Мысль не моя, но всё же хорошая: Господа, не рассказывайте никому своих снов, вдруг к власти придут фрейдисты!
  Спал Григорий Константинович крепко, а проснулся он, не в пример вчерашнему дню, в превосходном настроении. Поднялся с кровати борзо, одним прыжком, будто живой водой опрысканный. Вставши, зевнул, как крокодил, два раза подёргал возле груди руками в стороны и два раза вверх и вниз, махнул рукой на гимнастику и побрёл принимать утренний туалет. Под аккомпанемент собственного художественного свиста принял душ, почистил бивни, сопровождая полоскание полости рта горловыми фиоритурами, скурпулезно навёл у себя на голове марафет и, напевая под нос какой-то водевиль, зашёл на кухню. Тут приятно пахло арбузом вперемешку со свежими огурцами, а из распахнутого настежь окна тянуло утренней прохладой. Всё свежо сегодня, вплоть до самого Григория Константиновича. Стоял Витя и делал салат.
  - Доброе утро, раб божий!- поздоровался с ним Асмодейкин громко и приветливо.
  - Утро...- проворчал Виктор.
  - Тааак, где мой фриштик? Чем ты нас сегодня потчуешь?
  - Вон яйца "в мешочек" сделал - ешь...
  - Не хочу я твои яица в мешочке...
  - Могу быстро суп-пюре сварганить.
  - Да иди ты на фиг, я тебе кто, соусник!? Пусть это Гитлер ест.
  - Ну не знаю я, откопай тогда в холодильнике что-нибудь.
  - Как скажешь, Новый Хозяин.
  - И, ваше превосходительство, покушайте, пожалуйста, сегодня прямо на кухне, а то мне такой рог всё это в столовую нести.
  - Слушаюсь, ваше сопливое высочество... Эх, отчего-то холодца круто сваренного хочется; знаешь, этак с лимоном, выжатым в розетку,- пропел Асмодейкин потягиваясь.
  - Вот будет зима, Новый Год, возьмете ноги, Григорий Константинович, сварите и покушаете вы холодца...- говорил Витя тоном Арины Родионовны, наставляющей курчавого ребёнка.
  - Да ты никак, шельма, с утра пораньше мне острить начал,- засмеялся Григорий Константинович.
  - Нет у меня остроты,- сказал американец..
  - Я и смотрю, чуть рассвет, а у тебя уже вывеска кислая! Что это? Редьки обнюхался что ли?
  - Сон приснился. Как там русские называют?.. Шо... ша... шо...
  - Кошмарный что ли?- угадал спец по психам.
  - Bingo! Кошмар.
  - Излагай...
  Витя витиевато стал рассказывать свои сомнамбулы, применяя при этом крепкие словеса и выражения из лексикона мордовских скотопромышленников и надзирательниц женской колонии из той же местности. Если вкратце, то, будучи под одеялом, он летел на вертолёте, выпал из него и когда падал, почему-то боялся не с высоты разбиться, а как бы ни попасть на провода высоковольтной линии электропередач. Потом страшные орки... а следом он повстречал множество разъяренных китайцев в виде японских мультяшек-анимэ и неосознанный страх погнал было его в сторону своего первого дома - да невмочь было быстро бежать, потому что ноги по колено в непролазной грязи и какой-то тине. И добрался он таким образом не домой, а в некие мастерские с чернорабочими... И ещё всякая абракадабра...
  - В конце концов, прилетели какие-то инопланетяне со свинячьими рожами и выгнали нас с нашей родненькой планеты куда-то на Луну,- подытожил Подподушкин.
  - О, как!..- охнул Григорий.
  Пока врач с профессиональным интересом слушал сбивчивый рассказ собеседника, успел съесть творог, салат и два тоста. Допивая чай с вишнёвым вареньем, он сделал заключение:
  - Да-а-а, история, леденящая кровь,- сказал врач, отставляя кружку.- Заключение, оно же рецепт: жрать тебе меньше перед сном надобно, дружок.
  - Я сильно и не кушаю... У меня на Родине, помню, принято было очень поздно ужинать... Кукурузную лепешку с арахисовым маслом...- мечтательно произнёс Витя.
  - Вот что, Вера Павловна, на твоей родине у всех представителей штата Техас принято ноги на стол закидывать. И что ж? По-нашински это называется: посади свинью за стол, она и ноги на стол, поэтому, как говорила одна моя знакомая чудаковатая санитарка, объясняя своё не совсем адекватное поведеньице на рабочем месте: "В Риме веди себя, как римлянин". Придерживайся того же принципа, тогда ни мастерские, ни поросячьи головы видеться не будут.
  Витя Подподушкин всерьёз разобиделся.
  Эх, если б психиатр был тётенькой или хоть сколько-нибудь суеверен, он обратил бы внимание на этот сон...
  Наконец Асмодейкин поспешил в свою alma mater*. Спустился в многоуровневый подвал-гараж и быстро протёр от пыли сделанный на заказ мотоцикл марки Урал. Сняв диоптрии, напялил на свои серо-зелёные глаза "консервы", как у Антошки Святого Экзюпери и водрузил на голову шлем, похожий на полкокоса. Застегнул чёрный двубортный "лепень", без всякой надобности потрепал узел чёрного "гаврилы", сидящий под голубым воротничком, натянул беспалые перчатки и, посмотрев на котлы, удостоверился, что опаздывает. Рядом какой-то мужик, пыхтя, мучаясь и называя немцев фашистами, крутил кривым стартером иностранное  авто.
  - Надо гравицапу купить, чтобы этот пепелац полетел,- пошутил Григорий Константинович.
  - Да езжай ты...- махнул рукой потный горе-водитель, накручивая свой Мерседес "Хальтваген".
  Григорий Константинович зажал зверя между ног, тыкнув кикстартером, заставил двигатель сгорать внутри, демонстративно прогазовал возле водителя иномарки, обдав его сизым дымом, и, перекрестившись левой рукой (распиздяй!), тем самым отпустил рукоять сцепления...
  Примчавшись в клинику, доктор Асмодейкин схватил белоснежный халат и, на ходу натягивая такой же стерильной окраски колпак, поспешил на летучку. Но поспешил плавно, с достоинтвом человека, безразличного к каким бы то ни было укорам и санкциям начальства. Лицо его было как всегда нагло и невозмутимо, но колпачок был высокий-превысокий с аршин, как у кассирши в булочной, поэтому вид у Григория был потешный. По пути, встретил знакомую процедурную медсестру с нахмуренной и скучающей физиономией. Скучающей наверняка оттого, что она уже десять лет "вкалывала в одном месте".
  - Не грусти, Викуся, выше грудь!- подбодрил её Асмодейкин и показал наглядно на своих персях, как её бюст должен выглядеть.
  Вика хоть и обругала его "ненормальным", но непроизвольно улыбнулась от доставшегося внимания. На ходу он засунул голову в некоторые кабинеты своих сослуживцев, в которых, впрочем, уже никого не наблюдалось. "Наверно все уже на планёрке",- подумал Асмодейкин с проницательностью Штирлица.
  - Здравствуйте всем!.. О, на манеже всё те же! Сидите, сидите, не надо вставать...- продолжал шутить Григорий Константинович, входя в аудиторию, где за длинным столом восседал сонм врачей.- А я думал, что апостолов всего двенадцать... Что? Что не так? Я что, опоздал? Омовение ног закончилось? Жаль... Сидят такие деловые, без меня ассамблействуют... Общий пардон, господа!
  Под тихое хихиканье врачебного состава Григорий Константинович уселся на своё коронное место зама и, не щадя своего достоинства, с заискивающей улыбкой спросил главного:
  - Как съездили, Самуил Минеич? Ой, а что это у вас лейкопластырь на лбу?
  Самуил Минеевич звучно высморкался, как пароход и посмотрел в платочек на результат. Григорий в это время, не переставая улыбаться, удивлённо приподнял на секунду брови, как бы говоря: "Ах, вот как?".
  - "Как съездили" мы уже обсудили без всяких опоздавших, Асмодейкин, посему предлагаю вам не болтать губами ерунду, а преступить-таки к обсуждению того щто надо!- строго ответил насупленный Шифон с известным акцентом.
  Улыбка с Гришиного лица слетела так резко, что невольно заулыбались остальные двадцать пять присутствующих.
  - Действительно, Самуил Минеич, что же с плотью на вашем челе?- спросил кто-то из коллег.
  - Казусная история... Вчера водитель везет меня утром домой из аэропорта, а какая-то псина с попоной на хребте дорогу перебегала. Мой водитель - Ваня Павлов - хренов любитель бешеных собак! не могу поверить! пощадил её, а не меня; и свернул в мачту. Вот и вся история... Щоб его так дети возили... ну да ладно, приступаем к злобе дня...
  "Так тебе и надо,- посещали нехристианские мысли голову Григория Константиновича, мысли присущие в основном самому жестокому народу в мире - детям, но недостойные врача.- А ведь я вовремя свинтил от его жены... И выходит, что совсем не зря я банку пнул, и не зря та псина загорелась... Чуть было не встряпался... Задержись я чутка и сейчас конфуз... Крутым всегда везёт... хе-хе... профессиональное чутьё называется"
  Пока делались рапорты, отчёты, доклады и проходили прения, главврач был какой-то раздраженный, разносил всех подчиненных попорядку и каждый раз грозил:
  - Это только петтинг, дальше будет больше...
  "Какая гадкая поговорка,- думал Асмодейкин,- Вова Иваныч Даль сегодня же ноченькой к нему явится"
  Григорий Константинович, подперев кулаком висок, смотрел на своего пожилого начальника и грыз авторучку. Что же он видел перед собою?
  Маслянистые глазки Шифон Самуила Минеевича сейчас ворочались в своих орбитах под нерасчесанными бровями устало и неохотно, с некоторым пренебрежением на всё происходящее. Он и сам весь усталый, неохотный и много знающий. Брови нависли  дума на мысли. Уложение волосков на гидроцефальной головушке такое, будто его лысину причесывал белорусский царёк Саша Лукашенко. Мясистый и рыхлый шнобель бугрист и несоразмерно великонек; а с того места, где ноздри прилепляются к лицу, начинались две глубокие бороны, спускающиеся чуть ли не за подбородок, и образовывали отвисшие брыли. Из всего этого великолепия можно отметить ещё и, заметно колосящиеся из ноздрей и толстых варёных ушей, густые волоса, что, бесспорно, указывало на захватывающую занятость сего ученого мужа. Видимо и его безмерно занятой жене тоже некогда было следить за мужниным обликом.
  "Как Даше приходиться целовать этот умняк, это заслуженное лицо?.. Масляна головушка, шелкова бородушка... А он? Наверняка он расцеловывает её гастрономически, закатывая глаза и облизывая её губы, как старик Хоттабыч морожинку. Шарит по ней своими узловатыми ревматическими пальцами с толстыми ногтями... Бя!..",- думалось и явственно представлялось Асмодейкину, да так отчетливо, что невольно его лицо скривилось в рвотном позыве.
  Обсудив со всеми по порядку текущие вопросы, главврач, наконец, добрался и до нашего знакомого Григория Константиновича.
  - ...хорошо, доктор Албанов, продолжайте эксперимент... Ну, а что у нас... Эй, фью, Асмодейкин, проснитесь же! Всё в облаках купаетесь? Как продвигаются наши дела с пациентом Путингом? Ви намереваетесь применять новий препарат?- потребовал отчёта главврач.
  Григорий Константинович содрогнулся и неуверенно начал:
  - Скорей всего нет... Э-э-э... Видите ли, Самуил Минеич, у Путинга недавно наступил психоз, в котором наблюдается калейдоскопическая смена рудиментов разных параноидных форм и кататонических нарушений, сопровождающихся дурашливым психомоторным возбуждением... Вот, я вам тут расписал и подготовил все его показатели в цифрах... Ничего что в арабских?
  - Ну-ка, дай... "яинаводел..." Чего?.. "...татьлузер" Щто это!? Какой тать!? Какой лузер!?. Ой, простите, это я не того... "результат обследования" Так... Так... Ну и... Послушай, Асмодейкин, щто такое гебефрения я и без тебя знаю,- сердился босс психиатров,- Я вас спрашиваю: почему ви уже разработанный имизиновый трифтамажептил с облучением по сих пор не применили? А!? По-че-му?- продолжал главный с закрытыми глазами и, на каждом слоге стуча ребром ладони по столу.
  "По кочану, да по кочерыжке",- мучительно хотелось ответить Асмодейкину, но в место этого он продолжил докладывать, хотя тоже не по форме:
  - Понимаете ли, этот...- Григорий Константинович взглянул в свои записи.- Вольдемар Вольдемарович Путинг, как бы вам объяснить популярней... есть такая русская игра, если вы знаете, "бирюльки" называется. Так вот, если вы из множества палочек и крючочков, лежащих на столе кучею, вытащите самую нижнюю  палочку и не сдвинете остальных, то пользы вам будет лишь на одну эту палочку, а риск пошатнуть все элементы и проиграть велик...
  Все психиатры оторвались от своих записей, воззрились на Асмодейкина и с разными гримасами и ужимками слушали его. А тот, оглянул их всех и продолжил преспокойненько:
  - Сейчас я постараюсь наполнить смыслом всё выше сказанное, а вы вникайте же... Этот экспериментальный препарат плюс облучение, как та нижняя палочка - если поможет пациенту, то на мизер, а в противном случае расшатает всю психику пациента. Так не лучше ли пока постепенно сверху палочки снимать?.. В совокупном, по моему мнению, к этому виду терапии его болезнь не только резистентна, но и её использование может повлечь необратимые для моего уникального пациента последствия... гх-гх... поэтому, считаю необходимым и достаточным продолжить сеансы suggestive therapy*...(лечение гипнозом, внушением)
  - Щто ви мне голову морочите, со своими палочками, Асмодейкин!?!- пришел в себя муж его любовницы,- Терапи! Терапи! Заладил!.. Я вас давным-давно своим русским языком просил, если ни хрена не получается с гипнозом, если не можешь продвинуться - вот ни на шмулечку, значит пресечь эту вашу гипнотерапию!..
  "Можешь орать сколько угодно, я тебе уже отомстил авансом,- думал в это время Григорий Константинович.- Ко мне не пристанет, а у тебя язык устанет"
  - ...Кончить ручками пассы делать, как ведьма, заняться чем-нибудь полезным и проверить-таки новый препарат хоть на Путинге, хоть на "шмутинге", хоть на самом себе! Это понятно!? А ты мне всякими чечками и внушениями мозгу пудришь, гипнотезер-самоучка!.. Впрочем, это я так... Мой умный коллега, передай-ка всех своих подопечных доктору Тер-Минаторяну...
  "Тер-Минаторян - то, Тер-Минаторян - сё... Опять эта каспийская парвенюшечка у меня под ногами путается!"
  Так думал несколько помрачневший от укоризны Григорий Константинович, косясь на коллегу по цеху. А некто Анастас Сосович Тер-Минаторян - бесталанный, но трудолюбивый человек, этакая ломовая лошадка от психиатрии, криль от медицины и элементарная частица мировой науки - сидел за столом над каким-то справочником фельдшера с заумным лицом, над которым в самый раз повесить табличку с надписью: "Я есть грусть и тошнота, ибо корни врачевания горьки и лишь плоды его сладки".
  "Сидит, видите ли, погруженный в документацию, якобы весь в работе. Хитрый, сука, как росомаха... Что? Передать пациентов!? Как это передать!?"- очнулся Асмодейкин.
  - Ты отправляешься в командировку,- донесся до его ушей голос главного.- Останешься сейчас, я тебя посвящу в подробности. А теперь все свободны. Все по местам. Шнеля всем арбайтн!*
  Последнее распоряжение Шифон произнёс с явно арийским акцентом и хлопнул три раза в ладоши. Врачи разошлись. Григорий Константинович насторожился. Самуил Минеевич встал со стула и, отклячивая задом, начал прохаживаться, разминая турнюр.
  - Вот щто я имею тебе важного сказать, дорогуша... Внезапно, из Министерства Здравоохранения и Питания пришло предписание: срочно требуется хороший специалист в психоневрологический диспансер одного губернского города... понимаешь? Срочно! Там главврач куда-то без вести пропал, уже месяца как с два. Будешь там главный, наведешь порядок, а то комиссия приехала, и волосы их дыбом встали, що там твориться!
  - Простите, на какой период ехать?
  - Да на годик всего лишь... может на пару-трешку - в крайнем случае...
  - ???- Виноват, а где сей губернский городок простирается?- спросил Григорий Константинович, и как бы подставляя ухо, чтобы явственней услышать.- Не в Голландии ли случаем?
  - В Сибири, милок, в Западной Сибири.
  - Как это? Стоп, стоп, стоп... Но, Самуил Минеич, вы же тогда говорили про Европу...
  - Ну-у-у, "тогда"! Тогда говорил за Европу, да... Нету Европы. "Похищение Европы" видел картину такую? Ха!
  - Вы шутить изволите, профессор?
  - Далась тебе эта засухарённая Европа! Тамошние мои приятели: Клаус Борухович Лазар-Килер и Ганс Шлёмович Циферблатц - да ты их знаешь, - мне по секрету сообщили, щто у них там сейчас ни чёрта не платят. А там, в Сибири...- главврач махнул рукой так, как будто речь шла о далёком космосе,- но заметь, в Западной Сибири, не Восточной! Оклад тебе положили такой же, как здесь, даже ещё и с северными надбавками... кх-км... наверное.
  - О, профессор! вы же знаете, для меня звонкая монета не принципиально значима. Не дорого Нарышкину богатство, дорога Наталья Кирилловна! Ведь я не Мамону служу, а исключительно науки ради!- патетически хныкал Григорий Константинович.- К тому же реляция моих источников из Европы удостоверила меня, что там есть работа интересная и платят обыкновенно...
  - Вот ты слышал звон, а не знаешь откуда! Я только что из Германии, там мои приятели: Гельмут Ицхакович и Борух... Ай, да что там!.. Заверяю тебя последний раз, там нечего делать. Помереть со скукоты можно, особенно тебе, активизированный ты мой... Вопрос решенный. Я утром первым делом сделал рапорт в министерство именно о тебе. Выручай, брат, государство российское!.. и его периферию... Ты у нас врач прекрасный, хоть и молодой, но с перспективами... без пяти минут, гх-кх, Бехтерев нашего века. С Азией знаком. К тому же без детей и не женат, а значит щто?.. правильно!.. мобильный...
  - Но я скоро хотел жениться и стать оседлым!..- пискнул Григорий Константинович.
  - Баста! Ша! Без разговоров!!! И вот эту дрянь забери, жених! кажется это твоё!!!- вдруг вскричал Шифон, запустил седую руку в стол, достал оттуда до боли знакомый спутниковый телефон и метнул его по столу, как по барной стойке.- Друг мой мобильный, забери свой мобильный! Щто ты буркалами-то лупаешь? Ты у меня дома, в туалетной комнате его оставил! Попался, голубчик!!! Хуй тебе, а не "Наталья Кирилловна"!
  Телефон подкатился к Асмодейкину и оказался знакомым действительно до боли. У прищученного Григория Константиновича засосало под ложечкой, а под глазом начала тикать жилка. Перистальтика его задвигалась, потом что-то дернулось и затрепетало в его внутренностях, как от воздействия металлической электроимпульсной таблетки, а вслед за тем и вовсе оторвалась какая-то брыжейка. Он собрался надуться, возмутиться, возражать, и, как говорят маляры: отмазаться. В его голове калейдоскопом замелькали "сложноподчинённые" и также непросто сочиненные обороты, что-то вроде: "грязная инсинуация и диффамация" или "как вы могли вообразить", он-де решительно никак не возьмет в толк о чем бишь речь и уже, как судак глушенный, раскрыл было рот для этого, но...
  - Можешь не утруждаться кривить своей душонкой - я тебе не поц предпоследний! Я профессорэ!.. и не позволю идиёта из меня дурачить!- неумолимо продолжал свою филиппику обиженный муж, сердито топая ножками.- Мне Дарья Савельевна во всём созналась и... покаялась.
  При глаголе о покаянии Шифон стих и задрал глаза куда-то под образа, будто к этому причастен Всевышний, не доставало ещё руки вскинуть туда же...
                                                                                      * * *
  Ровно сутки тому назад...
  Вернувшийся из командировки Шифон, зашел в свою квартиру, пошумел ключами  и отставил чемодан в угол.
  - Здорово, изба,- прошептал он с улыбкой человека довольного, вернувшегося с чужбины в родные пенаты,- Дорога-а-ая, это я - твой Шифончик+ Я возвернулся уже!- сказал он чуть громче, но уже с капризной интонацией пожилого человека, уставшего с дороги и желающего, чтоб его встречали.
  Госпожа Шифон выбежала к нему навстречу с распростертыми руками.
  - Самуильчик, наконец-то ты вернулся, милый!- повисла она на его усталой шее и чмокнула в лицо, а сама подумала: "Угораздило же меня не крикнуть прямо из спальни: ты зачем, вернулся, Гриня?"
  - Я так скучала без тебя, Шифончик, так соскучилась!
  - Щто ты, Дарья Савельевна, щто ты!? Скучать - нельзя, скука - плохо... Не надо скучать... Если будешь тосковать, то мне тоже будет плохо... Надо развлекаться иногда...
  - Ладно, как скажешь, мой старичок-боровичок.
  - А ты щто же голышом по сих пор, бесштанная команда? Побеги, дорогая, оденься, а то простынешь... и сделай мне молока топленого.
  - Я спала,- сказала Даша и, колокольчиком смеясь, убежала в спальню.
  - А это кто у нас такой деловой тут ходит гоголем,- а?- обратился он к своему любимому коту.- Ну-ка, пойди сюда, разбойник кастрированный. Куда побежал, турухтанчик? Стой! Куда ты тулишься? Ты куда-то меня ведешь щто ли, мокроносый? Ну, пойдем, пойдем, Фидель... Ты в уборную тулишься? Щто ты тут в туалете позабыл?
  "Бессловесное четвероногое" потерся об хозяйскую ногу, потом пошел в сторону уборной, остановился и обернулся на хозяина, как бы зазывая его. Шифон зашаркал за ним. Фидель Кастро зашел в уборную, запрыгнул на панель около умывальника и своей "бессловесной" мордой потерся об асмодейкинский телефон. Сдал, гаденыш, как стеклотару! Самуил Минеевич без труда узнал эту вещицу, но на всякий случай проверил журнал телефона, чтобы установить его хозяина наверняка. Принадлежность трубки, не поставленной безалаберным Гришей на дактилоскопический ключ, была тут же установлена! Кроме того, во входящих посланиях им были обнаружены сообщения от "твоя Дашуня" однозначного характера.
  - Так ви, дорогая, говорите, по мне скучали-таки? Интересно, а щто ви, Дарья Савельевна, умудряетесь делать, когда не скучаете по мне?- слезно вопрошал обманутый человек, зайдя в испаскуженную спальню и театрально выпустив из протянутых дрожащих ладоней злосчастный аппарат.
  Вслед за тем последовала немая сцена со всеми вытекающими смешными ужимками, такая неловкая, что даже представить совестно, а не то, что увидеть или поучавствовать. Самуил Минеевич даже опустился в кресло, ухватившись левой рукой за тот же бок. Дарья Савельевна кинулась к нему, обняла его ноги, рыдая, сообщила, что ее попутал мелкий бес, и попросила Шифона не умирать.
  Как известно у бабы (не путать с дамой) есть замечательный женский талант - переделывать и переигрывать в свою пользу разные неприятные для неё ситуации. Абонентам, которые выслушивают её, виновница, пересказывает обстоятельства этих скверных ситуаций и событий, вроде бы и так как было, и в то же время преподносит это с разными экивоками, явными софизмами, актерскими тонами и полуинтонациями, синекдохами, скользкими паралогизмами, недоговаривая или переделывая вроде лишь полсловечка. Баба преподносит лишь часть правды, пытаясь, таким образом, манипулировать чужим сознанием. Софизм, софизм и ещё раз софизм! В итоге у неё получается слащавая хария и чуть ли не так, что виновато в этом общество, только не она. Подкрепляя эти оправдания и объяснения обширным эмоциональным фоном, баба этим полуобманом и почти правдой зачастую добивается снисхождения, легко может вызвать жалость у разного рода неустойчивых малодушных людей или даже чашу весов склонить на свою сторону во всевозмо
жных инстанциях. Справедливости ради надо отметить, что добиться снисхождения она может не только у малодушных, также и у великодушных людей, но тогда хоть бы не врала и не оскорбляла чужой интеллект; и не надо бабе полагать, что все поголовно проглатывают эту жидкосочиненную туфту и голимую муру... Этим-то талантом Дарья Савельевна не преминула воспользоваться, а заодно и покаялась...
                                                                                * * *
  Ученый Шифон опустил, прежде задранную на казенный потолок, голову и выпучил свои пешки на соперника.
  Вот это ситуёвина... Покаялась... Этим ultima ratio* Асмодейкина пригвоздили. Сильная волна не-то стыда, не-то злости разлилась из подсердечной области по всему Гришиному телу и заставила покраснеть его уши и щёки. Волна стыда - понятно почему, всё-таки его совесть не поросла трын-травой безразличия и махровой индифферентностью. Вот злости не понятно: то ли на салагу Дарью Савельевну за её "покаялась" и язык длинный, как Миссисипи; то ли на жалкого начальника за то, что он отправляет его к чёрту на кулички; то ли на самое себя - за неосмотрительность и блажь.
  - Уволить мне тебя не за что - мудозвонов не увольняют, но звенеть теперь в другом месте будешь! Сегодня же собирай все документы, помощник ты мой верный, вещички какие нужно, застегивай свой дорогой лапсердак и завтра же по гаревой дорожке вперёд и с песнями на восток... а потом после Азии в Европу поедешь, если мне так надо будет! Щоб я так жил!- запыхался от возбуждения главврач.- Уразумел?
  - Sapienti sat( умному достаточно)*,- лишь два слова процедил сквозь зубы Григорий Константинович.
  - Гряди отсюда, sapienti Иуда,- неожиданно для самого себя зарифмовал "послание" старый семит.
  Асмодейкин взял со стола свой наисовременнейший спутниковый "мобильник", больше похожий на титановую логарифмическую линейку, развернулся на пятке, как рядовой и застучал каблуками в сторону выхода...
  - "Иуда"... Я тебе на верность не присягал... и Христа не продавал, в отличие от некоторых представителей... "Душонкой!" - ишь ты, заговорил! Хорошо, что ты у нас широкой души человек - всем, что есть готов поделиться, как заправский социалист. Может тебе ещё амортизацию заплатить за развальцовку деталей? Надо было кондоминиум с тобой заранее оформить, если б  кашерсертификат приложил...- бормотал под нос пунцовый Григорий Константинович какие-то странные слова, выйдя за дверь и шагая по больничному коридору.- Эта тоже, красавица, блять, не описанная!.. ума-а-а палатка!.. покаялась она... а этот верит... Молокососка!.. и не только млеко... Она может и похожа на Шарлоту, но я не юный, тем более не Вертер, как-нибудь перестрадаю...
  Григорий Константинович Асмодейкин не мог остановиться в своем негодовании. Он ощутил в себе присутствие дурных инстинктов, которые в настоящий момент зашевелились в нём -  злость заходила в его сердце с новой и новой силой. С кем-нибудь сражаться ему хотелось.
  "Ступай сам к чертовой праматери, "шифоньер" пархатый!.. Навуходоносора на тебя нет! Хотя ты бы его без помощи Господа Бога в дурку упек. Ничего-о-о... Подумаешь химера - Сибирь! Эка невидаль! В Сибири тоже добрые русские люди живут. Не понаслышке знаю, что суровые гипербореи - люди не подлые и честные в основе своей - не наше столичное гнильё...- сейчас в горячке думал Асмодейкин.- Чтоб меня такая хуйня с пахвей сбила - да не в жизнь! Меня ещё не в такие ебеня заматывало, вам и не снилось; съезжу и теперь..."
  Григорию Константиновичу стало предельно ясно, что двери на эту столичную синекуру, в это родимое и теплое местечко для него заперты навсегда, по крайней мере, пока Шифон ходит по этим коридорам. Да и сам он не сумел бы спокойно жить в том месте, в котором насвинячил и не смог бы плодотворно работать в смущении с прежним начальником, которому просто-напросто наплевал в рожу. Совесть, как известно, слишком дорогое удовольствие. Придётся съезжать с этого фидера. Даже на мгновение подумалось, не уйти ли из медицины, но эта недостойная мыслишка живо откинулась им, как малодушная.
  Но как ни странно, все его переживания по этому поводу начали девальвироваться и сводиться на "нет" с каждой секундой, как снежная баба в оттепель. Хотя и оставалось в душе что-то серое, уродливое и бесформенное с висячим носом-морковкой (помилуйте, за графоманский порыв). А спустя ещё минуту он был даже рад, что с его души - нет не с души, скорей всего с плеч - обрушилось сие неудобство.