Фсем риспектосы (это беспесды гламурна, и располагает), и все такое (ну хуле туд добавиш, про массовый отлиз жоп - стеснительно).

Этой бессмертной строкой наченаецо громокипящий опсер ХренЪом высера Дядё Джанки. Дядё Джанки не мог в самом безумном сне ращитывать на такой пеар.

По логике срача Дядё Джанки должен был атветить, и он атвичает. Сразу говорю: юмора не будед. Будед пеар ХренЪа. В аллегорической (в учебнек летературы, сцукохренъ, марш, ать-два) форме.

Итаг.

Есть такие люди, не перевелись еще, не обожрались халявы, каждый, наверно, их встречал на своем ниибацо жизненном пути.

Сидишь ты, значит, попивая далеко не джюс, заедая пойло селедочкой, да хлебушком. Возможно даже, если ты на верном пути к палажению олигарха, у тебя имеетса в наличии колбаска.

И тут подходит он. Маленький такой, плюгавенький, пульса не на чем искать, но глаза живые, злющие - зырк, зырк - с пяти шагов восьмой кегль в твоей расстеленной на скамейке газетке четают. Здороваецо с тобой заученно, шутит дежурно, и попутно плотоядным взглядом изучает анатомию селедки, предназначенной, увы, не ему, не ему.

Пока.

Из вежливости предлагаеш выпить. Он невнятно отказываецо, но одновременно ловко цепляет лапкой стакан, и залпом пьет твою кровным образом заработанную «Ржаную». Отправляет следом кусок рыпки.

В общем, паразитирует, хуле, на хвост падает.

А потом наченает: «вотка-то у вас, ребяты, гавнецо, а рыбой вашей мне срать страшно будет». И, напоследок, как бы вместо прощания, закидывает фтопку колбасную дольку, не забывая при этом гадливенько поморщицо. Уходит.

Чтобы снова появиться на том же самом месте в следующий раз. И снова - хуякс, рыбка падает чайке в клювик, пустеет стакан, и звучит сакраментальное «да ну вас нахуй, только травитсо!». И еще на газетку норовит накласть с перепоя, сцуко.

На третий раз, возможно, упырек-клопушка отхватит песдюль в ебло, на пачотное место. А у ково нервишки шалят, те могут и сразу, с подходу, перевоспитать поджопником бес права реабилитации.

Знакома аллегория, падонки? «Так хуле, сами такие!» - слышу отдельные выкрики, и афтоматом кладу хуище, очередью блять.

Так вот.

Фсе вы знаете ХренЪа как плодовитого (я ахуел от количества ево высеров) афтыря. Это свершившийся природный факт, вроде дождя из клопов в Эстонеи.

Всем известен, и многими признан несомненный талант ХренЪа смишным образом рассказывать абассаки. Ну и не абассаки тоже рассказывать смишно. Петросянить, в общем. В принципе, это занятие востребовано. Это заметно по сытым еблищам бабуинов из дибилятора. А хуле, есле жизнь, сцуко, такая несмешная, што улыбацо приходится себя заставлять. Вот и четаем, на радость паранойе (в словарь, сцукохренъ, по слогам четай блять) афтара. А он срет и срет, без удержу, фонтанируя, торжествуя, на нас же блять самих. А мы четаем. «Да, ХренЪ, абассачно среш, давай ещо» - каментим.

А веть каг все начиналось? Начиналось все с историй ХренЪа про самово себя, и другой хуерги, вполне креативной, хоть и несомненново песдежа. ХренЪ исправно, и ничем не рискуя, абъявляя свои крео ПТУ-стайлом, и тем самым как бы страховалсо от вазможной критеки. «А хуле вы хотели, я это высрал за пятнацать минут!» - как бы гаварит в сваих высерах афтар.

И это работает, веть позитиф ахуеть какой: пасматреть, как отжигает еблан и атмарозок - заведомо ебанутый на голаву, и не стесняющийся этово беспесды прискорбново факта, афтар. Увидев кривляющееся ебло, многие испытывают величайшее наслаждение оттово, што они-то блять не такие ебантеи, што не одних их жизнь крутит на хую, как хочед, и единственным спасением от крамешной ее неволи являецо нездоровый, истерический, заглушающий чужие насмешки ржач.

И радуецо ХренЪ вместе с ними, палучая толику заветново внимания, ощущая сибя в фокусе, вертицо и так, и эдак, то хуем патрясет, то весело и с прихлопом опорожницо.

Публика ему благодарна, и пихает в трусы конфеты и вырезки с пятерками из дневников.

Ныне, как это можна заметить из высеров ХренЪа, сюжетов для самовыпячивания у нашево беспесды (хатя в последнем я што-то самневаюсь, падазрительный он тип па аписаниям) смишново петросяна пачти не осталось.

И ХренЪ стал критеком.

Критека в панимании ХренЪа, главным образом, састаит ф том, штобы смишно абасрать афтыря чужово высера, объявив, што-де фразу так строить нельзя, што фактов, описываемых афтырем, быть в жизни не может, што афтар, фканце-канцоф, дебил, и патаму уже ево высер - дибильный. Это нормально, хуле. Не может тот, кто методично занимаецо переработкой гавна в гавно, апсеранием ради апсерания, вдруг породить штото кроме говна. Вот и выходит, есле кратко обозначить творчество ХренЪа, такой ево категорический, как вызов в военкомат, императив:

«Ты гандон. Ты тоже гандон. И он тоже гандон. В общем-то, все гандоны, но про всех лень писать».

Взобрался, выходит, ХренЪ на невъебенный пидистал говна, на Говнолунгму, им же кропотливо высранную, и видит рядом с собой…Правильно, одно только говно.

ХренЪ. Аглянись вакруг. Сколько риальных, неибацо прикрасных дрочитебельных тем. Зачем тибе, наживая себе чирьи и иголок в восковую куколку, замыкацо на говнометании? Ты же знаеш, што метание говна - удел бабуила на пальме, кагда закончились кокосы блять. Ты же знаеш, што петросянить - это хоть и безрисково, но и ноль прогресса. ХренЪ, настанет день, и не останецо никово, кто бы смеялсо над твоими прыжками и кувырками, патамушта от ужимок старой абизьянки - одни только слезы брезгливой жалости. Не надо дрочить, подглядывая за хуяторами, ХренЪ, это паразитство и сосание хуяторсково хуя. Береги язык для марципаноф, кросавчек. Ищи темы.

А для лучшево панимания искренности моих пазитивных пажеланий, держи этот пинок пад сраку, и лети вверх, туда, где светлые нибиса и палет души и мысли, где талант блять расправляет сваи куриные крылья, где для тово, штобы тибя знали и привечали, неабязательно выворачивать себя наизнанку, корча пытающегося быть смишным чилавека с огромным красным накладным носом.

Ф добры путь, ХренЪ. У тибя ещо не все потеряно, нгандонский юморист.