Как он был красив. Боже, как он был красив! Такие породистые лица бывают только у чистокровных горцев, неподверженных влиянию тюркской крови. Белая кожа, темно-зеленые глаза, пушистые ресницы и волосы цвета меди. Я шла домой от подруги, когда он остановил меня фразой: «Пашему такой красивый ходит по ночам один, не карошо». Мне бы бежать без оглядки, а я встала, как замерзшая по щиколотки и смотрю на него наивными зрачками.

Как он говорил. Боже, как он говорил! Его голос завораживал, обволакивал сахарной ватой и невольно лишал кислорода. У него был очень странный, почти неуловимый акцент иностранца. Старательно выговаривая слова, как чужие, он будто смеялся при этом про себя. Я думаю, скажи он: «Стой, я тебя  ипать хатеть как ишак» - эффект был бы тот же. Он что-то говорил,  а у меня ноги подкашивались и мысли метались, как куры под комбайном: «Не может быть, этого просто не может быть, если он сейчас уйдет, а я умру или с ума сойду от тоски».
 
Как он любил. Боже, как он любил! О таком первом разе можно только мечтать, да и то фантазии не хватит. Его мягкие, расслабленные, невероятно отточенные движения сводили с ума. Его губы цвета спелого эбонита хотелось пить как в последний раз, жадно неистовствуя. Он был со мной взбалмошным, во мне мягким, вокруг меня … я даже не знаю, как долго мы были вместе. Время свернулось и стыдливо уползло прочь, чтобы не мешать нам наслаждаться любовью. Страха не было, стыда не было, даже боли не было  только счастье и немного крови. Увидев кровь, он довольно улыбнулся.

А утром он пропал. Я проснулась одна, с болью во всем теле и пустотой в груди  там, где жила душа. Через месяц поняла, что уже не одна. Его ребенок, наш плод, отчаянно убивал меня изнутри. Меня постоянно тошнило макаронами, я катастрофически худела, «чернела лицом», а гемоглобин просто сгорал в топке сердца. Первые три месяца мне ежедневно предлагали сделать аборт, потом плюнули и оставили в покое. А я светилась от счастья и мечтала об одном - выносить это чудо любой ценой, его дитя, наше дитя. Роды я не помню,  вернее стараюсь забыть этот кошмар.

Он пришел, когда нашему сыну исполнилось полгода. Позвонил в дверь, и я поняла, что это он, потому как мысли снова заметались, - «он вернулся, я знала, что он вернется, теперь все будет хорошо, мы будем жить вместе, и я больше не буду одна  никогда». Зашел, улыбнулся своими пухлыми губами, и я растеклась, как летом Дед Мороз. В глазах цвета оливы, сквозь надменность, на секунду мелькнуло удивление: «Сильная девочка, сильная и способная на самопожертвование, даже странно, что такие еще остались, жаль…».

На этой жалости я и сломалась. Поняла, что не ко мне он вернулся, а за тем, кого считал своим по праву.  Выдохнула без звука: «Не отдам!». А он подошел, взял за руки и губами ласково по шее прогулялся  будто прощаясь… Очнулась я в реанимации через неделю. Врачи долго поверить не могли, как с такой кровопотерей я вообще выжила. А я лежала и смотрела на след от укуса десятка маленьких острых зубок на запястье. Красивый шрам на память в виде медузы от сыночка. Моего сына, которого я больше никогда не увижу. Больше месяца я пыталась принять это «никогда» и думала «зачем?». Зачем меня оставили жить, изощренно продлив пытку?

Внезапно пришло понимание - меня использовали, просто использовали, как влагалище, а потом выкинули за ненадобностью. Я стала громко смеяться,  пугая больных и медсестер. Истерический смех быстро сменили слезы. Моя любовь и жертва породили на свет монстра. И теперь его отец ищет себе новый инкубатор. Я кричала, пока не охрипла: «Вернись, вернись ко мне, я рожу тебе еще не одного сына, ты сам сказал, что я сильная, я смогу, только вернись, прошу тебя, злодей!».

P.S. Остаток жизни он проведет в психиатрической больнице, с удовольствием рассказывая врачам и студентам, как полюбил вампира и родил ему ребенка. Он постоянно будет демонстрировать всем свои странные шрамы-укусы на затылке, кадыке и ягодицах, которые, по мнению врачей, сам себе и нанес отверткой. Каждый год он будет торжественно отмечать день родов ребенка, которого никогда не было, да и быть не могло физиологически.