уже бежали по колено в воде к дрейфующему телу. Гриша-радостный сунулся, было вослед, но, обнаружив мокрость воды, остался на берегу, нелепо бегая по песку и заполошно, омерзительным голосом Джигурды выкрикивая: - Умри сука! Скарлатина!

С середины реки послышался сдвоенный мат, за ним дикий хохот. Мужики, ухватившись за одежду, тащили труп к берегу. Отряхиваясь, как мокрые псы, они выволокли тело на прибрежную гальку. И уже здесь дали волю смеху. Перед ними лежал нормальный такой манекен. Деревянная, покрытая лаком харя чудовища, не по-советски искренне улыбалась.

Сверху от дороги послышался шум шагов, по тропинке быстро спускался незнакомый мужик: - Привет станишники! Моё чучело не видели? От он голубчик! Ну и дороги тут у вас, не уссышься, так усерешься. Через мосток переезжали, а мой «актёр» возьми да и выпрыгни. И то! Жизнь наша кочевая, тут любой через год другой руки на себя наложит. Спасибо парни. Что я вам должен?

Крейцер посмотрел на председателеву вытянутую морду, и вновь расхохотался. Из дальнейших пояснений выяснилось, что съёмочная группа, в лице оператора, девушки модели и спасённого от неминучей гибели манекена, передвигалась в точку «Х», для съёмки рекламного ролика.
Просмеявшись, мужчины попрощались. Киношник ушёл, прихватив подмышку как бревно, своего незадачливого «актёра». А председатель с Крейцером развели костёр и, раздевшись до трусов, развешали сырые брюки для просушки.
Вновь зажурчала водка. По краешку воды ходил Гриша-радостный, плевал в воду и восторженно вопил: - Скарлатина!
Новый день вставал над полями. Тёплый и солнечный. Бабье лето!

30.12.2009г.

Это братие, конец первой части, надеюсь не последней. Традиционно всем счастья, оно есть!