Алексей был панком 22-х лет и жыл в 3-х комнатной квартире со своей бабушкой. Поначалу та часто сетовала на Лёху из-за громкой музыки и из-за того, что он не выбрасывал кал... из штанов, но после того, как внучек насыпал ей в кисель битого стекла, она перестала доставать. «Странная старуха», - думал Лёша, «уже полгода из своей комнаты не выходит, ничего не жрёт и не пьёт». Но это было ему на руку: квартира стала «меккой» для самой продвинутой панкующей молодёжи района. Вечера проходили с огоньком: летом играли в «пятнышко» и в «веснушку», зимой грелись у костра из иссохшихся коричневых лепёшек со стен и пола (Лёха задолжал в ЖЭСе и отопление с канализацией ему отключили).

Как-то раз Лёха толкнул в метро старушку. Он ненавидил старух. Та, со смачным хрустом, растянулась на ступеньках, просыпав битый хрусталь на пол-эскалатора с криком: «Чтоб тебя порвало!» Посмеявшись ехидною лыбой над своей жертвой Лёха спустился, сразу сел в полупустой вагон, и со свистом унёсся по глубокой подземной кишке. Очень довольный собой, он всю дорогу дрочил свой обмылок, разглядывая пирсинк у себя на залупе, и напевал под нос что-то из ранних «Кэнибл Корпс».

Приезжая домой, он первым делом писдил тяжёлыми говнодавами своево кошака по кличке Мусюк. Лёха ненавидил Мусюка. Когда ещо котёнком брал его на толкучке, цыганка с провалившымся от сифилиса носом, божылась, что кошечька Муська произходит из старинного персицкого рода. Лёха с надеждой растил кошечьку для последующей содомизацыи (Стёпа состоял в районном кружке сатанистов), а через два года вымахал здоровенный усатый кошак. Вопщем Мусюк был в ответе за неосуществлённые сексуальные чаяния и за все неудачи своево хозяина. В этот раз Мусюк огрёб меньше обычного, и отделавшись банальным тройным шлепком за хвост оп стену, благодарно мяуча, уковылял на трясущихся конечностях паркинсоника.

Наспех поев свежих грибов, которые в изобилии покрывали стены и пол, давно не использовавшейся по-назначению ванной комнаты, Алексей решыл поохотитца на диких голубей. Ближайшее их гнездовье находилось на кухне, потолок которой давно прогорел от зимних кострищ и провалился. Птицы щедро отложыли яйца в обломках горелой штукатурки и между кривыми пластами битума. Под воздействием грибов из ванной, Лёхин мозг выдавал потрясающе-яркие и сочные картины: летающие красноглазые драконы рвали когтями кольчугу на мощной груди героя, лошадь под ним резво скакала, из-за чего всадника часто выбрасывало из седла на голые скалы под плотный огонь вражеских катапульт. Весной, когда грибы были наиболее сочными и тугими, Лёха превращался в гигантскую межгалактическую мобильную станцыю, отдельные отсеки которой, жыли своей собственной жызнью, головной центр управления был также мобилен и десантировался на поверхность новой планеты. В эти мгновения Лёха видел сам себя со стороны: не тщедушного, кривоногово, в мешковатых шмотках, длинноволосого чмошника, а монолитного техно-великана с горящими иллюминаторами глаз и открывающимися шлюзами по всему телу, через которые снуют туда-сюда пелотируемые челноки, оставляя за собой красочные шлейфы. Фейерические грибы.
В этот раз были именно такие. Охота превратилась в эпическое сражение с межпланетными агрессорами...

В нескольких гнёздах как раз вылупились птенцы, и их отважные родители набросились на вторгшегося, воняющего прошлогодним говном, панка. Клевали ему глаза, срали в истерике на голову, но монстр был непреклонен, полз на четвереньках и неумолимо сеял смерть, давя гнёзда с яйцами заскорузлыми от дрочки и чесотки ладонями, пожирая яйца вместе со скорлупой, а добравшись до чирикающих в предсмертном поту голубят, брал гнездо обеими руками как чашу и опрокидывал содержимое себе в рот...

Проснувшись под утро в куче перьев и голубиного пуха, нащупав отёкшый глаз липкими от птичьего желтка пальцами, Лёха понял: вчерашний приход был хорош, как никогда. Испытывая мучительную жажду, Алексей испил из лужицы на полу. Капельки воды, смешанные с птичьей мочой, взорвались в желудке маленькой освежающей бомбой и... полуатрофированный от многолетного торча, Лёхин мозг провалился в ахуй.

Неопределённое время грибы щедро снабжали Лёху и его друзей фейерверками чувств и красочными слайдшоу. Сказка наяву была прекрасна, молодые люди понимали друг друга без слов, да и говорить было неочем, да и не получалось. Одни без конца спали, другие занимались любовью, некоторые изрядно пожелтели, некоторые покрылись пятнами. Четвёртое измерение перестало играть роль, ибо появилось пятое, шестое...

Сколько времени прошло Лёха не помнил. Пришол в себя от боли и спазмов в животе. Мутило страшно... Рвотные массы оказались чёрного цвета с полупереваренным калом. С трудом встав на ноги, Лёха выковылял на полусогнутых из квартиры...

На улице бушевало лето. Истекая потом, икая на каждом шагу, он поплёлся куда-то, с трудом прокладывая маршрут мозгом овоща. Брёл, источая миазмы и вонь, по сраным подворотням, потом вышел на проспект. Машины яростно сигналили, визжа тормозами, водители маршруток орали южным матом, а патрульные менты блевали на брусчатку, когда он переходил проспект. На противоположной стороне улицы, в витрине дорогого бутика единственным глазом он увидал существо с огромным шарообразным животом, в грязных лохмотьях. «Хуясе... Так я беременен... беременная», - Лёха глянул на свой жывот и дальше побрёл уже осмысленно... в «Женскую консультацию».

Очередь в консультации, заблевав пол, мгновенно рассосалась... Алексей, пачкая стены и проём дверей, вошёл в кабинет...
«Проходите, раздевайтесь, ложитесь в кресло», - сказала женщина в белом халате, что-то сосредоточенно писавшая за столом у окна. Алексей расстегнул шырокий армейский ремень, мешковатые рваные джынсы тяжело и влажно упали на кафель, и вскарабкавшысь в кресло, раскинул ноги. «Откройте окна, что-то душновато», - попросила врач, но медсестра, за секунду до этого отъехавшая в обморок, её не услышала.

«Боже! Что это?», - пролепетала она, увидав торчащее между ног Лёхи округлое, бугристое образование. И в тот самый момент, когда напряжённый лоснящийся живот Лёхи схватило в мощнейшем спазме, палец с длинным ногтем подцепил «опухоль» и та, с треском подалась... На кафельные стены, оконные стёкла и в лицо женщине, с расширенными от ужоса глазами, мелко застрекотали коричневые капельки...  Потеряв контроль над собой, и уже инстиктивно защищаясь от угрозы, врач вытянула ладони и упёрлась в медленно надвигающееся на неё образование. Кожу жывота, натянутую как барабан, прорезало несколько тонких трещинок...

То, что произошло потом, женщина рассказывала врачам... в комнате с мягкими стенами:
- живот лопнул, как забытая кем-то скороварка с мясной солянкой
- оконные стёкла пролились дождём на лужайку, рассекая совокупляющихся в стриженой траве жаб
- стены заляпало обрывками жёлто-пергаментной кожи, как аппликациями в альбоме отставного боксёра
- пол залило вонючей отравленной кровью и забросало ослизнёнными перьями и обесцвеченным гепатитным говном
- а среди всего этого фарша лежали десятки маленьких полупереваренных трупиков-птенцов...
____________________________________________________
Уважайте старость. Берегите природу. Мойте задницу.