Йа ни стал закрывать ушеи. Все зоткнули, а йа адин ни зоткнул и патаму йа адин фсё слышал. Йа таkже ни стал закрывать тряпкай глаз, как ето сделоли фсе. И патаму йа фсё видил. Да, йа адин фсё видил и слышыл. Но к сажаленею йа ничево ни понил, а патаму значет кокая цина таму что йа фсё видил и слышыл? Йа дажи ни мог запомнить таво, што йа видил и слышыл. Какиета атрывачныйе васпаминания, закарючки и биссмыслинныйе званки. Вот прабижал транвайный кандуктор, за ним пажылая дама с лапатой в зубах. Ктото сказал: "вираятна, ис-пад кресла...". Голыя иврейская девушка роздвегает ношки и вылевает на сваю пезду из чашки малако. Малако стикает в глубоку& сталоваю торелку. Из торелки малако пириливают абратно в чашку и придлогают мне выпить. Я пью; ат малака пахнит сыром... Голая иврейская девушка сидит передо мной с роздвинутыми нагами, иё пезда выпачкана в малаке. Она накланяица впиред и смотрит на сваю пезду. Из её пезды начинает течь празрачная тягучия жидкасть... Йа прахажу чирес бальшой и давольна тёмный двор. На дваре лижат, сложанные высокими кучами, драва. Изза дроф выглядаваит чьёта лицо. Йа знаю: ето Лемонин слидит за мной. Он смотрит, не прайду ли йа к иво жине. Йа паварачиваю направо и прахажу чирез порадную на улецу. Из варот выглядаваит радасное лецо Лемонина... Вот жина Лемонина предлогает мне вотку. Йа выпеваю читыре рюмки, закусываю сординами и наченаю думать а голай иврейскай девушке. Жына Лемонина клодёт мне на калени сваю голову. Йа выпеваю исчо адну рюмку и закуриваю трупку. "Ты сиводня такой грустный", -гаварит мне жина Лемонина. Йа гаварю ей кауюта глупасть и ухажу к иврейской девушке.