Пролог.

На экране телевизора не очень хорошая картинка – чёрно-белая цветовая гамма, камера трясётся, вид мельтешащих ног, слышно прерывистое дыхание куда-то бегущего оператора…
- Ну чё, операция-то будет? – спрашивает задыхающийся мужской бас.
- Не знаю, не нам решать, - скрипит металлическими обертонами второй голос. Отвечают басу, судя по всему, по рации.
Через пару секунд изображение становится более-менее нормальным. Видно темный коридор, двери какие-то. Через мгновение становится ясно – это подъезд жилого дома. Возле одной из квартир столпились мужчины - здоровые, плечистые. Тут же рядышком меж этих гигантов снуют оператор и осветитель, с громоздкой конструкцией в руках.
- Ну что ж Иван? решать вам, хотите ли вы разобраться прямо сейчас или лучше отложить этот разговор на потом, без эмоций? По опыту знаю сейчас можно наломать дров… - один из здоровяков, с обильной сединой в шевелюре, обращался к щуплому молодому пареньку, неизвестно каким образом затесавшемуся средь этих исполинов. Паренька колотит озноб, он затравленно озирается по сторонам, пряча глаза от вездесущего объектива камеры.
Наконец паренёк произносит: - Ну, наверное,  давайте… отложим? – Больше, впрочем, вопросительно мямлит он, глядя на исполинов.
- Ну что же, мы провели чудовищно сложную работу, - тут же подхватил ещё один ухарь из команды атлантов, явно стремящийся быть похожим, своёй изящно подстриженной растительностью на лице, на одного из героев  бессмертного произведения А. Дюма «Три мушкетёра», но больше смахивающий на дворнягу, озвученную голосом актёра Караченцева: - О-о-о, наконец настал то ча-а-ас - из одноимённого мультфильма. – Затратили массу времени и сил, но если вы считаете…
- Вы думаете надо войти? – молодой человек совсем тушуется под натиском «дворняги-мушкетёра» и опять мямлит. – Ну, давайте тогда… я согласен.
- Вы уверены? - переспрашивает «седой» с такой суровой интонацией в голосе, что отказаться молодому человеку было решительно невозможно. – Ну что ж, это Ваше решение, - «седой» голосом  акцентирует – ваше – и, повернувшись лицом к камере, даёт команду – Начинаем операцию…
Здоровяки в считанные секунды выбивают дверь, возле которой роилась вся эта странная компания, и рвутся вглубь помещения…       
Камера снова трясётся, изображение  - не очень,  слышны какие-то возгласы, опять громко засипел бегущий оператор…
«Седой» ухватил паренька обеими руками за плечи, и словно перекрываясь живым щитом протиснулся в помещение следом за оперативной группой.
Картинка стабилизируется. Объективом водят по разбросанным в беспорядке на полу  вещам… расставленным на столе спиртном…  в конце концов фокусируют на разобранной кровати, в которой, в изумлении уставившись на ворвавшихся, лежат двое. Мужчина и женщина. Голые. В недвусмысленной позе. Мужчина – чернокожий.
- Это программа Брачное чтиво, – тараторит «мушкетёр». – Мы занимаемся расследованием супружеских измен. Ваш молодой человек заказал расследование и ему теперь всё известно…
«Всё узнавший» стоит истуканом  уставившись на чернокожего. Негр спокойно поднимается с ложа и начинает натягивать на себя джинсы, ни капельки не стесняясь своей наготы. Девушка испуганным зверьком вжимается в диван, стремясь уткнуться лицом глубже в ворох одеял и подушек.
- Это ж… это же НЕГР! – молодого человека, наконец, прорвало. Не злоба была в его голосе – удивление. И чуточку презрения. – Как ты могла?.. вот с этим… кА-аш-шма-ар, - непроизвольно молодой человек отталкивает от себя чёрнокожего.
- Донт… невэ донт тач ми, - зло шипит негр, указывая пальцем на молодого человека, перестав одеваться.
- Заткнись, обезьяна!.. У-аА-а… у-аА-а… - парень пытается сымитировать звуки издаваемые приматами, почёсывая свои бока, затем решительно, оттолкнув при этом «седого», идёт к выходу. - Пошли отсюда, всё ясно...

 
*  *  *
     
Начальнику Транспортного РОВД
города М-квы
подполковнику Горбенюку М.П.
от гражданина Гилие И.М.

Объяснительная.

Я сразу прошу прощения за моё несколько развёрнутое объяснение, по-другому, к сожалению, не могу:
Для большего понимания сути дела я начну  издалека. А истоки, как мне видится, этого драматичного эксцесса берут начало ещё в далёкие 70-е, когда моя мать (меня тогда, естественно, ещё не было даже в «проекте»), будучи студенткой политехнического института, принимала ухаживания местного ловеласа, некого Яшки-якутá. Якутá потому что – якут. Настоящий. Так вот, этот сын тундры, охмурил бедную девчушку, задурманив юные мозги  россказнями о сказочных красотах тундры, прелестях яранг, или о чём он там ей шептал тёмными ночами? Неважно. Короче  воспользовался (точнее - попользовался), и дальше поскакал себе гордым сохатым, распространять знанья о культуре животноводов Якутии в тысячах других, страждущих  познаний женских головёнках. Осколки девичьих сердец хрустели под копытами этого оленя. Где-то там, в осколках, валялись и кусочки сердца моей будущей мамы…

«Что посеешь, то и пожнешь» - так, кажется, говаривал Песталоцци. Или Макаренко? Или вообще Крупская? Ладно, не будим устанавливать подлинного автора цитаты, а то, страшно подумать, они там, поди, в могилах своих все разом начинают ворочаться от нашей безграмотности…
А может и того хуже? Вообразим на секундочку  – вдруг эту фразу Крупской сам Ильич, ну, который Ульянов-Ленин, подсказал?! И уже становится не до смеха. Я тут объяснительную строчу,  а он там во гробе своём стеклянном шевелится… Недовольно урчит… А в мавзолее, экскурсия ещё не дай бог идёт. Иностранные туристы всякие. Сто пудово кто-нибудь да обкакается. Я б обгадился, точно!!! К бабке ни ходи…
Так вот:  в маме моей этот олень посеял зерно национализма. Или шовинизма? Я в этих понятиях как-то не очень. Воспитывался я с точным пониманием второсортности негроидной и азиатской рас, куда, естественно, входили и, конечно же, якуты - чурки,  китаёзы, и япошки. Все остальные – кавказцы там, хохлы или прибалты были просто – нерусские. И всё.

Теперь переходим  к основному, так сказать - к самой сути дела:
Всё началось, конечно, не в сам день смерти поп-короля Майкла Джексона, но где в тех числах последовавших за столь траурным событием. Не знаю как вы, а я – скорбел. Сильно. И, доложу я вам,  скорбь моя была столь горька и глубинна, что доводила меня до состояния – «в полное и окончательное гавно» - пару раз.
И вот надо же было именно в этот день - в воскресенье вечером - Первому каналу вздумать повторить какой-то там старый концерт новопреставленного раба божьего Мишки Джексона. А ведь скорбь моя достигла наивысшей точки горечи, то бишь я набрался «горькой» по самое, так сказать, горлышко. Ажна не лезит.
А Майкл, засранец, так пляшет и поёт в телеэфире - в назидание, так сказать, потомкам, что завитки берут. За попу. Думаю – «Нешто я так не смогу? а ну-ка…» - и, вскочив из-за стола, как выполню сложное танцевальное па…

- Вэйкап… Вэйкап… - слышу чудный голосок. Нежный такой, райский. Неужели  ангелы спустились с небес?  И трогают мои ланиты, гладят, но уж больно как-то не очень нежно. Я б даже заметил – бодряще гладят. Щлёп… щлёп по щекам, - вэйка-А-ап…
С трудом разлепляю вежды, часто моргаю. Ничего понять не могу; башка трещит, в районе затылка боль адская.
Лежу я, значит, оказывается, на полу, ликом своим к потолку и надо мною склонился, совсем даже не ангел - а самый что не на есть «чёрт»: худой бледный мужик в чёрной шляпе, из под которой космами свисают длинные чёрные - чёрные  волосы, в чёрных, опять же, чёрных очках на полфизиономии. А голосок-то ангельский такой, у подлюки, нежный. Лопочет что-то: - Ха ау ю фил?.. – Как он сюда попал?.. Чувствую: доскорбелся я, короче…
- Сам ты хуефил, – отвечаю ему и пытаюсь подняться. Тело одеревенело, падла, и не слушается. – Ты вообще кто?
- Ай? Аем Майкл… Майкл Джексьэн…
- Чё-о? Чё ты несёшь? Майкал умер… вчера или позавчера, не помню…

И тут он запел. Ребята, доложу я вам, это было что-то незабываемое, несмотря на всю фантасмагоричность:

- Ю-ю ви но-от ало-он…
А-аем хи-и вис ю-ю…

А запев, он уже не останавливался. И репертуар-то у него – о-го-го оказывается! Кто бы мог подумать?
Я уже и поверил, что он и есть – Джексон. И даже за знакомство выпить предложил - ничего себе с самим Майклом Джексоном калдырю! – Ни в какую. Поёт, гнида и поёт!:

- Ху и-Изыт?
Иц э фре-енд фо ми-и

Я наливаю – он поёт, я пью – а он аж заходится пением, занюхиваю его шевелюрой (ничего, кстати, приятного) – всё равно рулады выводит!!!
Через некоторое время я заметил, что его песни действуют на меня как-то нехорошо. Вот моя нога сама начинает выбивать  ритм  или, становясь на носок, выписывает сложные кренделя и коленца. А сам я нет-нет да в такт Майклу – уУ-ху.. е-е – издаю звуки. Высокочастотные. И мне положительно несвойственные. 
- Всё – говорю. – Мишаня,  харэ. Завязывай с песнопением своим. Пойдем-ка лучше на улицу. Освежимся как раз, да и водовки ещё купим…

И вот мы уже шествуем по алее, меж тополей, я – в белоё майке и брюках, а Майкл – в чёрном своём одеянии и голосит-надрывается, мама не горюй:

- Билли Джинз нот ма лё-ёв
Шы джас эгёл ху клэм А-ай эмо ва-ан..
Бат джид  натма сан.. ю-у- хУ..

И толи под влиянием недюжего таланта Джексона, толи, что вернее, под «парами горючки», я как пущусь в распляс. И ни какой-то там, обычный  и заурядный - залихватская прúсядка с молодецким пóсвистом и гиканьём – а самые что ни на есть джексоновские партии:  за гениталии хватаюсь, жеманно плечиками играю, ножками ссучу в воздухе с обязательными – И-хи-хи… у-Уу-ху-у. 
Тут уже, гляжу, зрители подтянулись – бабка какая-то остановилась, с благоговейным трепетом в глазах  шепчет под нос – Свят… свят…свят. Чур мя, чур - Сразу видно – впёрло её. Ещё бы! А кто от такого зрелища не потащился бы? Лепота!!!
Мы с Майклом пуще прежнего наяриваем. Он поёт, я, под его, конечно, чутким руководством, выкрутасюсь.

- О-о, гляди братва, чё чепушила творит! – ещё с пяток зрителей подвалило. – Э, придурок, ты чё, ёбнутый? Давайте его отхуячим?
«Нет, это явно не ценители королевского вокала и пластики. Даже, наверное, скорее, совсем противники», - констатирую я Майклу. – «Не пора ли дёргать отсюда?»
Но поп-король только яростней завертелся вокруг своей оси, сменив пластинку и пластику, знаками сигнализируете – ду ит лайк ми (ну, типа - делай как я) – и трясущейся походкой, выставив вперёд локоть, упёртой в бок руки, наваливаясь всем телом на носок выставленной на пол шага вперёд ноги, двинулся к отвратным этим рожам. Песнь и гримаса его были зловещи:

- Ам бэ-эт, ам бэ-эт
Ю ноуит… Ам бэ-эт…

Таким же… ну, почти таким же, походоном, в раскоряку, придав лицу как можно более страшное выражение, я продвигаюсь следом,  к недовольным зрителям. И только я, дублируя движения Джексона, взметнул  высоко правое колено в воздух, намереваясь амплитудно, словно маятником, качнуть голенью перед их физиями, как истеричный крик Майкла прям чуть не сгубил замечательную в своей абсолютности танцевальную фигуру. От испуга я слегка оторопел. Так и замер с поднятой ногой – цапля цаплей.
- Чё орёшь? - обозлился я на Майкла. - Напугал же, чёрт нерусский.
- А-а-а-а… Уэ ё вайт сокс? -  верещит поп-король, тыча пальцем в мои синие, в дырочку, носки, так не вовремя вылезшие из под фалды.
- Михуил, не время сейчас носки разглядывать, - пытаюсь ему вкрадчиво втолковать. – Не хватало, чтоб нас ещё за цвет носков отметелили. Чай не восьмидесятые года прошлого века… Давай соберись-ка! чё дальше делать, а?
Джексон поостыл чутка и принялся горячо шептать мне в ухо. Я, с трудом удерживая равновесие на одной ноге, чуть подпрыгивая на месте, так сказать – гарцую аки журавель, с вызовом говорю пацанве, повторяя слова Майкла:
- Ай эм Бэд… Рашен… Мэн… Гив ми ё мани… Сун, у-Уу-ху-у - и пока эти олухи долго, от недостатка, видимо, образования, соображают, что я им там  затолмачил и каков должен быть адекватный ответ правильных пацанов, я, лунной походкой, грациозен, ясен пень, как сам бог, отступаю на пару метров и в одно мгновение перевоплотившись в Усэйн Болта как втоплю.
- Миха, - кричу на рысях - за мной. Валим.

Оторвались мы от «благодарных слушателей» только в метро, стремглав заскочив в закрывающий с шипением двери последнего вагона, оставив ожесточённых преследователей на станции. Я, бухнулся на сиденье, совсем обессилив от погони, держась за правый бок, пытался отдышаться, сплёвывая долгой слюной прямо на грязный пол вагона, благо народу мало. Меня слегка подтрясывало. Далеко не пацан уже (как никак тридцатник) выдерживать такой затяжной забег.
- Ну чё застыл? – говорю Джексону, замершему столбом у дверей. – Садись.
Но Майкл уставился в противоположный край вагона и кивком головы призывал меня глянуть туда. Я естественно глянул.
В метрах трёх от нас сидел какой-то темнокожий парень. На нас он – ноль внимания.
- Нигга, - презрительно буркнул Майкл, - Ай хэйт нигга…
- Ахаха…Чё городишь? – засмеялся я. – Ты ж сам негар?
- Ай эм вайт, хи – блэк! – тыча то в себя, то в негра, распалялся король. - Ю блинд?.. Файт им…
- В смысле? Зачем?
- Ай спик ту ю - Ай хэйт нигга… андестен? Гоу, файт…
- А как это? – я впал в оцепенение. – Я же… ну…это…
Поп-король опять задёргал плечами – вверх-вниз – притоптывая ногами, и затянул очередную песнь. На бодрячке таком: 
 
- Джаст бидет, джаст бидет..
…Шёу нау фанки ан строн из ю файт…
Бидет… бидет…     
 
А что мне оставалось делать, коли его музыка имеет надо мною власть? Я встал, ярость застила мне ясны очи, тем паче у меня к этой расе кое-какие претензии по жизни имеются. Подхожу к ничего неподозревающему  негру и со всех сил начинаю его пиздить руками и ногами…

Вот как всё было! Претензий к избившему меня до полусмерти черномазо чернокожему мужчине не имею. Сам виноват. И Джексон тут - совершенно ни при чём!

В моём проступке прошу винить: во-первых - Менделеева, Яшку – якутá, Первый канал с Эрнстом во главе, и, особо подчеркну – отца поп-короля - Джо Джексона!!!

 
И. Гилие
Мной написано в присутствии дознавателя…
20 августа 2009г