Алехандро Гонсалес Иньярриту сделал головокружительную карьеру. Если не принимать в расчет его полнометражные мексиканские работы (для внутреннего мексиканского потребления исключительно), то первым нужно считать фильм-взрыв, фильм-откровение «Сука-Любовь» весь словно сотканный из терпко-жарких ароматов безумного города Мехико. После пронзительный эпизод в совместной работе режиссеров разных стран, посвященной 9/11. Затем «21 грамм» фильм об истинно католическом понимании души и взглядах на мир в целом, который в основном запомнился совершенно запутанным построением сцен, когда происходящее на экране напоминает причудливую чехарду, где теряется грань между «было», «есть» и «будет». И вот наконец «Вавилон» - кинолента, количество призов которой уже перевалило за десяток, номинаций в четыре с лишним раза больше, ну и главное неизвестно чем это все закончится, ведь на одном только Оскаре фильм потенциально может получить аж семь наград, включая «самую-самую-самую» картину года.

Внушительно, не правда ли? И это за всего семь лет вращения в около-голливудских кругах. Почему же данный фильм так тепло принимает критика, почему же он так востребован здесь и сейчас?

Чтобы ответить на этот вопрос в первую очередь надо признать высокое мастерство Гонсалеса-художника. Он умеет показать реальность так, что выглядит она одновременно и красиво и натурально. Неважно что Гонсалес изображает – марокканскую пустыню, ночной клуб Токио или свадебное мексиканское гуляние. То что подается зрители совсем не отдает декоративной искусственностью, но и глаз тоже радует. Также не стоит забывать о таланте Гонсалеса-сценариста. Фильм разбивается четыре отдельных истории, которые причудливо связанны между собой. Тема роковых случайностей крайне важна в «Вавилоне», что делает фильм довольно похожим на «Магнолию» Пола Томаса Андерсона.  Любопытно, что каждая из четырех историй, как ни странно, по-своему интересна и трогательна даже в отрыве от остальных. Время как и в «21 грамме» скачет и не дает зрителю расслабиться, приходится разбирать своеобразную головоломку, чтобы восстановит правильную последовательность событий. Наконец Гонсалес-режиссер способен выжимать из актеров (что мегазвезд, что самых скромных) все и даже чуточку большее, не боясь при том рушить сложившиеся стереотипы.

А такой шквал различных призов, наград и номинаций объясняется на мой взгляд двумя главными причинами. Первая – идеи, которые Инъярриту вложил в фильм очень своевременные и особенно интересны должны быть как раз основным потребителям высокого киноискусства, а именно европейцам и американцам. Вторая причина выражается в русской пословице «на безрыбье и рак рыба». Сейчас у Гонсалеса просто нет реальных конкурентов, ПРИЗНАННЫХ режиссеров способных снимать кино и греющее душу критиков и не слишком уж занудное для рядовых зрителей.

О чем собственно фильм? О роковых случайностях, которые подстерегают каждого из нас. О том, что в мире каждое, пусть даже и самое маленькое действие навсегда изменяет существующий порядок. О том, что разные страны пронизывают куда более тонкие и крепкие связи, чем мы можем себе вообразить. О том, что мы часто не понимаем друг друга, даже если говорим на одном языке. И о том, что горе есть везде. Чаще всего никто не виноват. Ничьей вины нет, во всяком случае, нет такой штуки как умышленное зло. Только глупости. Все герои фильма совершают глупости и расплачиваются за них. А жалеют о содеянном (как это обычно и бывает) слишком поздно.

История первая – рассказ о двух братьях козопасах, которые играли с ружьем, и нечаянно серьезно ранили американскую туристку. Эта история выполнена в стиле типичного ближневосточного кино, но только с куда большим рядом «вольностей», вроде подросткового онанизма и подробных сцен «допросов с применением физического воздействия».

История вторая о том, как мужчина и женщина  из Америки (как раз вынесенные во все рекламные плакаты Бред Питт и Кейт Бланшет, чье участие в фильме совершенно не затмевает работы иных, куда менее известных актеров) решили восстановить семью, избрав для этого отчего-то ближневосточные пустыни. И ничего с взаимопониманием у них не получается. Как раз до того момента, когда непонятно откуда взявшаяся пуля вдруг пробивает стекло туристического автобуса.

Третья история, самая «гонсалевская» из всех, рассказывает нам о няне-нелегалке из Мексики, которая страсть как хочет попасть к сыну на свадьбу, но не может оставить детей, чьи родители («чистокровные» американцы с граждаснтвом) задержались в чужой далекой стране из-за непонятного теракта. Недолго думая и не особо сильно переживая латинская Мери Попинс берет тепличных штатовских детей с собой, в край где нюхают кокаин, отрывают курицам головы и вообще «там полно мексиканцев!»

Четвертая история стоит особняком, и ее связь с остальными достаточно долго остается неясной. Это история обеспеченной глухонемой японской девушки, которая хочет любить, как может и как понимает. Хочет любви здесь и сейчас, пускай и с первым встречным. Но люди не принимают ее любви. Ведь она не может говорить иначе, как с помощью блокнота. И она не отзовется, если вы окликните ее со спины. Эта история наверное самая трогательная и лиричная из всех. Манера в которой она снята напоминает о японских кинотрадициях.

Все истории связывает между собой ружье, которое, переходя из рук в руки, приносит одни лишь беды и несчастья. Пожалуй, в образе ружья можно достаточно четко разглядеть отношение Гонсалеса к ружьям в частности, а также к оружию и агрессии вообще. Ружье таки разобьют, ружье выбросят, но слишком поздно. Все то зло, которое оно было способно принести в мир, оно принесет. Мир уже давно стал глобальным. Марокко, Северная Мексика, Токио – это почти одна и та же параллель на мировой карте. И тысячи километров и незыблемость культурных границ для нового Вавилона – ничто. В Вавилоне много языков. Кто-то пишет вязью, кто-то латиницей, кто-то и вовсе иероглифами, да только понимание и участие порою приходит как раз от тех, кто вообще не знает твоего языка, а те что используют ту же речь, что и ты, порою самые чужие люди на свете.

Это тема сейчас особенно близка и Европе и Северной Америке. Не получается у человечества ни в едином плавильном тигле глобализации унифицироваться, ни однополярное расположение сил устроить. Ну не получается. Не доросли еще люди, а может это и вовсе не так хорошо, естественно и правильно как оно казалось лет десять-пятнадцать назад. «Белые католики и протестанты», они же «Прогрессивный Запад», они же «Локомотив Истории», они же «Мировой Жандарм» устали видеть в фильмах все те же наборы штампов, о разных народах и культурах. Не катит. Надо изучать, надо понимать или хотя бы пытаться понять. Почему в прошлом году «Горбатую Гору», которой прочили победу и главного Оскара, побило социальное кино «Столкновение»? Да все по тем же причинам. США хотят разглядеть в мире что-то, что раньше предпочитали не замечать, хотя бы посредством кино, хотя бы посредством таких художников-сеценаристов-режиссеров-творцов как Алехандро Гонсалес Инъярриту.


Очень показательная в этом плане концовка фильма. Не раскрывая её сути, могу лишь произнести короткую фразу «Американцы получили свой хеппи-энд». Получить то получили, да вот какой ценой… Жалко. Жалко всех. Весь мир жалко. Оттого и рыдают герои, по меньшей мере четверть чистого экранного времени. Потому что непонятно за что нас так жизнь, ведь мы в сущности и не злые. Очень глупые? Да может быть, да, точно так, но не злые ведь!

Если просмотр этой картины может показаться занятием даже слегка тяжелым, ибо выдержать эмоциональный накал страстей не так то просто, особенно если вы особо чувствительный человек. Где-то фильм может показаться занудным, где-то затянутым, где-то неискренним. Но завершение перебивает все. Проведя сквозь мрачный туннель жалости к миру, Гонсалес все-таки оставил нам свет надежды впереди.

Это дети. Дети – самые яркие огоньки в ночи, для любого родителя.