Сей креатифф пишу после прочтения книги Дмитрия Соколова Митрича «Нетаджикские девочки. Нечеченские мальчики».



Книжка довольно своеобразная, нужная и по-своему интересная. Стиль изложения- вырезки из газетных статей, репортажей и прочих СМИ. Основная мысль- как я ее понял, это основательно подзаебавшая всех толерантность. Вообще, толерантность, в моем понятии –это девиация, отклонение. Нахрена кучка каких-то мудаков, пидаров, и прочих должна иметь отличные от остального большинства права? Жалость? В пизду… Какого хрена я должен жалеть геев? Живите, ебитесь себе в удовольствие, но нахрена требовать себе особых прав? Та же ситуация и с нацменьшинствами. Только здесь все хуже в сотни раз. Благодаря ебанутой политике нашего мудацкого правительства сейчас правило «все равны, но некоторые равнее» стало распространяться и на выходцев с Кавказа. Их нельзя трогать, потому что это будет разжиганием национальной розни. Такое ощущение, что правительство чувствует себя в чем-то виноватым перед кавказцами. И дает им особые, негласные права. Одно и тоже преступление, совершенное русским и «представителем нацменьшинства» рассматривается абсолютно по-разному. И далеко не в пользу представителя «титульной нации».  И это очень хреново.

Но по-моему, корень зла не в этом. Сейчас я приведу цитату из книги.

«Епишин. Возвращение в рабство
Владимир Епишин не сам сбежал, его освободили. Его одели, обули, посадили на самолет и привезли на родину – в Ярославскую область. Про Епишина писали все газеты, к нему проникся сочувствием губернатор, его подлечили в санатории, ему сделали документы, дали жилье и взяли на работу. Результат – документы он потерял через месяц, на работу его тянут за шиворот, а когда он приходит выражать недовольство в сельсовет, говорит, что у чеченцев ему было лучше.
Село Рождествено Некрасовского района – место не лучше и не хуже любого другого. Так же одни пьют, потому что негде работать, а другие работают, потому что не хотят пить. Епишин встретил нас беззубой улыбкой, от него густо тянуло перегаром.
– Я сегодня с ночного дежурства, – сказал он, продирая глаза. – На ферме работаю скотником. Денег, правда, не платят совсем, уйду, наверное. Летом подрабатывал строителем за 60 рублей в день, но на зиму стройку приостановили. Как жить – не знаю. Квартира еще сохранила следы ремонта, на почетном месте – новый телевизор, рядом греется кошка Света, которая гуляет сама по себе.
– Телевизор журналисты подарили. Недавно приезжали фильм про меня снимать.
Журналистов Епишин любит. Первым делом показал целую стопку публикаций о нем. А заодно – телефоны всяких знаменитостей, чиновников, работников ФСБ и счета за газ на 1160 рублей.
– Поехал вчера в райцентр, к Альбине Павловне Суворовой, заму по соцработе. Слава богу, пообещала их погасить. И 100 рублей выписала. Но что толку! 20 на дорогу ушло, и сегодня уже нет ни рубля.
– А чего у вас газ сейчас просто так горит?
– Привычка кавказская. Без открытого огня – как без воздуха. 11 лет назад я в соседнем селе жил, колхоз «Смычка». Но там я с председателем не ужился, и меня направили сюда. Получил первую зарплату, 350 рублей, и поехал в Ярославль на выходные погулять. За два дня все спустил и решил обратно на электричке ехать бесплатно. А на вокзале подходят два ингуша: «Хочешь поработать на Кавказе? Платить будем, кушать хорошо будешь, все тебе будет». Был бы я трезвый – не поехал бы. А пьяный поехал. Они ведь даже цену не назвали.
– А протрезвели только на Кавказе?
– Нет, в Москве. Но сбежать не удалось. Они следили все время.
– Подбежали бы к любому милиционеру.
– Э э, у них вся милиция еще тогда была куплена, – неуверенно ответил Епишин. – Да и паспорт я им отдал. Приехали мы в Назрань, а там таких, как я, уже человек 10. Покормили нас и развезли по хозяевам. Меня – в Карабулак, к братьям Оздоевым. Месяц дом им строил – все хорошо было. Не платили, правда, но выпивка и еда была. А потом кто то из наших проболтался, что мы в Москве хотели сбежать, – и нас бить начали. Мы с татарином одним, Фаридом, сбежали. Пришли по шпалам на станцию, купили билеты на последние деньги, а тут подходит к нам один чеченец, Магомед, и начинает к себе зазывать. Я то против был, а Фарид говорит: «Пойдем, кто нас в поезде кормить будет?» Ну я и пошел. Приехали в Чечню, на хутор Веселый. Дом там строили. Все сначала тоже хорошо было – выпивка, закуска, пока к нему братья не приехали. Они стали с нами грубо обращаться, и мы сбежали и оттуда. Сели в ав¬тобус, к нам опять чеченец какой то подсаживается. Зовет в горы черемшу собирать. Фарид опять согласился, а я говорю: «Извини, не поеду». И отправился в Серноводск, к Ибрагиму Дашнееву.
– Это кто?
– Тоже чеченец. Тракторист. Он давно еще к Магомеду в гости приезжал и звал меня к себе. У Ибрагима я полтора года прожил, сено косил на тракторе. Жадный человек, кормил плохо, с выпивкой тоже туговато было. Я ушел. К Ахмеду Бакаеву. Вот это хороший человек. Шесть машин у него – три наши и три иномарки. И выпить давал, и даже деньги иногда подкидывал. И говорил: «В любое время можешь домой ехать».
– Чего же не поехали?
– У него неплохо жилось. Я думал: «Еще немного поработаю и поеду». Но потом я как то раз напился, скот растерял и решил не возвращаться. Пока бродил, попал в больницу. Я глазам не поверил, когда Ахмед с женой пришли навестить: «Скот, – говорят, – сам до дома добрался. Мы, – говорят, – Володя, на тебя зла не держим. Хочешь – возвращайся». А в больнице медсестра одна была, чеченка, она меня все спиртом угощала и уговорила поехать с ней опять в Чечню. На этот раз в Аргунское ущелье, в Итум Калу. Вот это я зря сделал. Сын у нее злой человек, бил меня до крови, кормил как собаку, курева вообще не давал. А тут еще война началась. Я соседям их как то говорю: «Положите мне в укромное место хлеба на дорогу, и я уйду». Они так и сделали. Всю ночь по горам проплутал, а на следующий день попался другому чеченцу – Амину Ялаеву. У него еще хуже стало, три года я мучился. Бегал трижды, но каждый раз они меня ловили. Били много – и руками, и ногами, и кнутом, и расстреливали понарошку. Один раз, чтобы поиздеваться, заставили печку буржуйку в гору тащить 5 километров , а сами на лошадях вокруг скакали и кнутом хлестали. Я уже потом всего этого и бояться перестал – знал, что все равно не убьют, пока им работник нужен. А вот русаков при мне двух убили – солдат и женщин насиловали и горло им потом перерезали.
– А почему вы говорите «русаки», а не русские?
– Потому что они так говорят. Слава богу, Амин меня, наконец, своему родственнику отдал – Арби. Хороший был человек – мы с ним и ели вместе, и пили. Я ему скот пас. С ним я и в Панкисское ущелье ушел. А потом, когда он коров своих продавал, чтобы в Дуиси обосноваться, то меня вместе со скотом отдал. Коров по 300 долларов за голову, а меня бесплатно.
Епишин говорит обо всем этом без злости. Просто перечисляет события.
– Я уже совсем было смирился, что так и умру здесь, но тут одна российская журналистка меня обнаружила и добилась от грузинских властей освобождения.
Он проводил нас в сельсовет. Когда мы вместе вошли туда, воцарилось гробовое молчание, все женщины разом отвернулись. Епишин тут же исчез за дверью.
– Опять к октябренку нашему приехали, – хлопнула себя по бедрам председатель сельсовета Ирина Воробьева. – Хорошо хоть, сам ушел, постеснялся.
– Он сегодня с ночного дежурства вернулся, – проинформировал я. – Устал, наверное.
– У него уже четвертый день ночное дежурство, – рассмеялась бухгалтер. – Когда киношники от него уехали, они ему полторы тысячи оставили, вот он и дежурит.
– Нам в прошлом году на весь год 10 тысяч всего выделили – пять на ремонт школы и пять на благоустройство территории. А этому алкоголику 20 тысяч на ремонт, да еще каждый месяц он ездит к Альбине Павловне в район и деньги выпрашивает. Она когда то его учительницей была, добрый человек, отказать не может.
– Имейте совесть. 11 лет рабства кого хочешь сломают.
– Да мы что, не помним, какой он был? Его ведь и прислали к нам сюда из «Смычки» за пьянку. У нас таких «чеченцев» полсела, только позови.
– У вас село депрессивное. Здесь работать негде.
– Но другие ведь как то живут. В город работать ездят, огородом кормятся. Летом сюда дачников приезжает втрое больше, чем местных, – у них заработать можно на год вперед. А он работает ровно до 60 рублей в сутки. Чтобы хватило на бутылку и плавленый сырок. При чем тут рабство? У него и никакого надлома то не видно – он небось и не рвался сюда. У нас тут один парень с Дальнего Востока пешком три месяца шел, из армии сбежал – вот это я понимаю. А Епишин ваш знаете какие тут речи закатывает? «У меня, – говорит, – все там было. Тюрьма, ужин, макароны, чача». У него только одно мерило жизни: дают жрать – не дают жрать, бьют – не бьют. Тут как то был один «афганец» бывший, слушал его, слушал, а потом говорит: «Заткнись, сука, сейчас же или я тебя задавлю». О ох, товарищи чеченцы, заберите его отсюда.
– Володя, – сказал я Епишину перед отъездом, – приезжай ко мне работать. Дом строить надо. Выпивка закуска будет.
– А куда надо ехать?
– Шутка.»

Вот он, один из примеров нашего русского характера, то про что говорят «поссы в глаза- скажет божья роса». В этом суть проблемы. В вечной бесхарактерности, слабости русского человека

«– Знаете, что я понял за эти годы в Чечне? – улыбается Саша. Он очень много улыбается. – Это миф, что если русского довести до крайности, то он покажет всем кузькину мать. Я понял, что терпение русских безгранично и никакой кузькиной матери не будет.»

Это слова человека, пострадавшего от этнических чисток в Чечне. Правильные слова, честные, но неприятные.

Проблема в том, что русский человек не может постоять за себя, он терпит все невзгоды, и привыкает к этому. Почему чеченцев считают «волками», зверьми? Потому что они жестоки, не дают себя в обиду. Маленький народец, а поставил раком всю страну. Это показатель силы. А не вечные разговоры о том, какая мы замечательная, сильная нация. Мы говно. Мы не можем защитить себя и своих близких. И беда вовсе не в чеченцах, дагестанцах и прочих(эти народы мне даже в чем-то импонируют), беда в нас самих. Нас будут нагибать до тех пор, пока мы не научимся давать отпор, пока ни у кого даже мысли такой не возникнет- обидеть русского. И не надо кричать, что такую ситуацию создало правительство. Нет. У каждого народа именно то правительство, которого он достоин.
«Страна не такова, чтобы ей соответствовать!.. Ее надо тащить за собой, дуру толстожопую, косную! Вот сейчас, может, руководство пытается соответствовать, быть таким же блядским, как народ, тупым, как народ, таким же отсталым, как народ».
Татьяна Толстая, писатель и телеведущая.

Пока каждый из нас не почувствует себя ХОЗЯИНОМ, человеком, творящим свою судьбу и судьбу своих близких, ничего не изменится.
Мы так и останемся быдлом, скотом.