Праизашол этот акт барьбы жывотнава мира с наркотегами ва Флариде. Некий тарчок удачно абминял у малдаван, переадетых в ямайских растаманоф, фальшивые зиленые бумашки на фальшивые зиленые апилки, и папиздил на озерко, фальшива напевая:
Ф галаве маей гуделки, не беда,
Ф пазваночнике ламалки - хуета,
А также сапелки, крихтелки, пыхтелки...
Раскуриццо бы неплоха инагда! Да!
Так он шол и пел, стараясь не тирять гаризантальнава палажения, и держать озеро болие-мение ф прицеле скученых глас. Наканец, кое-как устроифшись на берешку он начал искать ф дырявом кармане мятую беламорину, спизженую из-за уха у лахаватава ямайскава малдаванина. Вместо беламорины ф кармане фсе-время пападался мятый палавой хуй. Атчаифшись найти праизведение искуства фабреки Урицкава, он нашол пат пальмой кучку кала и мятую бумашку рядом.
"Хуйня, бумага фсе стерпит" - падумал он, насыпая апилки на каричневое питно. "Песдец, а хде спички?" - и тут он фспомнил как гаричо абнимал ево йамайский растаман и гаварил ему 'гут бай' со странным кишинефским акцентом. Правидя ривизию ф карманах он тагже не абнаружил ни кашилька, ни паспарта, ни мабилы. - "Вот гандоны пенгвины йамайские, щас раскурюсь малеха, найду этих педоразоф, разарву как бобег паралоновава гагу. Харанить сцук будут ф белье ис кетайской прачечной". Саарудиф ис найденой кансервной банки сабираюсчую лупу он черес пару часоф умудрился-таки запалить апилки.
-"Сцуко, и трава паходу левая... не торкает нихуя" - агарчонна падумал он, выпуская ис лехких чорный апилочный дым. Тут он заметил, что из вады на нево смотрят добрые глаза кракадила гены. -"О.. пашло кажысь, надо есчо тяпнуть, глядишь и чебуражко падтяниццо" - он впустил глубокий, как марианская фпадина, затяг. -"Ну чо смотришь, зиленый, скажы че нибудь... На, хош тяпнуть, глюкавый ты мой?" - и он пратинул ахуефшему земнаводнаму ваняющий гамном и лесным пажаром касячог. Кракадил ахуеф ат такой нагласти раскрыл пашире пасть с целью праучить нигадяя.
Аднака нигадяй ласково прикрыл алигатарскую варешку и сказаф -"Да ты ахуел, диназавыр, такое хавало раскрывать, у меня касичок ма-а-а-аленький. Небось у галанцких бегемотаф дурь берйош? У йамайских не бири, наебут" - и фставил кракодилу касова ис тираспальскава раскрошенава ДСП прамеш зубоф. Это была паследния капля рептильева тирпения. Нарик внизапно пачуфствавал, что большая часть сраки уже не нахицца пад ево кантролем, а с чафкающим звуком прападает ф кракадилей пасти. -"Хуясе глюки..." - падумал чюваг пытаясь вырвать кастыли ис кракадилей пасти. На ево счастье рядом забивали касова четверо копаф.
Услышаф ничелавечиские крики, ани не аткладывая дело ф долгий ясчик, дабили паледний напас,и пришли на помасч. Пол нарика ужы было ф кракадиле. -"Мож так и аставим? И типо шыто крыто?" - предпалажил адин ис копаф. Но у кракадила, удушенного угарным газом ис касика, начилась рвота и нарик был выпусчен ис пасти. Копы тут же сделали ему искуственное дыхание, но это не памагало. Тагда патирпефшему ваткнули джойнт в зубы угальком внутрь и вдули весь паравос в лехкие. Тока это и спасло ево ат удушья чистым кеслародам. Сичас он лежит ва фларицкой бальничке и увличенно расказывает саседям па палате аб иффектах, вызываемых йамайской дурью.
И мачалгу словно галку, словно галку праглатил