15 августа 2012 г.
И.о. руководителя лаборатории «Лотос» Игореву А.

Ситуация критическая тчк срочно приступить запуску проекта ласковый монстр тчк прибудем моменту активации машины тчк скрынников тчк

16 августа 2012 г. Объекты «Brain I» и «Brain II» в течение суток после пробуждения скончались от кровоизлияния в мозг, не выдержав нервного перенапряжения. Игорев.

17 августа 2012 г. Объект «Brain III» в течение суток после пробуждения сошел с ума. Предположительно причина неудачи – полное отсутствие поступающей извне информации. Зрительной, визуальной, тактильной. К сожалению, инициация соответствующих процессов занимает более двух суток. Остается только одно, искать более «стрессоустойчивый» мозг. Игорев.

07 сентября 2012 г. Показатели объекта «Brain IV» в течение суток после пробуждения находятся в пределах нормы. Установить контакт до подключения к нервным рецепторам мозга средств видео и звуковой связи не представляется возможным. Игорев.

20 сентября 2012 г. Показатели объекта «Brain IV» в течение трех суток после пробуждения находятся в пределах нормы. Сегодня началось поступление информации к каналам зрения и слуха. Игорев.

24 сентября 2012 г. После подключения к нервным рецепторам объекта «Brain IV» речевого синтезатора установлена обратная связь. Объект, по-прежнему, осознает себя полноценным человеком, считает, что находится во сне или бредит. Все время говорит про какой–то лифт. Судя по формулировкам, бывший военный. Игорев.
…

    К сентябрю «набеги» с подземной базы полностью прекратились, загадочные исчезновения людей тоже. Как и в случае первой попытки проникновения на территорию роботов, когда погибла спецгруппа ФСО, жестокими, но отнюдь не чуждыми человеческой логике методами, машины просто дали понять – они не хотят видеть гостей. Во избежание возможных инцидентов таких попыток больше не предпринималось. Вместе с учеными «Лотоса» армейские специалисты сосредоточились на операции «Ласковый монстр».

Поначалу слухи о роботах-убийцах сильно взбудоражили людей. Некоторые спешно покидали города, другие, напротив, переезжали в районные центры. Военное министерство ограничилось публичным признанием в неудавшемся военном эксперименте. Подконтрольные правительству СМИ, коих подавляющее большинство, неустанно твердили о пагубности паники и всячески отвлекали внимание от произошедшего инцидента. Волна сериалов, спонтанные сообщения о скандальных событиях из жизни звезд и кучи другого информационного мусора успешно выполняли свою функцию, вскоре, если кто-то и вспоминал о роботах, то только в порядке анекдота или обычной страшилки.

Объект «Brain IV» Устинов Макс.

Последнее, что осталось в памяти – странная машина, отшвырнувшая меня к стене, затем вспышка боли и непроглядная чернота, которая длилась целую вечность.

Когда зрение вернулось, передо мной маячил щуплый херувимчик в белом халате. Долгое время он метался по комнате, тесно заставленной непонятным оборудованием с множеством экранов. Потом, когда понял, что я его вижу, подошел. Представился Александром и сообщил небезынтересную новость – теперь меня остался только мозг. В школе, как и большинство детей, я читал Беляева – «Голова профессора Доуэля». Но оказаться в роли одного из персонажей – головой на подставке… даже не головой на подставке, а мозгом в банке – это чересчур.

Кулаком по столу и то не ударить. Такая беспомощность шокирует. Если то, что от меня осталось, упадет на пол – хватит одной паршивой крысы, чтобы меня сожрать. Или, как вариант, кто-то нечаянно толкнет локтем банку. Трехлетний младенец в сравнении со мной – настоящий боец, против которого я не имею ни единого шанса.

    Еще одна проблема – это сон. Никак не получается уснуть. Только сейчас я понял, какое это блаженство, иметь возможность закрыть глаза и заткнуть уши. Остановить поток информации из внешнего мира. Теперь это невозможно, приходится сутки напролет слушать и наблюдать происходящее вокруг. Мысль о суициде вертится в голове постоянно, но как с собой может покончить яблоко. Хотя яблоку легче, оно может хотя бы раскачаться на ветке и упасть. Если что-то не предпринять, можно сойти с ума. Уже схожу. Если сравниваю себя с яблоком.

    На мое счастье, возможность разговаривать появилась. Уж не знаю, что именно сделали местные врачи, но когда пытаюсь говорить, откуда-то снизу звучит механический, скрипучий голос. Я болтал постоянно, то с кем-то из персонала, когда они делали что-то в комнате, то сам с собой. Лишь бы доказать себе, что еще что-то можешь, хотя бы разогнать тишину. Это сильно помогало, в конце концов, многие люди годами валяются полностью парализованными. Мне, в сравнении с ними, гораздо комфортнее. Ни тебе пролежней, ни уток. К тому же Александр сказал, что в таком состоянии я могу существовать больше двухсот лет. Это уже серьезная заявка на успех, как, бывало, говорил мой отец, подводник. В конечно итоге, Александр с товарищами установил прямо напротив… того, что было моими глазами (сам я так и не понял, чем именно смотрю и слышу) небольшой ЖК телевизор LG и теперь я сутками, когда не было процедур, смотрел новостной канал. Все как раньше. Один раз только мелькнуло изображение машины, похожей на ту, что напала на меня под землей.

    В один прекрасный день в помещение, где я находился, вошла куча народу. Как следовало из объяснений, в нашу лабораторию прибыла группа, курирующая проект «Ласковый монстр», частью которого, как выяснилось, посчастливилось стать и мне. Не могу сказать, что перспектива оказаться внутри металлической кастрюли стала большой радостью. Но их руководитель, представившийся Андреем Скрынниковым, умеет убеждать. С его доводами мне пришлось согласиться, поскольку свобода передвижения, которую он пообещал, того стоила.

    Первые ощущения в качестве ГРКII, как меня называют специалисты лаборатории, довольно странные. Во-первых, я вижу все, что происходит вокруг. То есть одновременно спереди, сзади, сверху. Такое панорамное, что ли, изображение. Как объяснил Андрей, это из-за того, что сенсоры машины подключены напрямую к нервным центрам. «Закрыть глаза» все так же не получается, датчики активны постоянно, и управлять ими я не могу.

Зато ходить, вернее, передвигаться получилось с первого раза. Как именно это происходит – не видно. Но скорость высокая, бегущий человек не имеет шансов. Правда есть проблемы с инерцией. Судя по толщине корпуса у меня вес, видимо, теперь логичнее говорить «мой, меня», в общем, вес тонны три, а то и пять. Спросить как-то постеснялся, а весов естественно нет. Из-за этого первая пробежка по коридору наперегонки с Александром закончилась полной моей победой и одновременно проломом в стене. Благо за ней был склад и никто, кроме пары стеллажей, не пострадал.

Гораздо сложнее с силовым полем. Первый же эксперимент с металлической тарелкой, которую я должен был поднять с пола и положить на стол, закончился сломанной ногой Александра Игорева. Он встал рядом как раз когда я попытался «отпустить» парящую над столом в силовом поле тарелку, отключив это самое поле. Тарелка приземлилась на стол, а я на ногу Саше.  Слов, которые долго и громко говорил в мой адрес этот тихий ученый в отглаженном халате и элегантном пенсне, мне не приходилось слышать даже в казармах. В конце концов, и силовое поле сдалось растущим навыкам молодого робота. Ту же тарелку я мог положить куда угодно или вообще метнуть с силой, достаточной, чтобы пробить офисную перегородку.

    Настоящим откровением стало управление длинными клинками из неизвестного мне сплава. В корпус их помещается до сотни. Техника работы с ними отличается от игр с тарелкой, большое количество предметов не позволяет даже на доли секунды отключить силовое поле. В противном случае падают все разом. Зато они вполне заменяют пальцы. Основным объектом применения этих клинков, что естественно, стал телевизионный пульт.

– Железный дровосек, ау, подъем. Макс, хорош дрыхнуть, – с привычной фразы Андрея начался очередной день экспериментов.

– Ты реально думаешь, что я сплю?

– Да кто тебя разберет, ты, по сути, сам себя еще не понимаешь, что уж говорить о нас, – он подошел ближе и взглянул на мерцающий экран телевизора. – Не надоело тебе сериалы смотреть. Ты ж елки палки боевая машина, надежда, можно сказать человечества. А смотришь черти что. Одумайся, мой железный брат, – Андрей хлопнул меня по металлическому корпусу и вышел из комнаты.

– Сегодня полевые, давай быстрее, – опять заглянул он в проем двери и окончательно исчез.

    Смешной парень –  чего «голому» собираться то. Поднялся, разогнав пыль из-под «ног». Никак не привыкну летать, не касаясь пола. Тычком выскочившего из корпуса стального (или из чего он там) «когтя» вырубил телевизор и плавно направился следом за Скрынниковым. В коридорах время от времени встречались сотрудники, их приветствую наклоном корпуса. Это мне нравится куда больше механического «здравствуйте». У лифта на поверхность уже собралась вся группа, ждали только меня.

    – Привет, Макс. Как сериалы? Мы тут Санту Барбару нашли, тебе переписать? – это Игорев, оригинален, как всегда.

– Можно.  А у тебя нога, кстати, как поживает? Если понадобится ампутация, готов помочь, – с этими словами я звонко щелкнул его по гипсу выскочившим клинком. В сущности Алекс неплохой парень, только занудный до жути. То часами заставляет меня «пилить» лезвиями какую-нибудь железяку, то испытывает клинки новой формы, которые намертво клинит в корпусе и вся лаборатория в полном составе сутки их выковыривает. Попутно вслух оценивая новую затею перспективного ученого.

– Как у тебя с ощущениями? Есть какой-то дискомфорт или провалы в памяти? – Настя всегда в работе. Очень увлекающаяся личность.

– Нормально все. Но уснуть так и не получается.

– Ничего, наши молодожены тоже спят мало, – в очередной раз шутит Игорев и тут же получает звонкий подзатыльник от Семена.

Наконец, лифт подходит и мы гурьбой заваливается внутрь. Ускорение постепенно вжимает в пол всех, кроме меня и через полминуты мы на поверхности. Полигон у «Лотоса» отличный. Окруженный четырехметровым бетонным забором с вышками по периметру, он немного напоминает концлагерь в начальной стадии строительства. Когда все выгрузились, Андрей Скрынников вышел вперед и обозначил дневную задачу:

– Сегодня день будет интересным. По просьбе военных, а мы знаем, что значит просьба военных, необходимо провести полноценный огневой контакт между Максом и тем танком, что стоит в дальней части полигона. Точнее, огонь будет исходить со стороны танка. Твоя задача Макс – добраться до него и развалить, как можно быстрее. У стандартных ГРК это получалось без проблем. Этот эксперимент убедит «вояк», что мы движемся в верном направлении, и, как минимум, боевая мощь нашего Макса, он же «ласковый монстр» (тут все заулыбались), не уступает их «консервам», которые прячутся под землей. Вопросы?

– Его же могут убить, Андрей, – вопросительно глядя на него, сказала Настя.

– Оставь, устанет он меня убивать, – я «выплыл» ближе к Скрынникову. – Когда начинаем?

– Да прямо сейчас. Саша, инструктируй, остальные на смотровую площадку.

Игорев торопливо рассказывал о подарке военных. Танк Т-80, управляется удаленно. Ракетой он может меня достать с пяти километров. Гладкоствольная 125-мм пушка с электромашинным приводом и автоматом заряжания – еще одна серьезная проблема. Плюс пулеметы 12,7-мм и 7,62-мм. Одно утешение, стрелять по мне танк начнет только после пересечения рубежа, отмеченного белой полосой. То есть сразу по сигналу «к бою» снаряд в лоб я не получу. Это радует.

– А как вообще против него воевать то? – Спросил я своего инструктора.

– Условия эксперимента, навязанные военными, предусматривают, что ты должен быть неподготовлен. Сам понимаешь, на них повлиять мы не можем. Я по идее даже этого тебе говорить не могу, – такой ответ ничуть не успокаивал. Первоначальная бравада уступила место тревоге.

– Толку от тебя. Ладно, дуй к остальным… и скрестите там пальцы, – в качестве напутствия я легонько подтолкнул его в сторону защищенной смотровой площадки.

Многотонная, защитного цвета машина, которая сейчас будет меня убивать, покачиваясь, двигалась на исходную позицию. Я, поднимая клубы рыжеватой глинистой пыли, переместился в отведенный мне сектор. Расстояние между нами было километра три. С легким шелестом из корпуса выскальзывали клинки и, подхваченные силовым полем, включались в общий хоровод.  Их крутилось больше пятидесяти, когда слева в небо взвилась красная ракета – готовность номер один. Пустят следующую – и начнутся танцы. До белой черты метров пятьдесят. Интересно, а в танке ее видят? – одновременно со второй красной ракетой пришла в голову бодрящая мысль. Танк, взревев газотурбинным двигателем, двинулся мне навстречу. В очередной раз помянув недобрым словом генерального конструктора ГРК, который отказался от оружия в пользу бестолковых клинков, я, на максимально скорости, двинулся в сторону танка, под углом к нему. Сблизиться и не получить снаряд – другой мечты в тот момент не было.

    Первый снаряд – осколочный, разорвался впереди, метрах в трех. Я успел сложить клинки веером перед собой, создав что-то вроде щита, в который ударил сноп осколков, а затем взрывной волной меня опрокинуло. Идея со щитом понравилась, но как только удалось подняться и вновь его собрать – следующий снаряд без малейших помех пробил «веер», сломав несколько клинков, и с жуткой силой ударил четко в корпус. Бронебойный, подумал Штирлиц. Боли не ощущалось, скорее какая-то ломота, похожая на контузию, в глазах двоилось. Еще не успев прийти в себя, даже не начав подниматься, почувствовал третье попадание – тоже бронебойным. Вот теперь пришла боль, пронзительная, слепящая. Не видя противника, я принял вертикальное положение и метнулся в сторону, услышав, как очередная болванка вонзилась в то место, где я стоял секунды назад. По корпусу ударила россыпь пулеметной очереди. Приходя в себя, я хаотично двигался, на максимальной скорости, постоянно меняя направление. Это чем-то напоминало «качание маятника» – прием уклонения от пуль. Только на большой скорости и пули были ну очень здоровыми.

    Очередной удар, от которого содрогнулся корпус, я поймал полминуты спустя. Из-за него на какой то миг отключилось силовое поле и клинки, взрыв песок, разлетелись вокруг. Все происходящее виделось уже сквозь какой то туман. В этот миг, когда я валялся в окружении множества песчаных фонтанчиков, а по корпусу барабанной дробью молотили осколки и пули, пришла спасительная идея. На открытом пространстве подобраться к танку невозможно, оператор об этом знал и уверенно держал дистанцию, не оставляя мне шансов. Последнее, что оставалось – проверить теорию Игорева о приспособленности ГРК к перемещениям в плотной среде с помощью клинков. Речь шла не о земле, пока я буду имитировать «сверло» и зарываться, танк весь свой немалый боезапас засадит мне в корпус. Еще пара тройка попаданий и конец. От боли просто не смогу соображать. Оставался воздух.

    Клинки пачками выскакивали из корпуса, ротор гироскопа выл на предельных оборотах, клубы пыли и песка накрыли полигон, сбивая прицел танку. Вокруг обожженного, в многочисленных щербинах, корпуса рождался настоящий смерч. С пронзительным воем лезвия сложились в одну ровную тонкую линию, напоминающую кольцо Сатурна.

    Со смотровой площадки было видно, как из пыльного облака сформировалась высокая, метров тридцать, воронка, а уже из нее – медленно вылетел ГРК, окруженный тонким прозрачным поясом. Не дав оператору танка и минуты на принятие решения, металлическая глыба робота рухнула на боевую машину с высоты девятиэтажного дома. Из круговерти камней и песка, появившихся на месте танка, доносился визг рвущих металл клинков. Спустя минуту наступила тишина.

    По полигону, в направлении смотровой площадки, пошатываясь, двигался Макс. Назвать его после увиденного «роботом» или «ГРК» не смог бы никто из группы, даже в шутку. Включая циничного Игорева, чьи постоянные, всем надоевшие эксперименты с формой лезвий сделали возможным этот спасительный короткий полет.

…

Постепенно управление становилось все более легким, а новый образ больше не вызвал у меня отторжения. Единственное, чего сильно не хватало – это тактильные ощущения. Но обретенные возможности значительно превышали этот, несущественный, в общем-то, недостаток. Первое время я, бывало, переживал из-за невозможности обнять жену и детей, но альтернативой текущему состоянию была только смерть. Выбора не было, вернее, выбор был, и я его сделал. Если уж случилось погибнуть, выполняя поставленную государством задачу, стоит быть благодарным второму шансу, который предоставило оно же.  Теперь я робот, «ГРКII», но это только внешне. Внутри я все тот же Макс. В памяти свежи прожитые годы, они никуда не делись. Новый облик – это всего лишь облик, он, как и одежда, не делает человека человеком. Конечно, интересно, что сказали бы в избирательной комиссии при моей попытке реализовать свои права на свободу выбора. Но это вопрос будущего. Сейчас же есть множество других неотложных задач. И первая из них – выяснить, наконец, что происходит внизу.

Лифтовая шахта, через которую в июле я с группой проник под землю, была завалена. На ее расчистку ушел почти месяц. Из офисного здания, где велись работы, выгнали все организации, а само здание экспроприировало правительство. Вернее, «изъяло» в соответствии с нуждами страны, строго по закону. Ну, как это обычно делается у нас. Вроде махинаций с землями под олимпиаду в Сочи 2014 года.

Спускаться мне пришлось самому. Зафиксировав по клинку в каждой из стен шахты и четко фиксируя их силовым полем, я начал спуск. Это было легко, главное – чтобы клинки не вырвались. Падение с высоты нескольких километров –  опасно даже для моей многотонной неуязвимой туши. Монотонный скрип породы, шелест осыпающейся земли длились почти сутки. Скорость спуска «скольжением» оставляла желать лучшего. Все-таки иногда бессонница – это то, что надо.