Хватит! Довольно!?- сказал, чуть прикусывая слова Кильяс. Едва вырвавшийся из его уст звук приподнял давление в сердцах всех кто сидел рядом. Но это было ему без разницы,
т. к нему в этот момент хотелось, чтоб на это отреагировала только Маналья.


Она безудержно смотрела на всех, но ни как не хотела смотреть на Кильяса, от этого он бесился еще сильнее и чувствовал, как будто она делает это назло. Плавно проходя мимо него, она невнятно посмотрела, и еще невнятнее произнесла "Пойдем!". Кильяс встал и повинно пошел за ней, не пытаясь даже нарушить ее приказ, так как будто его преданного свободе орла приручали к клетке, а он даже не хотел этому воспрепятствовать.
Легкость их походки, а также практически одинаковый рост придавали им определенную грацию и стиль.
Они шли темной улицей, той улицей, которая определенно бывает в каждом провинциальном городе, такая пустая, холодная и безликая. Он держал ее крепко за руку и проговаривал про себя, что  любит ее, как будто хотел сказать ей это напрямую, но не мог. Заводя простые разговоры не о чем, шепча на ухо прекрасные соловьиные трели, он понимал, что хочет добиться от Манальи только одного. Она же грациозно несла свое тело по этой темноте, ее подбородок был высоко поднят, линии шеи тонки, руки чуть загорелы,
ноги небывало стройны и прекрасны.


И вот уже на горизонте начал виднеется пятиэтажный, кирпичный дом, такой же сырой и мрачный, как и все вокруг. Свет едва горел в пяти а то и шести проемах,  время подходило к утру.

- Как ты думаешь, я смогу тебя полюбить еще раз, как тогда?- тихо спросила Маналья
- Не знаю?- еще более тише ответил Кильяс, и печально опустил голову пытаясь скрыть    свои глаза. В голове начало щелкать, как будто кто-то  очень быстро перематывал все кадры его грубых поступков к Манальи.

- Ты знаешь, я никогда ни чувствовал себе таким угнетенным и счастливым!- едва прошептал Кильяс, при этом подняв голову и смотря в ее бездонно красивые и большие  карие глаза. Маналья, ничего не сказав а, только тяжело вздохнув, прижала Кильяса к себе. Слыша, как учащается ее дыхание а, также чувствуя вибрацию на левой груди, он понимал, что ее не легче переносить все то, что было с ними за это лето, все это сильно давило на голову и эти кадры, и эти глаза, слова, речи, поступки, взгляды и не выдержав всего накала он заплакал, заплакал как ребенок в день рождения у которого отнимают любимую, подаренную игрушку.

Слезы текли плавно по его крупным щекам, глаза начали краснеть, голос ломаться в передышках дыхания, слова начали путаться, путаться начал и он. Все попытки сдержать себе не приводили ровным счетом ни к чему. Наконец найдя подходящий момент, набрав в грудь побольше воздуха, он произнес внятно и отчетливо

- Я люблю тебе, знай об этом всегда!- после этих слов Маналья не смогла сдержать в себе более чувства. Глаза ее покраснели, дыхание стало более глубоким и частым, ее глаза смотрели точно в глаза Кильяса, она искала в них ответ на единственный вопрос: Почему?

Почему сейчас он мучает  меня и себя, ведь он не любит, после всего того он не может меня любить. Нет, это иллюзия, сон. Именно в этот момент ей больше всего хотелось проснуться и все забыть, вычеркнуть все.

Они стояли долго, обнявшись и плача. Но время шло, и ей пора было бы уже быть дома, но ни Кильяс ни Маналья не хотели отпускать друг друга от себя ни на минуту, ни на секунду.В какой то момент Кильяс понял что если сейчас он не отпустить ее, то наверно не отпустит никогда. Он отодвинул её от себе - Уходи! – сказал он отчетливым голосом и указал на подъездную дверь. Маналья покорно отпустили руки и ни посмотрев на него ни на секунду скрылась во мраки подъездного пролета, оставим от себе только тепло слез и рук, на кожи Кильяса.

Шел он мрачный и недовольный собой. Голова гудела, руки сжимались в кулаки, на висках была тяжесть, он шел, не обращая внимания ни на что, так как будто он был в длинном черном коридоре, в котором не было просвета. Пройдя по глухой чуть освещенной улицы, он оказался возле входной двери, вот и все, подумал он про себя, и ни став, в очередной раз искать в себе ответа на извечный вопрос, открыл входную дверь. В квартире было глухо и пахло чем-то вкусненьким, разувшийся и, скинув с себя куртку, он прямиком направился в свою комнату. Включив по привычки компьютер, он лег на диван, по динамикам расходилось что-то в роде: Никогда, этих снов никому, что еще более подогревало и так накаленную ситуацию. Бессмысленно смотря в потолок, он уснул. 

На утро Кильяс проснулся необыкновенно бодрым. Чуть потягиваясь и вставая с кровати, он начал вспоминать, о вчерашнем вечере. Пройдя на кухню, по эдакой своей системе, он начал одновременно пританцовывать и заваривать себе кофе, на миг он отвлекся, глядя в окно, погода была мэрская, только одиноко стоящий кустарник, качавшийся на ветру, почему-то сменил ему настроение, он вспоминал о Манальи. Резкая боль отвлекла его, побежав в ванну, он открыл холодную воду, ожог от горячего напитки сильно болел, промыв руку и умыв лицо, он посмотрел в зеркало, ему казалось, что он постарел лет так на двадцать
-Мрааааааазь!- выкрикнул он, от бессилия. Сильный взмах руки, удар по стеклу, резкая боль в правой руке, он упал на колени. В этот момент он ненавидел себя. Остатки стекал, он сжимал еще более в руке, он хотел стереть, стереть то тепло, что чувствовал на руках буквально вчера, то тепло, которое сжигало его воспоминания