Нехуйственную абассаку замутил на днях в славнам гораде Владивастоке некий чурко – уражэнетс солнечново Узбекистана. За каким хуем узбекский иблан ачутилсо в далиоком Приморье, нахуя он не сидел в свайом кишлоке, не выращивал в поте летса хлопок, канаплю и мак, а в свабодное время пакуривол кольян и ибал любимую белую аслицу Гюльчатай, источнег умалчивает. Кароче, йобаный чурбан каким-то образом нелегальна прабралсо во Владивасток, и вот што ис этово вышло.

Вопщем, узбег каг-то рас палучил са сваей солнечнай родены пиздатуйу пасылку, в садиржымое каторой вхадили, истественна, йадерные узбегские шышки, пара килаграммов не менее йадерной макавой саломы, паласатый холат, тюбетейка и зописка «Превед, тоисть салямалейкум, ис радново кишлока. Ишока для йобли тебе выслоть не смагли, патамушто на почте не нашли падхадящево канверта и паслали нас нахуй. Ебитесь в рот, тоисть бисмилла, йопта»

Слехка агарчифшысь атсутствием в пасылке читвираногово палавово партнера, чурко с горя употрибил в адно ибало фсе присланные маково-канапляные диликатесы, после чиво между палушареями нехитрово узбегсково мосга разгарелсо ацкий ливано-израельский канфлигт, а зогадочноя васточная душа чучмека воспарила в далекие ибеня и настойчиво требовола неково грондиозново атжыга. Напялив холат и тюбетейку, абсаженный в усмерть озеатский ебантей атправилсо шарайобиццо па гораду в поисках приключеней на свайу немытую узбекскуйу жеппу.

Ва время прагулки внимание убитово наглухо чурки привлек здаровый оквареум, тоисть океанариум, за стиклом каторово стродали хуйней разнаабразные марские абитатили. Приглядефшысь, узбег атразил в оквариуме сваими адурманенными акуляраме токуйу паибень, ат каторой у ниво зашэвелилась валасня пад тюбетейкой и холатом. Наглые крабы дерско паказывали узбеку фак всеми сваими клешняме, ахуефшые медузы выкрикивали антиузбекские лозунге, и дажэ криветки, маллюски и марская копуста арале «Чурок- ф топку! Ислам – ацтой!». В самом цэнтре оквареума плавала геганцкая рыбо-меч с хуем вместо носа, и, что большэ всево вазмутило узбека, с неабрезонным. В углу притоилсо мрачный осьменог, каторый злавеще шывилил щупальцаме, таращил глоза и щолкал клювом в сторану чурки. «Ктулху, блять!» в ужосе падумал узбег, вспомнив креотивы сваиво любимово хуятора-малдаванина.

Ясен хуй, гарячая васточная нотура чурки не выдержала падобново пиздеца. С криком «Аллах акбар! Ва имя священной залупы прарока, дайош джыхад, смерть неверным!» атмарожэнный чурко са всей дури начал хуярить рукаме и нагаме по стеклу оквареума и в итоге разъебал иво нахуй. Прибывшые на место атжыга джэдаи абнаружыли укуренное узбекское ибало в каличистве адной штуки, адин разйобонный в хлам оквареум и нескалько десятков склеивоющих ласты марских жытилей. Ат душы настучав уйопку по тюбетейке, мусара повязали чурку-вондала и паместили иво в оквареум, но ужэ в милицэйский, сухопутный. Хуле тут скажэш – Вастог дело тонкое беспесды.

пра йобнутово чурку и оквареум