Я увидел Ее на вечеринке. «Когда взрослые спят и оживают картинки», как мы то время обозначали позднюю ночь. В пьяном бреду, шатаясь и опираясь на все, что попадалось под руку, я наткнулся на Нее. Тогда я запомнил только большие испуганные миндалевидные глаза и блестящие темно-русые волосы.
Каждый вечер в течение двух недель я стоял на своем морском алтаре и от всей души просил Ангела воды помочь мне найти Ее. Шло время, а я с эдиссонским упорством просил и просил, и ждал когда мне будет дано. Но ничего не происходило. В очередной раз я грустно посмеялся над собой. Я разглядел того Себя, который вел все мои прежние личности по этой земной жизни. Через час мне позвонил друг, позвал выпить.
Подъехав к пивному ресторану, я припарковался и осмотрелся. По улице шла девушка. Да, это была Она.
На следующий день мы встретились. Ночь была длинной, а утром Она просто исчезла. Ее телефон стал недоступен.

Трудно порой было даже дышать. Хотелось снять одежду - она давила. Находиться дома было невыносимо. Я уходил и наматывал круги на стадионе. Просыпался в четыре утра и застревал в бредовых петлях, не спал, но и не бодрствовал. Аппетита никогда не было, но я знал, что нужно принимать пищу и пытался есть. Слюна не вырабатывалась, как и желудочный сок - просто медленные движения челюстью и попытки проглотить пережеванное. В горле вечный ком. А в груди перенапряжение, любая незначительная новость или событие вызывали сильный спазм. Хронический стресс перерастал в депрессию, а депрессия выливалась в графоманию. Писанина немного расслабляла. Так же как стадион. Так же как телефонный разговор с другом.
- Все в порядке, все нормально… Однако, мне необходим качественный переход: отпустить весь жизненный опыт!
- Оперился, сучок?! Я верну тебя на землю!
Вот так. Подчеркнутое превосходство. Я буквально бился головой о стену. Как там у Бутусова?

Собрав чемодан с самым необходимым, я отчалил в Японию. Федерация помогла решить вопрос с визой. Я был в числе тех многочисленных докризисных иностранцев, въехавших в страну со статусом резидента. Специалист в области технологии бумажного производства. Так погибла моя хандра. А хуле, подъем в шесть. Никаких тебе завтраков, никакого кофе. Чистишь пасть, бреешься и бежишь на стационарный автопаркинг, за машиной. Одеваешься на ходу. В семь тридцать «пробиваешь табель». Труд. Сознательный физический и умственный труд как нельзя лучше сочетались в должности супервайзера производственного кооператива. Труд с восьми до восьми. Затем два часа интенсивнейшей тренировки. И так ежедневно, кроме воскресенья. Я исцелился. В моем закаленном теле кристаллизовалась новая, ни чем не обремененная сущность. Я стал прямолинейным как ствол бамбука. Былые дипломатичность и гибкость иссохлись и рассыпались в прах.

Мой разум переоценил значение страдания. Точнее сказать, когда я страдал, то делал это осознанно, что само по себе в большинстве случаев абстрагировало меня от боли. Не говоря уже о боли телесной. В начале пропущенный лоукик неминуемо означал технический нокаут, сопровождавшийся молнией в мозге, неконтролируемым выплеском слез и многочасовой жгучей болью. Но со временем мышцы набивались и деревенели. Проще было мягко принять удар, чем жестко его блокировать. Эдакая мутация инстинкта самосохранения. И настольная книга «Бойцовский клуб» Паланика на японском…