- Чччу-у-уть паме-е-едленне-е, ко-о-они…., напевал на матиф «зеленоглазово такси» Лооххо Куунилингвуйтэ, нажымая на пидаль газа. Вапреки законам прероды и физеки маленьково, но гордово гасударства Эстонстан, ацкая жилезяка набрала нехуевую скорасть и врезалась в стену. Фсе абделались лехким паносом.

Нашы кареспаденты папытались выяснить, что паслужило причинай применения излюбленново спосаба паказать фсем кто займет «пул пазишон» в гонке мировово далбаебизма.

В течение нескальких дней нисавершэнналетние жэртвы савецкой акупацыи отвечали на вапросы воронешских окул пиара, после чево нам стало ясно, што гонка имеет вазможность акончица, если срочно ниатажгут бальшие, но нигордые СШП.
Надо сказать, што вапросов было два, видимо, паэтому беседа таг затинулась.

Сабкор: «Итак, Лоххо, нахуя?»
Лоххо:  «Нну, (пауза) кароч-че… м-мы. Х-х-хателле…. тип-п-па. (Шол читвертый чяс интервью). П-п-паметниг.»

Сапкор: «Вы хотели увековечить в анале истории себя и десятерых ебланов, забравшихся в авто системы «масдай» путем врезания апстену, потому что начитались удавкома?»

Тут нас заметил ищо адин учаснег отжыга и паднял руку.
Сабкор: «Чо бля, тебе, чмо? (типа фтарой вапрос)»
Хуулитамма: «М-м-мы йэбаллись н-н-на зат-т-тнем сид-дэньйэ (пашли фтарые сутки канструктивново диалога)»

Тут сабкоры нивыдержали и атвесиф йуным спринтэрам паебалу пару паджопников, дастроили картину самастаятельно.

Дело было так. Решыф выебать пелотку каг в пендософских фильмах, тоесть на заднем сиденье пепелацо, Лоххо заставил иё (пелотку) угнать сасецкую «масду», аднако, еблан, все пирипутал. Вместо тово, чтобы причленить сваю нинаглядную на заднем сиденье, он пасадил ее к сибе накалени. Кроме того, выеснилось, што они забыли презервативы и раздеться. К таму же Лооххо решыл немного полихачить и врубил скорасть. Глядя на удаляющейся в лобовом стикле пейзаш, наш гирой понел, што врубил реверс. Патом он падумал, што надо падумать, что делать дальшэ. «Что жэ делать?», - в аканцове падумал наш гирой….

Паэтому он низаметил сваих калег па ПТУ, каторые ф каличестве васьми чилавек пракрались в пепелац и затаились, кто где.  Кто – на задним сиденье, кто – сбоку ат вадилы. Бардачок тоже не пустовал, хотя хуй ево знает, мошт и пустовал. Ф багажнике лежало ведро краски и парадно-выхадной камбенезон саседа. Сасед мирно спал па сасецтву с камбедрэссом, уютно устроифшись на жеппе сваей жыны. Жына пускала шыптуноф, отчево их сабачко канструкцыи «мраморный дог» скулило и пускало слюни.

Паходу дела шыптуны, доносящиеся ис багажнека, павергли вадителя в летаргический шок, атчево он вырубился, а сабачькино слюна саслужыла плахую службу ф качистве смаски между пакрышкой и шассэ.
Машыну на скорасти читыре истонских мили фчас панесло. Лоохо Куунилингвуйтэ понел, што кто-то спиздил магнитафолу и запел «Чччу-у-уть паме-е-едленне-е, ко-о-они….».
Глядя на кирпичную кладку стены, он мичтал а скорасти и славе.

На следущую ночь (а песдюкоф атпустили, хуле па девять лет ебланам) они, решыф, что «масда» - каньюктура и паебень, списдили от ворот прецседателя калхоза «капейку».