В некотором царстве, в некотором... Короче там же. Село Задротово, Мухосранского уезда, Тульской губернии. Лето, года 1998 от Рождества Христова.
  Иван, не без труда, поднявшись, подошёл к столу. Мирно почивавший под ним председатель, зашевелился, что-то хрюкнул во сне и продолжал спать. Налил стакан. Ничуть не удивившись внезапному пробуждению собутыльника, налил второй. Выпили. Закурили. 
  -Ну здравствуй, Егорыч!
  -Здоров, Вань.
Пожали руки. Плеснув ещё по половинке, председатель продолжал:
  -Ты как к нам, каким ветром, всмысле?
  -Да как-то смутно всё... вот, забухал чё-то, нихера не помню. А ты чё, на свободе ещё, гы? Да ладно, Егорыч, я ж не вломлю, ты знаешь. Сам-то как?
  -дык, как... как, вишь, живой ещё, хе; - старик выдавил из себя улыбку и щёлкнул пальцем по стакану: -Да и жисть чуть-почуть налаживаться стала.
  -Понял, не дурак..., да ты б не гнал так, не поспеваю за тобой, чёртом старым, лет 10 не пил, всё за миллионами гонялся, думал не успею...
  -Ну чё, успел?
  -Успел, блядь. Ток, как в том фильме, баба говорила: Когда достигнешь всего, ещё больше выть хочется. Всё бежал, бежал куда-то, а щас понимаю, что не в ту сторону, ебёныть!
  -И чё ж делать-то теперь собираешься?
  -Направление менять! Здесь мой дом, дед. Ну его нахуй, город этот, насмотрелся я блядь... В городе совсем по-другому всё. Суета, беготня, нах, кто не успел, тот опоздал. Сильным жопы лижут, слабых жрут с гавном вместе. Джунгли, дед, рядом не стояли, там закон есть какой-никакой, волк волка не сожрёт никогда, а в овчарню идёт, только когда жрать нехуй, а не наживы или забавы ради. А главная наша чума человеческая, знаешь какая?
  -???
  -Деньги, блядь. Бумага эта ебучая, за которую брат брату глотку грызёт. Зараза эта, Егорыч, много личин имеет. То в золото обернётся, то медью или серебром, говорят и электронные есть уже, эти и вовсе не видать, бля! А смысл-то один!  Все пороки человеческие на них и держатся. Жадность, трусость, подлость, предательство, да хуль тебе говорить... Дьявол, сука, видно в древности нам подкинул хуйню эту, чтобы род человеческий извести нахуй...
  Тут как въебёт Иван сгоряча кулаком по столу. Председатель с охуевшим видом, пряча бутыль под стол:
  -Ты чё, Ванюш, эк тебя развязло-то, сынок.
  -Да нормально, Егорыч, накатило чё-то...
  -Слушай, едрён-батон, оно ить, конечно, так всё, дык, а как же без денег-то? Чай  и в сельпо не сходишь, хлебушка там... вот беленькой, опять же...
  -Этого, дед, я пока и сам не знаю. Вот отойду завтра, пойду в церковь схожу, мож там чё растолкуют.
  -Дык нету церкви-то, Вань! Только та, разваленая, что на горе, так и стоит, всё руки не доходять...
  -Построим значит, тогда и пойду!
И, как, гром средь неба ясного, раздался треск столешницы, и звон рабитого стекла.
  Сказано - сделано, да только, скоро сказка сказывается... В общем не скоро дело до храма дошло. Ни много, ни мало, а десяток годков, как пить дать.  От денег тех, чёртом даденых, мало что осталось. В стране кризис грянул, завод Ванюшин банкротом признали, да ещё партнёры "подсобили", суки... короче хватило на домик новый без отделки, лес для бани ну и джипарик-неахти по полям колхозным передвигаться. Достраивать, да баню рубить уже самому пришлось, чай, руки не из жэ, а мужик, как Иван считал, должен уметь всё. От гвоздя забить до нанотехнологий (ну почти, хе, сказка, ведь. авт.). Сперва, Иван, стало быть, быт свой обустраивал, потом за колхоз родной взялся. Считай, с нуля поднял! Благо трактор, как раритет, у Егорыча в личном гараже стоял все годы, а вот на те, пригодился. Плуги, да сеялки, из всего говна собирали, что в чермет поздавать не успели. Выбил кредит по старой дружбе, закупил семена, ну и пошло дело... Пилорамку поставил, ферму восстановил, там и мужички из соседних деревень потянулись... И только уж потом, когда импортную технику в своё хозяйство закупал, да село обустраивал, заложил Иван фундамент храма нового. Батюшку из города пригласил. Пересекались они как-то, ещё в те времена, когда Ваня город покорял. Звали его Филаретом. Имя запомнил, а вот о чём говорили тогда, ну хоть убей...
  И вот он день открытия храма! Жаль Егорыч не дожил, вместе бы порадовались. Отнесли на погост старика позапрошлым летом, ну да Царствие ему Небесное, может и врал чёрт тогда, да и видел Ваня, как тот в последнее время крестился втихаря и в хате иконка висела... Выходит верил.
  В тот же день, после освящения, службы первой, идёт Ваня к Филарету.
  -Батюшка, я тут хотел...
  -Знаю, Иван, знаю, давно поговорить хочешь, думаешь не вижу я маяту твою, только вот не пойму, почему тянул так долго, столько лет камень в душе носишь... Мы ведь с тобой давно знакомы, и за столом одним сидели и Храм этот Божий вместе строили...
  -Дык, ведь, слово-то оно, не воробей, батюшка.  Негоже мужику русскому словами разбрасываться...
  Ну и выложил, как на духу, разговор тот с Егорычем. Хоть и пьяный тогда был, но помнил каждое слово. Все эти годы. И про чёрта поведал, и про жизнь городскую...
  -Вот, что я тебе скажу, Иван. Деньги эти, они не самое страшное зло на свете. Они, ведь, как бумажка лакмусовая, показывают нутро человеческое. Сам посуди, когда ты от Бога отступился, предался порокам земным, в кубышку их складывал, ты и видел вокруг зло одно. Смог ты на них счастье себе купить? То-то же. Я ведь хотел тебя образумить тогда, да не слышал ты никого. Это хорошо, Ваня, что ты сам всё понял потом, не думай, что водка тебя спасла, она тоже бед немало понаделала. Господь тебя вырвал из пут дьявольских. Не забыл он тебя, Ванюша, как никого не забывает. Все мы, как дети родные для него. Человек же не бросит дитя своё в лапах хищника, сам погибнет, а спасёт. Так-то, Ванечка. Ну, а сейчас вот... Ты, ведь, не самый бедный человек в селе, да чего там в селе, в области хозяйство твоё не самое последнее... Стало быть и деньги есть... Село построил, району помогаешь, и больницу вон, и школу детишкам, за Храм тебе поклон...
  -Понял я всё, батюшка, догадывался раньше, а сейчас понял всё. Вот только... Один я... Пусть не один. Деревня наша небольшая, а и тут люди разные. Хороших больше, конечно... А город возьми, ведь там как будто вообще бездушные все, таких, как я раньше был через одного, а другая половина стремится к этому. Россия, она ж огромная, батюшка. Как же так получилось-то? Неужто дьявол всю Русь нашу многострадальную сетями опутал? Ведь пропадём же, батюшка. Ведь, если вся страна от Него отвернулась, терпению Господа тоже когда-то конец прийти может. Не бросит он нас, детей блудных?
  Ответил Филарет не сразу. Подумал о своём о чём-то, вздохнул, осенил Ивана крестным знамением, перекрестился сам и тихо молвил:
  -Не бросит, Иван. Любит он Россию по-особенному. Ты сам сказал, многострадальная она. Не раз и не два за тысячу лет такое время наступало, когда брат шёл на брата, когда грызлись люди русские меж собою, как собаки за кость, когда черствели души наши, когда купались в пороке и грехе. И всегда был и есть только один способ объединить людей русских, чтобы встали спина к спине и стар и млад, и бедный и богатый. Видно, Ваня, близко то время...
  -Не продолжай, батюшка... Мне надо... Я зайду...
  Он вышел из Храма, лёг на траву, глядя куда-то в небо, и заплакал. Здоровый взрослый русский мужик.