В городке Ебенбурге на улице Красных Хамов жила-была девачка. Имя ей было дадено Бетя, а фамилие - Шнипперсон. У девачки, как полагаиццо, имелись мамаша 58-го размеру, цобачко Жлуктофф и 300 полнофункцианальных тропических клапоф с острова Борнео.
А ещё девачке досталась по наслеццтву апасная бабушко Шлёмовна, проживавшая в соседнем пасёлке Верхние Ебены. Бабушко и рада бы жить вместе, да только ближе чем в В.Ебенах самашетшего дома сыскать не получилось. Вот туда её и определили на ПМЖ. Ну да это всё прискаска, а скаска будет впереди.
Как-то раз мамаша Шнипперсон решила бабушку свежим тухлом пабалавать. Взяла 3 (три) литра каровьево молока, нормализовала его по жиру до 1,2%, пастеризовала, охладила, внесла фермент и закваску DVS и ну давай сквашивать. Когда через 14 часов pH дошёл до 4.7, произвела она тепловую абработку сгустка нагревом до 40 oC в течение полутора часов, отделила сыворотку, сепарировала сгусток, добавила стабилизатор ZMX-Super, нассала 0.2 (ноль два) литра мочи, упаковала в горячем виде и – в памойное ведро. Хватит, думает, эту дуру тухлом скоромным поччевать! Позвала дочку и говорит:
- Вот тебе, Бетя, перог с рыбой. Отнеси-ка бабе Шлёмовне, да узнай – не падохла ли она там?
- Ладно, Вы мамаша, - злобно процедила Шнипперсон-младшая, - всё Вы нашу бабу гнобите да изводите. Бутто она веноватая, что не любит, когда мекробеальные ензимы! Вы бы лучче, мамаша, сычужных заквасог вдоволь клали!
Мамаша вздохнула и, достав пакет из памойнова ведра, стала его атришённо штанцевать, а также аправдывацца:
- Разве ж я веноватая, что не хватает абаротных среццтв?
Взяла Бетя узелок с пирогом, 300 клопов, Жлуктоффа и пошла через лес к бабушко в В.Ебены.
Идёт по лесу, песенки лялякает, вдруг – тынц! Из кустов мужщино невысокай вываливат. Вёрткай такой, форменный Canis lupus, не преведи Госпади.
- Куда идёшь, Бетя Шнипперсон? - спрашивает, и всё принюхеваецца.
- К бабушко в дурдом, - Бетя отвечает, а у самой от страха аж кешешнег начал наружу рвацца.
Мужщино увидел это её биспакойство и ещё один такой интересный вопрос задаёт:
- Боишься меня, Бетя?
- Есть маненько.
- Не бойся, я девачков не трожу. И старужков тоже.
- А Вы кто такой будете?
- Я то? Я - Рабенович. Канфетко хочешь?
- Нет, спасибачки.
- А скажи-ка Бетя, как там мамаша Шнипперсон поживает? Тухло варит ли?
Потупилась Бетя и давай цандалькой разные дуги чертить.
- Ясно, бля, - сказал Рабенович.
- А что Вам ясно?
- А не твоего ума дело, цыц нахер отседова!
Вдруг цобачко Жлуктофф ощерился и Рабиновича за ногу – хрясь! Да не тут то было: Рабенович его за хвост, да как йобнет о древесину! Испугалась Бетя и так драпанула, что не помнит, как в В.Ебенах очутилась. Долго горевала Бетя, минут пять. Цобачко жалко! Ну да делать нечего, пошла в дурдом. Бабушко внучку как увидала, так тотчаз же и обрадовалась.
- Ты, - говорит, - внуча, одна меня не забываш, одна меня навещаш. Тухло-то принесла, сердешная?
- Нет, бабушко, мамко опять мекробеальных ензимов навалила.
- Трипиздоблядская хуепроёбина! Вот ежели бы я была в своём уме и в добром здравии, я бы её поперёк лавки-то вытянула, да по жопе бы выхлестала! Давай перог-то!
Отдала Бетя узелок, развернула старуха тряпичку и в перог зубами впилась. Жрёт с голодухи дурдомовской, аж рычит. Как насытилась, говорит:
- Ты, Бетя, меня накормила. Позволь и мне тебя отблагодарить. Есть у тебя 300 клапоф иноземных. Как стемнеет, подбрось их мамке Шнипперсон в койку. Истинно говорю: будет это моё отмщенье за тебя невинную!
Тут старуха жырно пукнула, случились у неё острый живот и могучая рвота. После столь бурных отрыжков старуха-то и закончилась.
Обозлилась Бетя на мамашу и стала её винить что та, зараза, с помощью спицеальнаво перога бабу Шлёмовну извела. Пришла домой, а Рабенович уже туд каг туд: ходит по дому в одних кальсонах, волосатуйу грудь пачёсыфает, мамкено тухло за щекой пажёвывает. Мамаша Бете говорит:
- Вот ты, Бетя, уже большая стала, скоро в школу пойдёшь. Пора тебе самой прапетанийе добывать. Так что катись-ка ты, родимая, на все четыре стороны! А у меня сдесь личная жизнь обозначилась. Нельзя тебе оставацца, шибко ты нам мешать будешь.
- Правда-правда, - поддакивает Рабенович, а сам мерзко так лыбицца и мамаше ниабработанными руками прямо в трусы лезет.
Делать нечего. Улучила Бетя момент, когда мамко с сожителем отвернулись, засунула всех своих клапоф под перину, а сама в лес подалась. Долго металась Бетя по лесу, пока вконец не одичала. Как-то раз прибилась она к партезанам. Партезаны её накормиле, уложиле, поимеле и наконец приняле в свой дружный, но суровый мушской калектиф. Они-то и прозвали Бетю Красной Пелоткой, за готичность и прочие чегевары. Теперь она ниризидентом в Зембабве: писдит сикреты, таскует по берёскам и бухает по ночам.
Что же до мамки с Рабеновечем, то тут скверный номер случился. Поели их клапы иноземные! Да так поели, что медработнеги с В.Ебенского санпоста только после трёх флаконов "пашеничной" апазнали. А патом клапы те лютые наружу ламанулись и все хамовнеки за неделю изожрали. Теперь на том месте лес шумит партезанццкий, и где-то в кустах пают "Писнеры". Таг то апасных бабушков абижать!