Жила-была девочка, которая нихатела вовремя ложица спать. Па вечерам она постоянно капризничала, йебошила ногами па полу и визжала: "Нихачу спать! Нибуду!". И никак не могли родители сыпнуть ей хороших пиздюлей, потому как царил золотой век вежливости и напамаженных пидропариков.
Как та раз, мима дома, в котором жила эта девачка, проходил салдат. Витиран многих сражений, с лихими усаме на худом лице, сапагами па калено и верной падругой саблей. И услышал он эти ничилавеческие вопли, что издавала та девчушка. "Что такое?" - падумал он, - Ниужто кто-то рибенка обижает?" И пастучался в дом. Хатя все приличные люди стучаца в дверь, салдат, прастой, как две капейки, че с ниго вазьмешь. Аткрывает ему женщина, а он ее спрашивает: "Xnj nen e dfc ghjbc[jlbn?".
- Что-что? - переспрасила она.
- Что тут у вас происходит? - паправился салдат, давно дома не был, падзабыл радной язык нимнога.
- Беда у нас, служивый, - атвечает - "Дочка мая не хочет спать, пастаянно капризничает, совсем с ней умаялись", и смахнула слезы с глас и сопле с носу.
- Тысяча сасущих шлюх! - удивился салдат.
- Pardon?
- Наполеон хуйло, - беззлобно падъебнул служивый, - Случай мне известный. Магу излечить за гаршок каши и пинту пива , сказал солдат, патом падумал и дабавил - И штоф вотке.
Вот такой был салдат, любил выпеть значет, ну а что, лихому гусару то, как без этого?
- Да все что угодно, тока памагите, - взмалилась женщина.
Салдату указали на спальню маленькой пративнай дивчонки и он прашол туда. Девачка ревела, калатила падушку и была пахожа на всамделишного чорта, каторых можна встретить в дримучих лесах Брянска и в газелях 277-го маршрута.
Салдат решил сразу спиздить всю иницыативу, и спрасил пачему такая юная леди не спит в столь темную ночь. А девачка сквозь слезы застенчиво атвичает, - Ни твайо это дело, мерский усатый дядька.
Вот так. Нихуя не в дом Романовых попал.
- Отта бля, - задумчево сказал салдат – Вот и хорошо, что ты такая ниваспитанная и паскудная, значет, па законам этикета, я могу тебе заместо сказки рассказать слово хуй и пайти дальше.
Девачка округлила глаза и пиристала плакать. "Ой! Хочу сказку, разскажи пажалуста."
Салдат давольно ухмыльнулся, патаму как знал, что против приема "правакацыя" ни адна дама ни в каком возрасте устаять ниможед.
- Так вот тебе сказка, тогда, - начал он и дастал свою востру саблю - Этой самой саблей, я на пратяжении тыщи лет атсикал ноги маленьким девачкам, каторые нихатели спать. И тибе, естественна, тоже атсику. Но тут у тибя есть выбар. Либа я это сделаю щас, кагда ты такая страшная, заплаканная и пративная, либа утром, когда ты будешь выспавшейся, свежей и мама нарядит тибя в белае кружывное платье, как у Таньке из дома напротев. Выбирай сейчас же!
Девачка задумалась. Но так как никакого кружывного платья мама ей не паказывала, ей стала любопытна, как оно выглядит и есть ли на нем галубые аборачки и такие рюшечки в види роз, как у Тани из дома напротев. И говорит, - Давай завтра!
Салдат давольна усмехнулся, патаму как знал, что против приема "любапытство" ни адна дама ни в каком возрасте устаять ниможед. Но все же самнивался нимного, паэтому также использавал прийом "как у Таньке из дома напротев".
Девочка тут же заснула безмятежным, младенческим сном.
А салдат палучил свою награду, нажрался, да утра бузил па всей диревне, срал сидя на заборе, плевался в калодец и жог тапалиный пух. А патом свалился спать на синавале. А что, лихой гусар он был, да. И снилось ему, что он едет на коне па полю боя, в залатом мундире, да в шапке писцовой и размахивает саблей с брильянтами. И счастлив он, потому как даже у Кутузова нет такой сабли, шапки и мундира. Да и вобще он аднаглазый.