«За два колеса и вкусный обед,
и чтоб нам бабы не говорили «нет»»
(байкерский тост)

02.10.2003

  Вначале было слово. И слово было от боли. И слово было «бляяя». Больше ничего ни подумать, ни вскрикнуть  не успел. Обидно было бы, если б из всего словесного многообразия это ничтожное «бля» стало последним, что я произнес в свою бытность здесь. Интересно, а многие отходят в мир иной, произнеся вместо молитвы в адрес принимающей стороны лишь короткое матерное междометие? Полагаю, многие. Многие  из тех, напротив имен которых в графе «причина убытия» Книги Судеб значится -  «ДТП».

  Уж больно быстро все происходит. Больно и быстро. То, что поначалу при серьезных травмах боли не чувствуешь, типа шок и все такое – вранье. Боль есть, просто смена декораций происходит в мозгу так быстро, что схода не поймешь, что не так. Вроде ехал себе ехал, зачем то решил проскочить перекресток на догорающий последние мгновения желтый, и вдруг на тебе. Визг тормозов, глухой удар пытающейся оттормозиться легковушки , звон бьющегося стекла, скрежет, и вот ты лежишь посреди перекрестка в какой-то непонятной тебе, нехорошей позе.  Кругом огни и гудки, ты лежишь и молишься: только бы не позвоночник, только бы не позвоночник, Господи, помилуй мя грешного по велицей милости Твоей, ТОЛЬКО БЫ НЕ ПОЗВОНОЧНИК!! Лежишь и молишься долгие, бесконечные, нескончаемые пятнадцать секунд.

  Наконец, кто-то то подбегает к тебе, наклоняется, заслоняя своей испуганной рожей звездное небо, выкрикивает истерично: «живой??!» «Свой!» - отвечаешь ты невпопад как полный мудак. Потом, набираешься храбрости и напрягаешь мышцы шеи чтоб приподнять голову. Тут тебя ожидают две новости -  хорошая и плохая. Плохая заключается в том, что мотоцикл разбит просто в мясо, то есть вообще. Минус вся левая сторона, помят бак, практически завязана узлом вилка, но, самое гадское – из картера течет масло, натекла  уже целая лужа, а масло все течет. Неужели треснул?! Бляяя. Попадос. Аппарат нифига  не страхованный, если картеру пизда – это полный попадос, проще новый купить… И хорошая новость – что позвоночник твой кажись все-таки  цел (иначе хуй бы ты так запросто приподнимался на локтях и вертел башкой) -  как то уже не очень радует... В особенности если учесть, что правая нога, куда пришелся основной  удар,  аццки болит. Походу, сломана в нескольких местах… Проще сказать, «раздроблена».  Но это сказать проще, а думать о своей собственной ноге с которой родился и вырос в таких выражениях как раз наоборот, нихуя не проще.  Кисть  левой руки висит под углом 90, в голове – какая то муть и  гул. Хорошо блядь хоть в шлеме был, иначе все, гитлер капут.

Закрыл, называется, сезон… Сцукоо… Хотя, если б такая херня случилась где-нибудь в июне или мае было бы обидно вдвойне. А так – зимы в России долгие, за полгода глядишь и сам оклемаюсь, и Ямаху восстановлю… Больно… Как же БОЛЬНОоо… твою мать..! И куда только эти ебачосы на своих тазах так резко и не вовремя со светофоров срываются? Хуйпойми!



80ые

  «Комсорги, нас ждут дороги – восьмое чудо света» – все мое пионерское детство эта песня неслась изо всех радиоприемников, (кроме тех, что были настроены на «голос Америки»). И хотя до возраста этих самых комсоргов нам было далеко, адресовалась она, безусловно, нам. Мы не верили песне – казалось, что все пути-маршруты, которые ожидают нас по достижении совершеннолетия, зависят исключительно от распределения или же «блата», причем заявленная конечная цель у всех одна – коммунизм. Сюрпризов никто не ждал, помню даже, как грустно было читать тома «Библиотеки приключений» зная, что ничего такого захватывающего, авантюрного, связанного с риском в моей жизни, по всей видимости, не случится. Школа – институт (если повезет) – работа – пенсия, вот и вся песня.  Какое уж тут «восьмое чудо света»… Как ни странно, заебавшая тогда всех песня оказалась права. Нас, поколение несостоявшихся комсоргов, поколение сегодняшних тридцатилетних и правда ждали в недалеком будущем разные дороги судьбы, чудесные и не очень. Правда, едва ли  те, кто эту песню для нас писал и ставил в эфир, знали, какими они будут, эти дороги…

  Как-то неожиданно началась перестройка. Гласность, ускорение, кооперативы… Система явно начала ослаблять свои маразматические объятия. Словно воплощая мазу о «новом мЫшленьи», озвученную в числе прочих так полюбившимся европейцам, американцам и даже и рок-группе «Скорпионз» Горбачевым, на свет показались разного рода неформалы. Металлисты, любера, панки… Ну, и конечно рокеры. Первое можно сказать неформальное мото-движение страны. Честно говоря, я мало что о них знаю и помню, но что-то в памяти все же сохранилось. Рокеры. Герои восьмидесятых. Они сбивались в стаи, гоняли по ночным улицам, распугивая запоздалых прохожих. О них писали, снимали сюжеты в программах типа «до 16ти и старше». Их окружал ореол опасности, романтики и непохожести на других, всего того, чего так не хватало нам, выросшим на кухнях хрущевок. Их мотоциклы – чешские 350ти кубовые «Явы» и «Чезеты», самые быстрые и динамичные из того, что могла предложить советская торговля тех лет, были заветной мечтой любого подростка, идеальным средством самовыражения и привлечения внимания девушек… А для многих из тех, кто этой мечты достиг – и пропуском в рай. Ведь такой ерундой, как правила дорожного движения или там какие-либо средства защиты, естественно, никто не заморачивался. Так же как и тем, что легкие «Явы» не предназначены для езды на максимальной скорости по советским дорогам. Статистики я не знаю, но гибли многие, это точно. «Купил Яву – копай яму» гласила присказка тех лет.

  Я был тогда подростком, слушал группу «Кино». «Перемен требуют наши сердца» – пел Цой. И мне это было очень близко и понятно, безумно хотелось каких-нибудь перемен в моей так неувлекательно начинающейся жизни «мальчика из интеллигентной семьи». Хотелось прикоснуться к чему-то настоящему, и если не самому стать «крутым», то хотя бы войти в их круг общения… Однако, тусоваться (тогда это слово только появилось и казалось ниибаца каким модным) с рокерами и тем более стать одним из них хотя бы в перспективе шансов не было - мать пристально следила, чтоб я был огражден от влияния улицы и требовала обязательной явки домой не позднее 10ти вечера. Так что лично я был знаком лишь с одним из них, Геной Пахомовым. Он жил по соседству, его черная Ява с задранной в соответствии с канонами рокерского тюннинга, «жопой», вызывала во мне невыразимый трепет. Впрочем, понятия (как и слова) «тюннинг» тогда еще не было, а просто брали лом и загибали раму, чтоб «хвост» мотоцикла смотрел чуть не в небо (хуйпойми зачем), еще какие то украшательства производили «чтоб смотрелось» и было ясно, что это не просто игрушка, купленная на папашины деньги, а «крутая рокерская тачка». Пахом тоже любил Цоя, поэтому иногда удостаивал меня  разговорами. Его рассказы о поездках на «Лужу» (район стадиона Лужники), о героях тусовки (постоянно звучал некто «Леха лысый») «прохватах» по ночным улицам, завораживали больше, чем все прочитанные мною тома «Библиотеки приключений»  вместе взятые. Это была жизнь, настоящая жизнь… С тех пор я стал мечтать о мотоцикле.

  Летом 90го Генка налетел на поливалку, в результате чего потерял ногу. Так пропала его замечательная Ява, предмет зависти всех мальчишек нашего микрорайона, правда, заодно с ней пропала необходимость Генке идти в армию, и по итогам он тихо спился. Где-то через месяц погиб Виктор Цой. А годом позже и стране под названием СССР пришел пиздец. Мы дождались перемен, которых так настойчиво требовали наши сердца и о которых пел нам Цой. Наступили девяностые.

(Продолжение следует)