Хомяк Фома родился философом. Он даже в детстве любил смотреть, как ветер треплет колоски трав на его родном лугу, за пределы которого он никогда не выходил. Как солнышко ярко сияет, или неожиданно прячется за тучку. Если начинался дождь, он садился под любимый лист лопуха и наблюдал стекающие с него капли. Эти интеллектуальные развлечения он предпочитал играм с окрестными хомячатами и дракам за первенство. Он и женился-то также. Разбитная и пушистая Люська обнаружила его под листом лопуха, вытащила оттуда и отволокла в ЗАГС, мудро прикинув, что этот ни пить, ни по бабам бегать не будет.

Змея Инна была космополиткой. Она свободно перемещалась по всем лугам и перелескам и часто заползала за бугор. На пике своей молодой грации, одетая в шикарное платье из змеиной кожи, она владела миром, и мир поклонялся ей. Проблем с питанием у Инны не было. Папа – крупный змей, рано научил ее искусству охоты на всю эту пищащую никчемную мелюзгу, жалко набивающую защечные мешки дешевыми и невкусными зернышками. Она даже усовершенствовала метод и давно уже не жалила своих жертв. Те и сами заползали ей прямо в рот жалкие в своей никчемности. Драгоценный яд Инна предпочитала продавать за валюту, а деньги размещала под хороший процент.

Встреча Фомы и Инны была предопределена. Увидев немигающие глаза царицы, Фома, жалко взъерошенный, на подогнувшихся лапках пополз в широко раскрытую пасть.

Инна была раздражена. Кипрский банк, заявил о банкротстве и, выражаясь образно, показал ей большую дулю. Нет, она не разорилась. Солидные депозиты в Швейцарии и Панаме гарантировали ей дальнейшую безбедную жизнь. Инну терзало чувство несправедливости. Она непроизвольно сглотнула, серьезно сократив глотку.

Именно это движение и вывело Фому из транса. Фома вспомнил Люську нагловатую, иногда вредную, но такую непрактичную. Он вспомнил ее недавно разросшийся животик, уткнувшись носом в который было так приятно помечтать… Пути назад не было, Фома рванулся вперед. Во время этой недолгой борьбы ему показалось, что количество зубов и когтей у него волшебным образом возросло многократно. Он наткнулся на желчный пузырь и рот его заполнился невыносимой горечью.

На солнце мокрый и обессиленный Фома выбрался через дырку в боку змеи. В стекленеющих глазах Инны читалось одно: Такое платье, сволочь.

Люське Фома ничего не сказал, он вообще говорил мало. Домой он пришел на закате, тщательно умытый у ближайшего родничка и с полными защечными мешками. Жена была поражена неожиданно появившейся в его глазах чертовщинкой, но тоже ничего не сказала.

Мораль проста: Делай, что должно и пусть гадюки тебя считают хомяком.