Глава 1.
Сверхпоследняя электричка.

Опять от меня сбежала
Последняя электричка
И я по шпалам, опять по шпалам
Иду домой по привычке.

- Осторожно, двери закрываются! Следующая станция – Карачарово.
Услышал Кирилл, перелезая через забор, отделяющий платформу «Серп и Молот» от города-героя Москва. В его состоянии это давалось не сказать, что с трудом, но явно не в нужном темпе. Нужном, чтобы успеть вскочить в створки дверей вагона. Он уже совершил приземление на обе ноги и даже умудрился не поскользнуться на обледеневшем асфальте перрона. Но в тот момент, когда сигнал, посланный мозгом, достиг мышц, и они начали сокращаться, чтобы совершить рывок в сторону электропоезда, машинист нажал кнопку закрывания дверей, и они с шипением закрылись. По пьяни всегда кажется, что сил больше, чем обычно, а может организм и впрямь черпает откуда-то энергию. Кирилл подскочил к вагону, схватился за резиновые уплотнители дверей и попытался разжать их. Пригородный электропоезд – это не состав подземки и преодолеть давление в несколько атмосфер обычному человеку не под силу. Волшебное заклинание «Бля, ну ебанарот!» и плевок в проем между вагоном и платформой тоже не помогли. Раздался короткий металлический лязг сцепок и «зеленый лимузин» сначала медленно и с достоинством, а потом с каждой секундой ускоряясь, помахал хвостом пошатывающемуся 27-летнему парню в черной полуспортивной куртке. Кирилл поскреб шапку «пидорку» в районе своего затылка. Посмотрел по сторонам, настраивая фокус.
- Вот фак! Зря торопился. И почему ты, мудила, не мог выйти с работы на минуту пораньше? Ведь знал же расписание! Что за привычка такая – ебать мозги и тупить до последней секунды, когда ничто не мешает сделать всё спокойно и вовремя, не разменивая время на всякие мелочи вроде выравнивания бумаг на столе (которые завтра-послезавтра все равно зальешь чаем и выкинешь), - сказала сама себе умная мысля. Которая, как известно, «приходит опосля».
Электричка была последняя.

Сегодня на работе у коллеги был день рождения. Посидели хорошо, «дагестанская водка» (коньяк выдержки один год) шла легко, под закуску использовались шоколадки, но, несмотря на малое количество этой самой сладкой закуски, тяжелых последствий для организма такой «коньяк» вызывал гораздо меньше, чем настоящий коньяк или настоящая водка. Организм Кирилла коньяк не принимал вообще, независимо от дозы, выдержки, качества и производителя. Что «настоящий подвальный 5 звезд», что коллекционный 12-летней и более выдержки вызывали сильнейшую головную боль и тошноту. Наверное, такая реакция организма была на коньячный спирт. Но вот, как ни странно, недовыдержанный напиток, именуемый «дагестанской водкой», принимался великолепно.
Стадия опьянения сегодня была достигнута самая удачная, когда мир уже раскрасился сочными матовыми красками, затуманился, а энергия и позитив, драйв, жажда движения, деятельности и хорошее настроение еще не уступили место рвотным позывам, и мозг с телом еще не начали «выключаться». Теперь, после опоздания на последнюю возможность попасть сегодня домой по железной дороге, надо было продумать свои дальнейшие действия.
- Тут без поллитры не разберешься! – посмеялся кто-то в голове.
Пол-литра сейчас, конечно, были бы лишними, но сигарету Кирилл неспеша достал, прикурил (с первой попытки – ветра почти не было), с деловым видом сделал первую глубокую затяжку, на секунду задержал дыхание, дав дыму побродить в легких, и шумно, протяжно выдохнул никотин, смолы и еще кучу всякой отравы. Еще раз почесал в затылке. Вариантов к исполнению вырисовывалось два: поймать «бомбилу» и за n-ную сумму доехать до своего подъезда, либо звонить кому-нибудь из московских друзей с предложением «дайте попить, а то так есть хочется, что и переночевать негде». Вторым Кирилл ни разу еще не пользовался, не потому что друзья такие херовые – нет, как раз в Москве у него были друзья настоящие, из военного и суворовского училищ, где несколько лет жили с ним бок о бок и вместе стойко переносили тяготы и лишения военной службы. В отличие от друзей детства они никогда не подводили. Либо еще случая такого не предоставлялось. Но то ли самолюбие, то ли интерес выкрутиться самому, то ли просто нежелание «напрягать» людей, когда еще не все возможности исчерпаны, не давали сделать звонок и напроситься на ночлег.
- Значит, сейчас перелезаешь обратно в город и идешь ловить «хач-мобиль», «зверь-мащин», да хоть «Оку». Главное, чтобы водила более-менее разговорчивый попался, а то стухну и мутить начнет. А можно и до Новогиреево доехать на метре и уже там тачку словить. Рублей 300-500 сэкономишь, - размышлял Кирилл, стоя у края платформы, заступив за белую ограничительную линию – черту безопасности, нанесенную по краю перрона.
Краем глаза он заметил внизу на путях какое-то движение. Из-под платформы высунулась крысиная мордочка, обнюхала воздух, потом рельс, перелезла на шпалы и с деловитой торопливостью засновала туда-сюда, словно паук-водомерка по водной глади озера в штиль. Правда, в отличие от водомерки, которая касается воды только кончиками лапок, крыса утопала по самое брюхо в чем-то похожем на снег. В серо-белой пористой сырой массе, пропитанной химическим московским воздухом. Внезапно крыса замерла, прислушалась и резко нырнула обратно под платформу. Кирилл повернул голову влево. От конца перрона на него надвигался головной фонарь какого-то железнодорожного транспортного средства. Причем прилично ослеплял глаза, пришлось даже прищуриться.
- Товарняк. Или скорый, - он отступил вглубь платформы, - Ща проедет, я как раз докурю, и пора уже валить отсюда.
Приближающийся свет явно сбавлял ход, потом он стал менее интенсивным, переключился на ближний, и уже стали проступать контуры пригородной электрички.
- В депо, наверное, пойдет, - с завистью смотрел на нее опоздавший парень, докуривая уже фильтр и не замечая этого.
Первый вагон между тем поравнялся с ним, жалобно и пронзительно скрипнули тормоза, ударив по барабанным перепонкам высокими частотами, эхо прокатилось по пристройкам и подворотням, которые окружали станцию «Серп и Молот», и, заблудившись там, затихло.  Состав остановился как и положено – за три метра до таблички «остановка первого вагона», расположенной на самом краю платформы в начале перрона. Зеленая змея зашипела открывающимися автоматическими дверьми, а затем вокруг повисла глухая и вместе с тем звенящая тишина. «Фрязево», - гласили тускло светящиеся красные буквы на белом фоне. Глядя на эту табличку в верхнем углу кабины машиниста, Кирилл улыбнулся:
- Доеду!
Надежда, радость и облегчение от неожиданного разрешения проблемы быстро заполняли собой душу. Ночевать сегодня стопудово предстоит дома, в теплой кровати. К десяти утра на работу он, конечно, не поедет, но Кирилл работает программистом, а ведь, как известно – если программист в десять утра на работе, значит, он там ночевал.
- Часам к двенадцати дня буду на рабочем месте, - заранее принял решение программист и сделал шаг в сторону дверей вагона.
Но какое-то смутное чувство сидело в подсознании. Сомнение? Беспокойство? Тревога? Что-то было не так. Взгляд, брошенный внутрь вагона через окно, участил пульс и добавил адреналина в кровь. В вагоне, по крайней мере, в первом вагоне, никого не было. Кирилл посмотрел по сторонам вдоль платформы – никто не входил в электричку, так гостеприимно распахнувшую свои двери. Обернулся назад – через турникеты станции из города тоже не было видно спешащих уехать.
- Хм, уточню-ка я у капитана этого корабля, - нахмурился почти пассажир незапланированного по расписанию поезда и постучал в окно машиниста.
В кабине сидел вполоборота спиной к нему человек и что-то записывал в журнал. Поверх форменного кителя была накинута старомодная кожаная куртка рыжего цвета с меховым линялым воротником, похожая чем-то на морской бушлат. На голове формовая меховая шапка, тоже явно рожденная в СССР.
- Флоу стайл, модный внешний вид, а ты на данный моумент хэв зэ лукинг лайк зэ шит, - пришли в голову слова из попсовой песенки, - Йо, чуваг ! Ты отстал от моды лет на двадцать, - улыбнулся своему выводу Кирилл.
Машинист повернулся на стук. Кирилл нахмурился, прищурил один глаз. Пришлось зажмуриться совсем и потрясти головой, в очередной раз убедившись, что алкоголя в крови достаточно – вместо лица у машиниста было расплывчатое бледно-розовое пятно. Вроде даже туманное какое-то. Фокусировку зрения и приведение в порядок органов чувств прервал окрик:
- Да?! Че хотел?!
Кирилл открыл глаза. Фокус не настроился. И еще отчего-то по спине вдоль позвоночника пробежал холодок. Сглотнув слюну, он спросил:
- Здравствуйте… Скажите пожалуйста… А до Углей… До Электроуглей то есть я хотел сказать, доеду?
- Доедешь! Давай садись уже, долго еще ждать пока ты разморозишься?
- Да, да! Уже захожу, спасибо большое, - промямлил парень и шагнул в тамбур вагона.
Двери за ним тут же захлопнулись, как дверца ловушки для птиц, которая была у него в детстве. Никаких «осторожно-двери-закрываются-следующая-станция» этому не предшествовало. Кирилл испуганно вздрогнул. Через секунду разозлился на себя:
- Что ты бля, как шуганный, дергаешься? Ну оборал тебя машинист – и что? Ты в принципе сам тормозил, бухой потому что. А он из графика выбивается из-за тебя.
Стало полегче. Решил покурить и идти в вагон – покемарить на лавке до своей станции. Пока рылся в карманах куртки в поисках зажигалки, пришла в голову мысль: «А как же «осторожно, двери закрываются» и все такое?». Пришла и ушла – в поздних электричках частенько отсутствовало звуковое сопровождение поездки.
Сигарета отдала уже треть себя легким и крови молодого парня. Тот стоял в грязном, сыром и холодном  тамбуре, пошатываясь в такт вагону, подпирая стену плечом и держа свободную от сигареты руку в кармане хлопковых брюк. Поезд все набирал ход. Вот за окном показались огни большого торгового центра. Скоро следующая остановка. Несмотря на скорость поезда и раскачивание вагона, Кирилл поймал ступор. Время растянулось. Мысли стали тягучими и вязкими, как кисель. Проскочили железнодорожный переезд с автомобильным шоссе. «До Карачарово метров сто-стопятдесят осталось…,» - пробилась мысль сквозь тянучую пелену, но сигаретный дым, скорость, гул электромоторов поймали эту мысль в свою паутину и не дали донести информацию до хозяина в полной мере. Стук колес на стыках рельс достиг той частоты, когда практически сливается в ровный шум. Станция «Карачарово» налетела на окно тамбура неожиданно резко и выдернула Кирилла из оцепенения. Выполнив свою миссию, крикнув единственному пассажиру летящего поезда:
- Эээээйййй!!! – она исчезла назад по ходу движения поезда.
Кирилл фыркнул и потряс головой. Эта сигарета, пожалуй, была уже лишней, она переполнила чашу отравления организма на сегодня. Человек уставился на нее, примеряясь еще на одну затяжку, но здравый смысл и близко подступавшие сокращения желудка и пищевода победили жабу-душительницу. «Кислородная палочка» полетела в щель между дверями с надписью «Не п ис оться» и железной ступенькой вровень с полом.
- Надо пойти поспать. Спать-спать-спать! – приказал себе Кирилл и, отодвинув в сторону дверь, отделяющую тамбур от помещения вагона, совершил посадку на первый ряд сидений. Вытянул ноги, откинул голову на спинку сиденья, закрыл глаза… Вертолет был наготове, заправлен и прогрет, и до этого момента, видимо, барражировал где-то поблизости в бесшумном и невидимом режиме. Только вот, похоже, стабилизирующий винт у него отсутствовал. Вагон, помимо того, что стремительно несся по шпалам и рельсам вперед по горизонтали, начал закручиваться против часовой стрелки вокруг собственной оси. Еще мгновение – и к этому добавилось падение в воздушную яму. Причем тоже с ускорением. Таких не берут в космонавты. Центрифуга все ускорялась и ускорялась, сердце сжималось, душа уходила в пятки, кровь стучала в ушах, а сил открыть глаза не было. Собрав волю в стиснутые зубы, почти закричав в голос, Кирилл рванулся из этого засасывающего круговорота и открыл глаза. Вращение окружающего мира резко замедлилось и почти сразу же прекратилось, лишь промелькнули напоследок  несколько искорок-звездочек перед глазами, да в голове немного шумело от давления крови.
Сидя уснуть не получилось. Кирилл лег на трехместное сиденье на бок, подогнул колени к животу, насколько это позволяли длина и ширина лавки, просунул согнутую в локте руку под голову, таким образом, что висок оказался на бицепсе, а ладонь накрывала голову сверху. Сгруппировавшись в эту позу эмбриона, он аккуратно прикрыл глаза и прислушался, затаился. Шум винтов «охотника за пьяницами» не заставил себя ждать. Правда на этот раз пилот вертолета не выполнял фигур высшего пилотажа, но все же подцепил подвыпившего гражданина на буксировочный трос и стал уносить ввысь, как  орел уносит в когтях свою добычу в гнездо. По всей видимости, в вытрезвитель теперь доставляли на вертолетах, для усиления эффекта. Кирилл замычал и снова вернулся в сидячее положение. Спать хотелось с каждой секундой все сильнее и сильнее, а эти поиски удобного положения и игры в прятки с собственным вестибулярным аппаратом начинали надоедать и действовали на нервы. Он глубоко вдохнул, коротко и резко выдохнул, подался корпусом вперед, обнял колени руками, уронил голову на сгиб локтя и предплечье левой руки. В такой позе расслабиться не удавалось, но зато можно было отключить мозг и дать ему поспать. Тем более, что так его не было видно с вертолета, и тот даже не обнаруживал своего присутствия.
Мелькнула мысль завести будильник в мобиле на расчетное время прибытия к своей станции, но уже устроился так удобно, да и биологические часы или какое-то шестое чувство еще ни разу не подводили. Всегда просыпался за две остановки до своей станции. Пару раз только проспал на десять километров, но каждый раз это не доставляло особых неприятностей – либо шла электричка в обратную сторону, либо удавалось поймать попутку. На крайняк добирался пешком, вспоминая юность. В те времена этот десяток километров от подъезда любимой до своего подъезда был наполнен романтическими мечтами. И одинокий пеший романтик казался сам себе суперменом и ловил кайф от ночной прогулки по обочине пустынного шоссе (а иногда и по центру – зависело от количества принятого на грудь). Часто их набиралась компания в три-четыре человека. И шли, горланя песни «Сектора газа». И мир казался простым и понятным. Были друзья, были враги. Были наши, были чужие. Была первая любовь, глупая и беззаботная в свои пятнадцать лет, сама не понимающая что ей надо, но такая притягательная и дурманящая. Было пиво в больших пластиковых бутылках по два литра или разливное в единственном баре на весь поселок. Одного-двух стаканов хватало, чтобы почувствовать, что «накрывает» и время останавливалось и не бежало по графику, как у взрослых. Были первые сигареты, выкуриваемые на двоих-троих. Хотя тут вранье – курить Кирилл сотоварищи впервые попробовали на 18-летие Кирилла, а это было уже позже. Были стычки с поселковыми, даже не вспомнить сейчас по каким поводам. Наверное, просто так, за то, что пришли на чужую территорию, за то, что отбивали самок, а куда деваться – самки выбирают лучших. Были пробежки на последнюю электричку, которая уходила в сторону родного города ровно через семнадцать минут после окончания дискотеки по пятницам и субботам. А что делать – надо и уйти с дискотеки, которая традиционно заканчивалась медляком, неспеша и с достоинством в обнимку с девчонкой, и проводить ее до дома и поцеловать (попытаться поцеловать) на прощание. Это еще если только завязывались отношения, а уж если получилось и вы «встречаетесь» - то про электричку можно смело забыть, полночи обниманий в подъезде и пешая прогулка обеспечены. Хорошо, если у друзей тоже все срослось – тогда обратно «пешкодралом» пойдешь не в одиночку. Бывало, Кирилл даже бегал бегом этот путь – получалось ровно в два раза быстрее, да и пиво выгонялось лучше.
Сейчас былой романтики не было, юность и ее беззаботность не вечны, «взрослый график» вытесняет из души лирический настрой, остается только прагматичность и вечная спешка в погоне за тем, чтобы отхватить себе от жизни лишние полчаса-час «личного времени». Проехав свою станцию, можно было испытать лишь досаду от того, что придется потратить время на обратный путь и не успеешь уже посмотреть новости или очередную серию какого-нибудь вечернего шоу по «зомбоящику». Или не получится уже «обязательно лечь спать пораньше», как клялся себе сегодня утром. А ведь еще столько всего надо успеть сделать перед сном: поужинать, побриться, помыться, покормить кошек, сменить им лоток. А время уже и так позднее, опять на работе задержали.
Наплевав на все (просплю - не просплю, пофиг), Кирилл провалился в сон. Машинист в кабине сидел неподвижно, словно восковая фигура в музее. На туманном лице-пятне проступала зловещая ухмылка, которая начинала напоминать оскал, если долго всматриваться в это лицо.
- Кирилл, вставай! – раздался женский голос откуда-то сбоку на уровне головы.
Он открыл глаза. Вокруг был полумрак. Тихо и тепло. Прямо перед ним маячило что-то сумеречно-белое. Кирилл замер на секунду, прислушался к своим ощущениям и понял, что лежит на чем-то мягком, укрыт чем-то мягким, под головой что-то мягкое. Матрац… Одеяло… Подушка… «Кровать…,» - недоуменно подсказал голос в голове. Повернулся на бок – мамино лицо было на уровне его лица:
- Вставай, в школу пора.
Еще пара секунд ушли на то, чтобы понять, что лежит он на верхнем ярусе двухэтажной детской кровати. Свесил голову вниз. Мама уже будила сестру, которая спала на нижнем ярусе:
- Кира! Давай-давай, просыпайся в школу!
Мама выпрямилась и снова посмотрела на Кирилла – лицо наркомана, только что принявшего дозу, имело, наверное, более осмысленное выражение, чем лицо сына сейчас. Он тупо смотрел на мать, при этом почти физически было слышно пустоту в его черепной коробке.
- Посыпайтесь и идите умываться и завтракать, - закончила мама и вышла из комнаты.
Кирилл откинулся обратно на подушку, закрыл глаза. «Какую, нахрен, школу? Я ее двенадцать лет назад закончил!» - подумал он – «Бред какой-то. Где я?» Никакого объяснения в голову не пришло, и он решил просто закрыть глаза и спать дальше, чтобы все встало на свои места, раз это сон.
- Кири-и-и-и-л-л! Кира уже встала, просыпайся! – донеслось с кухни буквально через две секунды, хотя на самом деле прошло уже минут десять.
С верхней полки тупо проигнорировали этот призыв, он был ненастоящим, как и все вокруг. Но вот мамина рука, которая трясла за плечо еще через три минуты, была вполне настоящей и осязаемой и заставила вернуться в реальность. Кирилл опять открыл глаза, перевернулся на спину. Серо-белый потолок. Сумрак в комнате. Мягкое снизу, мягкое сверху, мягкое под головой. Повернул голову направо. На него смотрели мамины глаза, хотя их и было тяжело различить из-за недостатка света в комнате. Кирилл резко сел на кровати. Уставился на маму, медленно перевел взгляд на комнату. Сквозь полумрак снизу проступал старенький прямоугольный письменный стол с выдвижными ящиками. С торца к кровати примыкал высокий, почти до потолка, шкаф, увенченный пухлым черным чемоданом. Еще внизу на полу около стола маячил маленький узкий диван с квадратными подушками вместо спинки. Рисунок и цвет обоев различить было трудно. Кирилл еще раз посмотрел по сторонам, наклонился вперед, заглянул вниз, прямо на пол у кровати, опять сел ровно. Зажмурился и потряс головой. Разомкнул веки – картина и не думала меняться.
- Бля-я-я-я…, -  растерянно выдохнул он самый распространенный неопределенный артикль русского языка.
- Это что такое?! Ты где таких слов понабрался?! Чтоб я это слышала в первый и последний раз! – возмутилась мама и добавила строго – Больше я тебя будить не собираюсь. Опоздаешь в школу – пеняй на себя!
- Хуйня какая-то… А еще и спать хочется жуть как! – вполголоса пробормотал Кирилл, когда мама вышла из комнаты.
Надо было как-то слезать с кровати. В детстве у него это получалось виртуозно, на раз-два, в один прыжок, сейчас же он на четвереньках подполз к краю, где была вертикальная лесенка в четыре жердочки-ступеньки, которая соединяла верхний и нижний ярусы кровати. Развернулся задом к «выходу», свесил одну ногу, нащупал ступней перекладину лесенки, перенес вес тела на эту ногу, аккуратно поставил рядом вторую. Цепляясь руками за матрац, вновь свесил ногу и попытался нащупать пол. Опора не нащупывалась. Тогда он вернул ногу на ступеньку, оттолкнулся обеими ногами и, продолжая цепляться за матрац, приземлился на ковер, расстеленный у кровати. Руки после приземления оказались полностью вытянутыми вверх, и он утащил за собой почти половину матраца, который свисал теперь с верхнего яруса. В процессе «полета» левая коленка зацепилась за последнюю ступеньку лесенки. Стало очень больно. Втянув сквозь зубы воздух, Кирилл зашипел и принялся энергично растирать ушибленное место. Боль быстро прошла. Но не от массажа и разгона крови в районе ушиба, а от шока и испуга и прилива адреналина в кровь. Ладонь и коленка были какими-то не такими, чужими. Нет! Они были свои, ведь ощущались же, но маленькие и хрупкие. Такие конечности могли быть у ребенка 10-летнего возраста, но не у взрослого мужчины за двадцать пять. Кирилл поднес ладони к лицу и повертел ими перед глазами. Как ни странно, но расти они от этого не начали. Опустил голову – колени тоже словно смеялись над ним. Нисколько не став больше в размере, они начали мелко и предательски подрагивать. Еще обнаружилось, что на ногах почти не было волос, как и на груди, которую ту же ощупали маленькие руки. В интимные места лезть не решился. Зеркало! Ближайшее было в ванной. Кирилл почти бегом вылетел из комнаты. Пока пересекал коридор, сознание отмечало еще много странностей: старый потертый линолеум на полу, ободранные и потертые коричневые обои на стенах вместо деревянной евровагонки, белые эмалированные двери вместо лакированных коробов из цельного дерева с золотистыми ручками-замками, провисшая веревка для белья над головой вдоль всего коридора.
Вот и ванна. Кирилл рванул на себя дверь, которая тонко скрипнула, ушиб ею палец на босой ноге, и, даже не почувствовав боли, ввалился внутрь, заметавшись взглядом в поисках зеркала. Оно оказалось на своем месте, правда не встроенным в настенный шкафчик с подсветкой, а просто зажатым в жестяные скобы на стене справа от двери. И размер был другой – вытянуто в длину, а не в высоту. Но самое главное – оно висело очень высоко! Максимум, что можно было увидеть – это лоб и брови, даже если приподняться на кончиках пальцев ног. Прическа отражения показалась подозрительной, слишком густая шевелюра, надо было не стричься месяца три-четыре, чтобы так обрасти. Кирилл подпрыгнул. В зеркале метнулся кто-то маленький и незнакомый. Уже напрягшись для второго прыжка, остановился и выскочил на кухню. Под недоуменные взгляды мамы и сестры схватил табуретку и вновь исчез в ванной. Аккуратно поставил табуретку перед зеркалом. Быстро вскарабкался на нее, выпрямился во весь рост и медленно, словно во сне, поднял голову. На него смотрел худой мальчик с круглым лицом и копной давно не стриженных волос, брошенных на голову как стог сена. Мальчику было на вид около десяти лет.
- Бля-я-я-я-я-я-я!!! - Закричал Кирилл уже во весь голос.
Ребенок в зеркале синхронно раскрыл рот.
Два темных расплывчатых пятна на серо-коричневом фоне неспеша превращались в кроссовки. Серо-коричневый фон – в напольное покрытие вагона. Линолеум повышенной стойкости к истиранию. Стандартный рулон такого весит около пятидесяти кэгэ, в то время как обычного, «офисно-домашнего» - тридцать. Серо-зеленые хлопковые штаны для активного образа жизни. Шнурок на правом кроссовке развязался и змеей свернулся на линолеуме повышенной стойкости к истиранию. Расширенные зрачки с минуту созерцали эту картину, не передавая никакой информации в мозг. Вернее, передавали, но шлюзовые затворы мозга были наглухо закрыты для информации извне. Мозг сейчас обрабатывал информацию из ванной комнаты, где в зеркале кричал 10-летний мальчик. Постепенно герметичные заслоны центральной нервной системы стали приоткрываться, и реальность, просачивающаяся в них, стала вытеснять сон. Кирилл называл такие моменты «второе рождение». Конечно, он не знал и не помнил своих ощущений при появлении на свет и не бывал в таких ситуациях, когда говорят «в рубашке родился», и не переживал клиническую смерть, но почему-то была уверенность, что испытываемое им сейчас похоже хотя бы на одно из перечисленных. Организм работал исключительно на инстинктах и рефлексах, хотя и они были изрядно приглушены. В такие моменты человек совершенно беззащитен, с ним можно делать все что угодно, он не способен сопротивляться. Больше всего Кирилл был похож в эту минуту на робота-терминатора, только что прошедшего временной портал, когда защитная капсула-оболочка уже исчезла. Медленно, как «T-100», он разогнулся, разве что суставы не издали характерный жужжащий звук электроприводов. Взгляд соответствовал взгляду машины-убийцы на сто процентов – ни грамма эмоций. Повернул голову (и только голову, даже плечи не пошевелились) в сторону окна. Там проносились огоньки домов какой-то деревеньки. Через двадцать секунд центральный компьютер понял, что от него требуется. Фото и видеокадры с сетчатки глаза поступили в обработку и стали сверяться с базой данных местности, заложенной в память. Еще через три минуты несколько устаревшая информация получила подтверждение. Совпадение было найдено – станция «Купавна» Горьковского направления Московской железной дороги.
- Свою станцию еще не проехали, - доложила информационно-аналитическая система поддержки принятия решений.
То, что станция «Купавна» промчалась мимо без остановки, так же как и «Карачарово» немногим ранее, до впадания организма в спячку, система оставила без внимания. А зря. В Купавне останавливались все электрички, которые останавливались и в Электроуглях, и если уж ее проехали без остановки – значит беда, электричка явно не «Фрязево», как указано на табличке в углу кабины машиниста. Зато система помогала в принятии решения:
- Не спать! Скоро Угли! Совсем скоро!
С минуту Кирилл смотрел в глаза своему отражению в черном окне. Загипнотизировать человека (или робота?) за окном не удалось, зато удалось загипнотизировать самого себя. Кирилл провел ладонями по лицу, как будто умываясь.
- Приснится же такое! Я Кирилл. А я Белочка! – подмигнул он своему отражению и отвернулся от окна.

Организм постепенно выходил из алкогольно-сонной «комы», и хотя состояние было отвратительным, по крайне мере в реальность он вернулся и, слава Богу, вернулся вовремя – не проехал еще свою станцию. Только вот глаза предательски слипались, что не сулило ничего хорошего – уснуть сейчас было ни в  коем случае нельзя – через десять минут электричка прибудет на станцию «Электроугли», и надо будет выходить. По-хорошему, надо бы сейчас встать и выйти в тамбур, уж тогда точно не заснешь, но так хорошо и уютно пригрелся на сиденье, так не хотели мышцы напрягаться, так хотели побыть еще эти десять минут в расслабленном состоянии. Это было сравнимо с пробуждением осенним утром в теплой и мягкой кровати, когда отопление еще не включили, и требуется изрядное усилие над собой, чтобы откинуть одеяло и из сонной разморенной неги очутиться в одно мгновение в ледяном холоде комнаты. Вдвойне трудно сделать это усилие, когда еще толком не проснулся, и тело плохо повинуется командам мозга, да мозг не особо и старается командовать, так как тоже еще не включился в работу. «Холодный пуск» двигателя внутреннего сгорания. Масло еще не распределилось по узлам и агрегатам, и детали трутся практически всухую. Но у двигателя есть стартер, его импульс приводит в действие всю систему, а дальше она работает сама по себе и прогревается. И чем дольше работает – тем лучше прогревается. Таким стартером для Кирилла обычно являлось волевое усилие, приказ, вспыхивающая на мгновение «нелюбовь» к самому себе. Но сейчас воля была подавлена спиртом, сном и теплом мягкого сиденья вагона. Он решил все же не подниматься и порасслабляться еще немного. Но спать было категорически нельзя, и Кирилл принялся читать рекламу на стенах. Эффекта не последовало – смысл рекламы не доходил, буквы расплывались, а веки весили по полтонны и неумолимо слипались. Кирилл резко открыл глаза и потер их поочереди основанием ладони. «Не-е-е-т! Не спи, мудила!» - донеслось из глубины сознания. Секунд двадцать-тридцать зрачки оставались расширенными, до боли в глазах, а потом веки опять налились свинцом и плавно, сопротивляясь силе тяжести, закрылись. С трудом разорвав клей, налипший на ресницы, и преодолев вязкий туман, окутавший сознание, Кирилл ощутил, как тело ослабевает, наплевав на своего хозяина и его приказы-мольбы, на его волю, которая тоже стремительно испарялась с каждой долей секунды. «Я не сплю – я медленно моргаю,» - вспомнил он старую шутку и, согнувшись вперед, уронил голову на колени.
Огласив пустынную ночную станцию ревом гудка, электропоезд с надписью «Фрязево» на табличке в углу кабины машиниста промчался Электроугли без остановки. Вслед уносящемуся в позднюю осень составу, словно в ответ на гудок, нарушивший их сон, залаяли собаки из растущих вдоль бетонного забора кустов. В кабине машиниста было пусто…