Я начал чувствовать запах. Приятный аромат, что-то отдалённо напоминающий из юношества. Что-то тёплое и близкое, что дарило когда-то массу наслаждения. Запах пробирался мне через ноздри в голову, и делал хорошо. Когда я чувствовал этот запах? Когда-то давно? В детстве? Нет, намного позже, чем детство, что-то школьное, но это тоже было очень давно. Настолько давно, что в памяти затёрлось. Но он был, был этот запах, пах сейчас и я точно помню, что он был в моей жизни когда-то давно. Чёртова память, почему ты ничего не помнишь? Надо открыть глаза.

Ярко-то как. Когда я в последний раз видел солнце? Это что, рай? Я же не должен был в него попасть. Или это так ярко в аду? По моим представлениям, ад должен был быть выполнен в красных тонах. Ну, или это должно быть что-то зловещее, дурно пахнущее и гадкое. Но явно не такое светлое, бьющее в глаза и заливающееся в голову ароматом из юности.

Надо попытаться открыть глаза. А я это могу? Я должен уметь это делать? Сейчас попробую. Сначала один. О! Всё белое, сплошное белое месиво. Может, привыкнет? Открываю второй. Как удивительно! Всё тоже самое - всё белое и жжёт глаза. Ах, как же больно глазам, сейчас я расплачусь. Ну вот, слёзы потекли сами собой, что удивительно, потому что я разучился плакать в своей последней жизни. А картинка не меняется.

Нет, я не умер, я это уже понимаю, я у кого-то в доме, потому что угадываются очертания окна со стильными советскими занавесками, в которое бьёт лучами солнце. У кого же я? Как же я часто стал себе некорректно ставить вопрос. Перефразирую. Кому же я, нахрен, сдался? Ладно, времени, похоже, у меня теперь столько, что можно ждать сколько угодно. Если я уже не умер, то в ближайшее время не умру точно. Поэтому спокойно дождусь, пока привыкнут глаза и рассмотрю всё в подробностях.

А слёзы как хлещут. Накопилось, видать. Много-много слёз накопилось в глазах. Вот они и льются. А может, это я растрогался от всей трогательности ситуации? Нечасто вот так оказываешься у кого-то в постели после то, что даже вспоминать не хочется.

В окне стал проявляться знакомый тополь. Я сто раз его видел в этом окне. Если отвести взгляд от окна вправо, то можно увидеть письменный стол. Можно? Да, можно. Вот он, стол. Сейчас он кажется убогим, но лет пятнадцать назад это был современный и очень дорогой стол. Не каждый мог себе позволить такой стол. А слева шкаф. Лакированный. Он ещё тогда мне казался убогим. На полу должен быть ковёр, коврик. Тоненький такой, коричневый. А вот коврика нет. А кровать должна быть двухъярусная. Надо посмотреть наверх. Нет, кровать не двухъярусная. Кровать уже другая, большая. Что поменялось за десять с лишним лет? Ничего. Только один ярус с кровати убрался.

Я знал, где я был, и от этого мне было смешно. Не бывает в жизни таких совпадений. Не бывает, и всё тут. Поэтому я понимал, что это либо видение, либо снова сон. Но так ярко во сне не бывает! В видениях - не знаю, как оно там бывает, не видел, может и ярко, но вот в снах так не бывает. Всё чётко видно, глаза привыкли уже к свету, и поэтому я видел очень хорошо. И даже мог вертеть головой. Но ,может быть, это всё-таки правда и я у неё?

А я думал  - она осталась в прошлой жизни. Прикольные ощущения. Вроде как и не помнишь её уже, эту Первую Любовь, а она есть. Ну, не конкретно она, а её дом, квартира, и я сейчас нахожусь у неё. В кровати лежу и смотрю в окно, как когда-то давно, наверное, ещё в позапрошлой жизни, лежал с ней в обнимку и смотрел в это же окно, на этот же тополь.

А я её хорошо помню. Странно, раньше как-то и не вспоминал совсем, а сейчас вот чётко стоит перед глазами. Бойкая такая девчонка, смешливая, а со мной скромная и трогательно-молчаливая. У нас с ней был первый секс. Когда-то давно, в позапрошлой жизни. У неё была большая и длинная коса. Помню, когда я уезжал, она её состригла. Интересно, какая она сейчас? И Любовь Первая и коса её.

Я попытался её позвать:

- Эй, ты здесь?

Голос у меня был неважный. Очень даже неважный, какое-то глубокое хрипение. Попытавшись откашляться, я сделал себе очень больно. Очень-очень больно. Скорчиться захотелось, но увидеть её захотелось сильнее. Я сквозь кашель её раз крикнул:

- Эй!

Она вошла через минуту. С чашкой в руке, которую она протянула мне. Из чашки пахло морсом. Он же там и был. Так непривычно всё и кажется надуманным, утрированным, не предназначенным для обычной жизни. Но мне ли знать и рассуждать об обычной жизни? Что это вообще такое - обычная жизнь? Я несколько секунд колебался по поводу того, что мне сначала сделать, рассмотреть её или попить. Решил, что сначала надо попить. Потому что пить ужасно хотелось, больше, чем рассматривать свою постаревшую, давно забытую Первую Любовь. Малиновый. Похоже, что действительно разведённый, из малинового варенья. Сладкий и вкусный, а на дне мякоть. Хотелось попросить ещё, но было несколько стыдно.

Она села на стул рядом с кроватью и спросила:

- Как ты себя чувствуешь?

Я кивнул. Говорить было больно. И вместо того, чтобы говорить, хотелось её рассмотреть. Сколько ей сейчас? Моя ровесница, четвёртый десяток разменян не так давно. Но выглядит всё равно старше своих лет. Неужели жизнь так потаскала? Корни волос не прокрашены, краска вымылась, косу, похоже, отстригла. Морщины по всему лицу. Очки, по-моему, те же, что и в школе носила. Одежда такая простенькая, как и всегда раньше, чёрная водолазка и длинная, до пола юбка.

Время тут, как мне кажется, остановилось сразу, как я уехал. А, может, оно здесь и не шло никогда, время то? Не знаю. Всё кажется таким убогим.

А она сидит и смотрит на меня. Непонятно смотрит так. Никогда не понимал, о чём она думала, когда смотрела на меня. Вот и сейчас не могу сообразить, то ли ужасается того, во что я превратился, то ли всколыхнулись былые чувства, что вряд ли, то ли просто смотрит, не о чём таком особо не думает. Да и бог с ней, пусть смотрит, я себя не стыжусь. Я вообще не понимаю, что я здесь у неё делаю и как оказался. Я перестал разглядывать обесцветившуюся свою Первую Любовь и посмотрел в потолок:

- Принеси ещё морса, пожалуйста. И расскажи, как я тут оказался.

Она устало поднялась со стула и пошла на кухню, шаркая древними порванными тапками. Я остановил её:

- И это, слушай!

- Что?

- Привет!

Она улыбнулась. Снова как-то странно посмотрела на меня и ушла на кухню. Там стала чем-то бряцать, раздражая меня своей суетой, как и тогда, в прошлом. Сколько можно наливать морс? За это время можно борщ сварить. Как же долго. Вернулась. На лице написано «не нервничай».

- На, аккуратно, горячий.

Я взял чашку и стал греть руки, аккуратно дуя на морс, пытаясь его остудить. Я заметил, что синяки на моих руках почти прошли, да и сам я себя ощущал вполне прилично. Я аккуратно втянул жгучего морса вместе со струёй воздуха в рот. Горячо - то как! Проглотил и прослезился. Кайф какой! Теперь я готов слушать.

- Рассказывай.

- А что рассказывать? Разве не видно? Ты уехал, а жизнь продолжала длиться. Прости, ты же знаешь, я люблю нестандартные формы. У меня жизнь длится, а не идёт.

Я знал это, и именно это в ней порядочно раздражало. Пришлось утвердительно кивнуть и, немного успокоившись, откинув голову назад и закрыв глаза, продолжить слушать.

Первая Любовь заулыбалась моим, видимо написанным на лице, эмоциям, но продолжила:

- Ничего-ничего, слушай, уже не убежишь от меня. Не пугайся, я шучу, лежи спокойно. Начну снова. Ты уехал, я, конечно, начала страдать. Пока страдала, прошло несколько лет. Представляешь, сколько по тебе слёзы лила? А ты даже на связь ни разу не вышел. Плохой, да. За эти несколько лет одна за другой разрушились мои девичьи иллюзии о счастливой жизни. Принцев не существует, счастья нет и жизнь на самом деле говно. Это было тяжеловато воспринять моей тонкой душевной организации, я ведь поэтессой была, ты не забыл?

Уж что-то, а то, что она была поэтессой, врезалось в мою память на всю жизнь. Пришлось снова кивнуть.

Поэтесса, снова улыбнувшись, стала рассказывать дальше:

- На работу устроилась. Бухгалтером. Главным. Звучит круто, но для тебя на самом деле некруто, понимаю, но на самом деле не очень круто, потому что бухгалтеров там один - я. Но - самая главная. И так там главным бухгалтером и работаю. Платят, скажу прямо, мало, можешь заметить по обстановке. Мужика себе не нашла, спонсора тоже. Но сексом есть с кем заниматься, конечно.

Про секс было смешно. Сдержанно улыбнувшись, я сделал вид, что всё прекрасно понимаю и ничего такого, что она занимается сексом с кем-то  - нет. Даже если просто для секса.

Она поняла, что я смеюсь над ней и громко рассмеялась:

- Дурак! Я не это имела ввиду. То есть это, конечно, но не так. Ой! Дурак. Отстань.

Я не выдержал и рассмеялся вместе с ней. Вроде даже звонко. Но смеяться нам пришлось не очень долго - я снова закашлялся.

- Ты лежи уже. Я сама всё расскажу, и посмеюсь сама за тебя и поплачу. Видишь, как я умею. Научилась за последнее время. Странно всё как-то происходило. Жизнь ещё эта. Ведь мы были счастливыми, а потом что-то случилось. Я много думала и много ждала. Надежда у меня никогда не умирала, да и не умрёт, наверное. И тебя ждала, и принца, и всего. Но тебя потом перестала, поняла, что не бывает просто так ничего. Да и не было. Просто вдруг перестало всё быть в один момент и всё. И прокатилось десятилетие в небытие. Очень странное десятилетие, сразу после юношества наступила зрелая старость. Да ещё и время такое - никаких перспектив, ничего. И вроде карьеру пыталась сделать, и заработать. Ничего не получилось. И счастье и удача обошли стороной.

Мне было очень её жалко. Жалость просто каталась во мне по всему сознанию, собирая крупицы человеческого и протискиваясь слезами наружу через глаза. А она даже не всплакнула.

- А я разучилась плакать. Постепенно разучилась. Пока смотрела, во что все наши превращаются, выплакала всё. Кто-то здесь остался после университета, кто-то уехал в Москву. Парни почти все пьют, девчонки замуж повыходили и у всех какие-то проблемы. Почти все из Москвы вернулись. Ты вот последний. А кто-то умер уже. Всем сейчас тяжело. Мало кто прорвался через трудности. Да и те, кто прорвался, упёрся в другие. Чёртова жизнь, а? Ты же вроде это имел в виду, когда ушёл? И что теперь? Посмотри на себя, красавчик.

Я ухмыльнулся, насколько это было возможно, вальяжней. Своей ухмылкой мне хотелось показать всё своё презрение к сарказму и злорадству. Но она не злорадствовала.

- А чего ты улыбаешься? Думаешь, это ты вот просто так здесь оказался почти неживой? Это тебя бог наказал за то, что ты меня бросил. Наказал и вернул на место. Посмотри на себя! Посмотри! Живого места нет. Ты инвалид. И телом и духом. Ты потерял всё, что можно потерять. Нет, не сейчас, тогда, когда ты решил, что эта жизнь принадлежит только одному тебе. А она не принадлежит только тебе. Мы были вместе и вместе несли ответственность за нас. Ты же решил, что можно просто взять всё и бросить. Но так нельзя делать. Всё возвращается. Ты потерял всё и стал таким как сейчас ещё тогда. Как только ты отвернулся от нашей жизни, ты перестал жить.

То, что слетала сейчас с её бестолкового языка раздражало и причиняло боль одновременно. Хотелось встать и засунуть её туда подушку. Целиком, чтобы проглотила. Что она несёт?

- Прости, не хотела. Смотри, как тебя искромсало. Что было, то было. Но я всё равно рада, что ты здесь. Грустно это говорить тебе, но ты паренёк крепенький, переживёшь. Переживёшь ведь? Конечно, переживёшь.

По всей видимости ей это доставляло удовольствие. Единственное, что было непонятно, так это почему чтение моралей и злорадство приносят людям радость. Меня вот лично сейчас выворачивает от того, что жить учат. Пришлось разыграть умирающего и умолять её остановиться. Хотя мне для этого и не понадобилось много усилий, выглядел я и так жалко:

- Слыш, ну хватит. Достала.

В ответ последовало то, что вполне было от неё ожидаемо - бабская реакция:

- А ты послушай. Послушай, что я тебе говорю, это во мне много лет сидело, потерпишь.

- Хорош. Вечно лезет из тебя это бабье.

- Бабье? А я может есть баба то! Что я не баба что ли? Вон и задница и сиськи.

- Началось.

- Продолжилось. Всё равно ничего не сделаешь мне. Ты меня теперь даже не слушать не можешь, не то что бросить. А я на тебе отыграюсь.

- Слушай, ты серьёзно? Ну, хватит уже, а? Лучше оттащи меня в этот подвал обратно. Кстати, как я у тебя оказался?

- Обычно оказался. Сосед мой бывший с тобой там выпивал, тоже квартиру пропил. Он тебя и пригласил эту отраву пить тогда у ларька. Просил за информацию пятьсот рублей. Ха! Я знаю, где они околачиваются. Ментам заплатила, они тебя и притащили ко мне. Подруга, врач, сказала, что бесполезно тебя даже откачивать. Но вот видишь, вроде ничего. Оклемаешься. Потихоньку придёшь в себя.

За что я её не любил, так это за то, что она всегда за меня решала всё то, что я хотел бы решить сам. Она никогда не спрашивала меня о том, нравится мне это или нет, хочу я этого или нет, просто делала и всё. Естественно с выгодой для себя. Конечно, не так явно, но подтекст был всегда понятен. Она делала для меня только то, что могло бы понравится ей самой. Порядочная сука она была. Но любила меня, по крайней мере, так говорят её поступки. Взять на поруки заразного бомжа с улицы - это достаточно серьёзный шаг. Кто знает, что могло со мной произойти за эти годы и каким я мог стать человеком. Может я стал наркоманом и для меня не стало бы большой проблемой вынести из дома все вещи, чтобы достать себе дозу.

Всё решила за меня. Я буду жить у неё, приходить в себя, лечиться, постепенно превращаясь обратно в человека. И это преподносится мне как само собой разумеющееся событие в моей жизни. Нет, я не спорю, в чём-то она права, например в том, что если бы мне и дальше можно было принимать решения в своей жизни, то я бы не дожил до настоящего времени. Но и так поступать тоже нельзя. Может быть я действительно не хочу всего этого.

Я лукавлю. Конечно, хочу. Хочу не думать ни о чём. Хочу просто лежать, ничего не делать и просто жить, не думая ни о чём плохом. Хочу, чтобы обо мне заботились. Конкретно сейчас я хочу только одного - лежать в этой кровати, смотреть в это окно и, возможно, читать книги. Много-много книг о разном. О приключениях, любви, предательствах и всём таком.

Мне действительно была нужна помощь. Мой разум был не в состоянии перенести тот водопад событий, обрушившийся на меня, и всё скатилось к чертям. Я действительно сейчас не мог принимать никаких решений. Это должен был за меня делать кто-то другой. Например, она. Постаревшая, повзрослевшая, поумневшая моя Первая Любовь. Зачем меня судьба вернула к ней?

Подозреваю, что именно для этого - принимать за меня решения, а точнее вообще ничего не принимать. Просто пожить немного в пустоте без тревог и нервных потрясений. Никакого стресса, лишь забота, книги и много времени. А думать не надо ни о чём. Думать вообще вредно. Тот, кто много думает, много теряет. Или понимает, что может потерять.

Стиль жизни - овощ. Лежишь и ждёшь, пока затянутся раны на теле. Хотя бы те, которые могут затянуться, а те, которые уже никогда не заживут, должны хотя бы перестать кровоточить. Поэтому бульон и лекарства, лекарства и бульон. Эта её подруга, врач ничего такая штучка. Интересно, а я когда-нибудь снова испытаю радость потенции?

Мне было предписано долго восстанавливаться. Как оказалось, что во мне сохранилось практически всё, что нужно для более-менее сносного функционирования. Да, многое теперь позволить я себе не смогу, но это очень даже хорошая цена за восстановление здоровья.

Тяжеловато, конечно, но что поделать? Приходилось выздоравливать. Сначала всё было очень даже не хорошо - постоянный бред и температура, ныло и болело всё тело. Периодически тошнило, а желудок отказывался принимать пищу. Прямо как тупой котёнок, которого отлучили от мамки. То в жар бросает, то в холод, постоянно пить хочется. И болит. Жутко болит всё тело. Иногда даже не понимаешь что. Просто болит и всё.

Но, к моему великому счастью, всё оказалось не так грустно, как казалось моему разуму. Всё когда-то заканчивается, как и мои отходняки от бомжового образа жизни. Постепенно, день за днём боль стала отходить, возвратился аппетит. Можно уже было спокойно засыпать и просыпаться, а иногда даже можно было посмотреться в зеркало и ежедневно отмечать, что в лице что-то изменилось. Что-то стало лучше, добавились какие-то черты лица, которые называются не опухлости, а просто кожа. Со временем я даже стал себя узнавать, причём с каждым днём всё больше и больше. Было так трогательно наблюдать за тем, как твоё тело постепенно возвращается к жизни. Трогательно до слёз. Потому что обида мучила - этого всего можно было легко избежать.

Помимо телесного выздоровления, как я стал понимать, мне требовалось выздоровление психологическое. Потому что у меня, как бы это интеллигентнее выразиться, пропала тяга к жизни. Нет, интересно то, конечно был, можно ли выкарабкаться или нет, но было абсолютно наплевать на будущее. Это меня и пугало. Бесцелье всего это мероприятия с оздоровлением. Зачем? Я, как ни силился, так и не мог пока ответить на этот вопрос.

Кроме морально-этических проблем, которые в принципе не имели права появляться в моей голове по чисто человеческим причинам, потому что это было просто скотством с моей стороны, стала медленно надвигаться ещё одна угроза. Скука. Чем больше у меня становилось свободного времени из-за прекращения болей и постепенного выздоровления, тем больше и явнее она проступала. Я начинал маяться. Как это бывает в таких случаях, сначала ты не понимаешь, что происходит, а затем осознаёшь, что ты умер от скуки.

Книги быстро надоели. Практически сразу, как перестаёшь страдать физической болью, перестаёт нравиться вся приключенческая проза. А затем, по мере восстановления цинизма и былого мировоззрения надоедает и проза философская. От телевизора начинает тошнить. И желаешь ты только одного - общения. А общаться можно только с ней.

Меня всё это раздражало, бесило и доставляло много душевных мук. Никакой радости, как говорится. Иногда я просто лежал без движенья и пытался заниматься самоанализом - это единственное занятие, которое мне не было скучно, потому что надежда обрести снова желание жить появилась на горизонте моего сознания и отчётливо дала понять, что пора выходить из психологической комы.

Легко дать понять, трудно заставить себя в это поверить.

С другой стороны, какая разница, что заставляет меня жить в данный момент? Скука? Или инстинкты? Или мифическое желание жить? На мой взгляд, если скука даёт такие показатели в развитии человека, а я нахально полагал, что я делю огромные успехи в выздоровлении, да и вообще в восстановлении, то плевать на то, что мной движет, лишь бы двигало. Спорное утверждение. Однажды меня такие мысли уже привели на самое дно. Нужно что-то делать со своей мотивацией. Нужно что-то решать с теми факторами, которые движут мою жизнь. Не слишком ли я глобально капнул? А с другой стороны, какая разница куда копать?

Думай не думай, рассуждай не рассуждай, а причиной всему есть апатия. Именно она не даёт мне вздохнуть жизнь полной грудью и начать снова быть социальной единицей нашего мира. Только нужна ли она, эта единица этому самому миру? На протяжении последних нескольких месяцев мир упорно говорил, что не нужна. Нет, конечно, может быть он и шептал чего-то невнятно, может быть где-то и проскальзывал сигнал, но отчего-то единица ничего не заметила.

Единица обижена на мир, лежит и страдает, а раз единица в этом случае есть я, то и я буду полностью соответствовать своему статусу - буду лежать и вызывать презрение и жалость. Но кто бы мог подумать, что это всё будет так скучно. Настоящая пытка. Если бы мне пришлось жить в средние века и выпала честь порулить инквизицией, то не задумываясь, применял бы всюду пытку скукой. Клал бы всех ведьм в постель и не давал вставать. Через несколько недель они бы умоляли меня сжечь их на костре. Потому что именно такие чувства испытывал я.

Каждое утро просыпаешься и начинаешь ждать конца дня. Каждое утро одно и то же: проснуться, умирать от тоски и скуки, в муках уснуть. И ничегошеньки делать не хочется. Не заставишь меня ничего делать.

Первая Любовь в силу своего человеколюбия пыталась мне всячески помочь, постоянно уговаривая чем-нибудь заняться. Эти причитания сводили меня с ума:

- Не читаешь ничего. Ты тюфяк. Ты так до своего положения и докатился, потому что тебе ничего не надо было. И сейчас ничего не надо, валяешься только, жрёшь, спишь. И не надо на меня так зыркать, не попрекаю я тебя, просто мне не всё равно, что с тобой происходит.

- Я просто ничего не хочу.

- Так нельзя, ты хочешь, просто не знаешь об этом. Да это странно понимать, но ты хочешь. Ты же можешь хоть чего-то делать? У тебя же образование, как у меня, ты же можешь мне помогать бухгалтерский чёт вести, я могу взять пару организаций. Ты вспомнишь, я верю, что у тебя получится. А том потихонечку поднаучишься и нормально работать начнёшь. И уважение к себе появится.

Когда она делала предположения, я хотел провалиться сквозь землю, настолько это меня раздражало.

- У меня есть уважение к себе, я просто ничего не хочу! Ты не понимаешь что ли?

- Было бы уважение, было бы и самоудовлетворение. Человек не может жить без чувства самореализации.

- А я и не живу! Отстань от меня!

Она замолкала и начинала подолгу смотреть на меня, прямо в лицо. Не в глаза, не рот, не куда-то конкретно, а лицо. Я же опускал веки и закатывал глаза, пытаясь успокоиться. Единственное, что меня радовало в такие многочисленные моменты - это факт моего раздражения. Я понимал, что если меня хоть что-то не оставляет равнодушным, то значит не всё потеряно. Надо просто ждать. Но как же бесят её нотации.

Ладно бы она просто читала мне лекции, пытаясь научить меня жить, но зачем? Мне совершенно непонятны были её цели. Вернуть меня к нормальному функционированию? Для чего? Не из-за любви же! Или она просто человек хороший? В любом случае она продолжала вести себя настырно. Поняв, что мытьём здесь не взять, моя Первая Любовь решила брать катаньем.

Я вспомнил один эпизод из романа «Голова профессора Доуэля», где ученик профессора заставил голову помогать ему, совершая различные ошибки, грубо говоря, стал работать при нём. Она неосознанно пришла к такому же решению. Зная мою ненависть к неорганизованной, хаотичной, неупорядоченной работе, она просто приходила пораньше с работы, открывала ноутбук и работала дома. И работала именно таким образом, чтобы вызвать у меня больше нервных стрессов. Совершала множества ошибок. Всё делала неправильно, не в том порядке, доставляя ещё больше хлопот, неоптимизированно и крайне бесящее.

А я лежал и кипел. Поначалу пытался не обращать внимания, отворачивался, затыкал уши, считал про себя. Выходило плохо, но была надежда, что ей надоест. Затем стал её просить работать в другой комнате - тщетно. Потом просто психовал и даже орал, на что она просто смеялась и раззадоривала меня возгласами: «Давай громче! Никто не слышит!»

Но тема не менялась. Весь этот поток неестественного для меня был постоянным. Ошибки, ошибки, ошибки. Я даже плакал.

В конце концов, Первая Любовь победила. И стоило то всего оставить включённым ноутбук на моей кровати. Вероломно, коварно, хитро оставить. Оставить открытым с запущенной бухгалтерией. Чтобы я мог «попробовать». Попробовать и начать работать. Мне уже подумалось тогда, а может она таких как я много по подвалам набрала, сейчас они такие же неподвижные лежат по съёмным квартирам и ведёт ей бухгалтерию? А что? Есть просим мало, жить не хотим, на нас можно и много предприятий зарегистрировать.

Мысль, конечно, смешна, но основания для неё были - уж больно упорно она меня пыталась заставить работать. Но сработало же! Сработало! Мне реально захотелось работать, наблюдая за тем, как работает другой человек. Обезьянка смотрит, обезьянка делает. И вот я сижу, исправляю специально допущенные ей ошибки и работаю. И мне прекрасно.

Дело стало ладиться. Сначала пару часов в день, потому что больше для меня было трудновато, не мог столько времени концентрироваться. Привыкнув к такой дозе работы, стал прибавлять по полчаса в день и через месяц уже работал, как приличный стахановец, по восемь часов в день. Глаза привыкли, руки помнили, а голова работала. Как быстро восстанавливаются давно забытые навыки. Сколько я держал в руках компьютер? Даже не хочу отвечать на этот вопрос.

Я вообще не хотел сейчас отвечать ни на какие вопросы, кроме тех, что мне ставила моя новая работа. Это для меня стало соломинкой из того яркого и белого света, в который я уже не мечтал вернуться. Я за эту соломинку схватился и меня потянуло. Стало понятно, что тоннель заканчивается и вот там где-то свет и меня к нему тащат.

Ко мне снова вернулось чувство страха - я стал бояться потерять эту надежду. Потерять эти вот труды её, моей бывшей Первой Любви и свои, пусть не труды, но переживания. Мне подарили возможность снова стать человеком. Как это было круто осознавать. Можно было снова стать тем, кем хочешь, иметь стремления, ставить цели, достигать, радоваться достижениям, ошибаться, исправляться, плакать, смеяться и человекаться!

Я от такой радости по утрам перестал писать кровью и подолгу кричал с балкона. Я уже мог вставать, по чуть-чуть передвигаясь по квартире, сам наливал себе куриный бульончик, радостно бегая глазами, и даже пытался заниматься онанизмом, что держал в страшном секрете. Это была не жизнь, а просто огромный кусман счастья.

Но всегда есть рядом это пресловутое «но», мешающее тихо и спокойно или с фанфарами и плясками проходящему возвращению к тому, что называется жизнь. Это самое «но» тусует рядом и периодически низвергает твои желания ниц. Не желания даже, а стремления. Это «но» есть лень. Гипертрофированная, развившаяся до величественных размеров лень. Лень, она же как мозг, как мышца, которую нужно тренировать. В моём случае не нужно, конечно, а можно, и я её натренировал до фантастических размеров.

Моя лень, как и всё моё, утрирована. Лежу, она покоится рядом. Начинаю шевелиться, она пристально смотрит. Пытаюсь что-то сделать, а лень уже закатывает истерики. Искусная, самая искусная скандалистка и манипуляторша не даёт мне прохода. Когда-то она была маленькая, скромная девочка, которая лишний раз ничего не скажет. Сидела себе примерно в углу, ждала, пока я окончательно устану и только тогда подходила и аккуратно начинала гладить по голове, приговаривая что-то о том, что нельзя столько работать. Она мне нравилась своей ненавязчивостью.

Сейчас же я стал терять к ней интерес. Она стала огромной, жирной, зажравшейся бабищей, разевающей свою пасть по любому поводу. Где та былая сексуальность? То прекрасное, интригующее своей недоступностью и таинственностью тело? Сейчас я всё больше и больше теряю к ней интерес. Она меня раздражает, моя лень. Я постепенно теряю к ней интерес. Нет, я его совсем потерял.

Я встаю с кровати. Она вскакивает и в глазах читается ярость. Немой вопрос: «Ты что делаешь?» Но мне уже всё равно и плевать хотел на то, что было между нами раньше. Для меня она уже больше не существует. Я не стал от неё ничего скрывать. Со своей ленью я был честнее. Просто взял и рассказал ей всё как есть. Всю правду, а правда, как известно, убивает. На моих глазах она достала пистолет огромного размера, рассмеялась, покачиваясь на высоченных каблуках, и выстрелила себе в горло. Так у моей лени не стало головы, но это меня не сильно расстраивает. Зато теперь я могу спокойно делать всё что угодно и не париться по поводу того. Что мне кто-то будет шлифовать мозг.

А ощущения первичные после смерти собственной лени самые что ни на есть эйфористические - всё кажется прекрасным, всё хочется сделать и первое и самое простое из этого списка - это перевернуть землю. Найти бы точку опоры. Это. Наверное, в поисках её, этой самой точки, я наматывал круги по квартире практически бессознательно. В голове лишь что-то вертелось бессвязное, а руки просили что-то сделать. Пришлось даже прислушаться к ощущениям, а действительно ли всё нормально со мной и не надо лечь обратно в постель? Всё ли в порядке? Организм молчал, как и внутренний мир.

Естественно ко мне в голову закрались подозрения. Закравшись, они в голове встали строем и стали невнятно задавать вопросы о правильности происходящего. Они орали: «Эй! А попробуй что-нибудь сделать такое!» А что я мог сделать один в квартире? Поработать за компьютером? Это я и так делал, без признаков усилий. Может быть, надо сделать что-то такое, от чего устаёшь? Какой-то физический труд? Кто-то, что тратит калории, заставляет потеть, вонять, нагибаться. Секс? Но не с Первой же Любовью! А больше на меня никто не позарится. Может просто прибраться в квартире?

Это кажется, что так просто прибираться, производить уборку, мыть, чистить, пылесосить, вытирать пыль. На самом деле это очень даже не просто, а иногда даже не знаешь, с чего надо начинать. Так как квартирка Первой Любви была аккуратненькая, прибранная и даже почти чистенькая, то мной было принято решение сделать влажную уборку. И только.

А где одно - там второе. Вытерев пыль, я обнаружил несколько мест, которых не касалась тряпка человека. Вытерев их, я обнаружил места, где ласково и нежно был припрятан различный хлам. За хламом - немытый пол, а где немытый пол, там и сломанные розетки.

Для того, чтобы чинить розетки, нужны отвёртки, а это приводит к тому, что начинаешь переворачивать квартиру вверх дном в её поисках. Пока найдёшь, обнаружишь ещё с десяток требующих косметического ремонта вещей. А это уже требует хоть какой-то организации. Имеется в виду моей, внутренней. Надо спланировать, что и когда надо сделать и начать постепенно этот план выполнять.

А во время того, как делается дело, как постепенно квартира превращается в чистую квартиру, как заменяются перегоревшие лампочки, и всё постепенно приходит в порядок, можно наблюдать за тем, как повышается твой собственный уровень счастья и удовлетворённости. Даже в такой маленькой вселенной, как квартира бывшей Первой Любви в забытом богом городе, можно навести порядок и начать получать счастье. Счастья так просто достигнуть. Всего то и надо, что начать выполнять условия для его возникновения. Одно из них - удовлетворение от самореализации - у меня начало работать. И я был реально счастлив, когда на мне проступил пот, когда я начал уставать, когда меня ударило током, и когда я сидел на полу посреди сияющей комнаты. Может быть  она и не стала больше блестеть, но для меня на тот момент она была самой чистой и блестящей комнатой в мире, а квартира, в которой она находилась, была эталоном приборки. Всё было в страшном порядке.

Не был в порядке только я - от переусердствования разболелась голова и снова пришлось лечь в постель. По телу бегала приятная боль от усталости и с непривычки. А в голове, напротив, бегали приятные мысли. Что-то перестало во мне сегодня умирать, что-то непонятно из-за чего начало расти в голове. Нет, не раковая опухоль, пытался шутить я, чтобы успокоить себя, что-то более серьёзное. Тяга к жизни что ли? Или желание созидать? Или что-то в этом роде, которое раньше свербило у меня в заднице, но потом перестало.

В этот день я лежал и чувствовал, как оно родилось в моей голове и медленно поползло вниз. А тогда ещё подумал, что, наверное, свербить. Я не ошибся. Это было оно.