- Папа, папа, расскажи о Белоснежке, - рвал детский голосок мой возмущенный разум в восемь утра.
- Папе плохо, - сказал я, в последний момент умудрившись заменить точный технический термин «хуево» на менее информативное гуманитарное «плохо».
- Ну, папа, папа, хочу Белоснежку, - хныкал сынишка, как и тысячи хотевших ее раньше.
- Белоснежка это … - начал я, пытаясь определение «такая пизда» исправить на что-то близкое детям.
- Она ведь со Шрэком … - подкинул мне версию чадо.
- Правильно, один раз Белоснежка со Шрэком… - я понял, что меня стошнит, ибо со Шрэком даже Фиона наверно глаза закрывала, и в штанах его ужас: вроде а/м марки «ОКА», зеленого цвета. На шипованой резине и двумя запасными колесами.
- Там же она старая, - захныкал сынишка, вызывая кроме головной боли, похмельного всесокрушающего метеоризма и желания остудить в жене вставший конец, еще желание съебаться подальше.
- Ладно, ладно, - проворчал я, отгоняя тени ебущихся Шрэка и старой Белоснежки, - помню Белоснежка была вроде немецким баскетболистом и ширялась какой-то золотой дрянью…
- А что такое ширялась? – спросил сынишка и мне показалось - учу я потомство чему-то не совсем полезному, - почему баскетболистом?
- Там у Рамштайна что-то с тетками не заладилось, - вспоминал я, внутренне усмехнувшись как были разочарованы десятки тинэйджеров дрочивших на клип, - они вырядили дяденьку и он стал тетенькой.
- Это как гей-парад? – интересовался чадо.
- Кто тебе про всякую гадость рассказывает? – возмутился я, однако чересчур смело, поэтому откинулся назад и застонал, - геи, димабиланы, элтаныджоны для хороших мальчиков не друзья, а плохие, злые дяди или вернее полутети.
- Принято, - кивнул сын, видимо дополнив личную ведомость врагов рода человеческого, где уже были заклеймены вечным позором: жадный жид Кролик, вместе с нытиком Иа, зэка Перис Хилтон, наркоманские глюки Телепузики, Собака соседей обосравшая коврик, Гандон из жилконторы и Джордж Буш, причем именно в этом порядке, как формировался список загадка, однако чадо изредка его перечисляет в самое неподходящее время.
- Так, блин, Белоснежка, фашистка долбленая…- сказал я и осознал, что кроме Луко Дамиано, что представляет Людмилу Антонову в фильме, мне никто уже не поможет… что само по себе ребенку в пять лет наверное не осилить из-за отставания в физиологии даже от подростка, - так, давай адаптировать… Ага, они там сначала… потом еще раз… А! Злая мачеха между делом в зеркало смотрела, типа спрашивала красивая, нет, зеркало ей врало по мере возможностей… Бл… в смысле блин, говорящее зеркало! О! Золушка там рукоделием заниматься кончила раза четыре и ее в лес сослали, чтоб погубить… Ага, такую лопатой по полю не загонять… Там она гномов встретила! Что творили подлецы…, да, а маленькие такие, но все на месте… в смысле приютили они ее. А мачеха там еще пару раз… ну, зеркало поспрашала и это, яблоко отравила! Снесла Золушке…, не этой Белоснежке и та во гробу хрустальном, гномы вокруг рукоблудят. А тут принц проезжал, он ей пару раз… ну, в смысле поцеловал и вскричал: я, я, ихь шпритце, майне либе вайбе. И жили они долго и регулярно. Уф, замучался, - вытер я выступивший пот, поняв, что надо отлить и засадить жене пару раз, иначе воскресенье начнется совсем мрачно.
- Что ты там опять херню всякую рассказываешь? – пробормотала жена сонно, поглядев как чадо удалилось.
- Ну, вспомнил же, - отмахнулся я, почесывая в мудях и вспоминая выпил я вчера шестьдесят бутылок одноградусной настойки или одну бутылку шестидесятиградусной, - никуда не уходи, я сейчас.
- Сказочник хуев, - потянулась жена, - возвращайся скорее.