Москва глядел в манящие зрачки Ларисы, судорожно избавляясь от штанов. Сладкая истома уже накатывала волнами. Сейчас…

- Дневальный!!! Дневальный, ссука! Блядь!

Распухшый как Аэростат нависал над Москвой отчим.

- Уморщу удрота.

Сердце сжалось от смертельного ужаса. Сейчас… Сейчас опять начнется… Каждый раз когда отчим бил его по лицу, сердце сжималось, перехватывало дыхание, все тело выгибалось в страшной судороге. Он падал…. А потом все как бы начиналось заново. Открываешь глаза: мама зареванная, вытирает пену с его губ. Врачи озабоченные… Потом отчим вел его в Детский Мир…

Открыв глаза, Москва понял, что произошло страшное. В роту вернулся из самохода порядочно пьяный Горыныч. Вернулся и не может добудиться его, дневального Москву. А сейчас над ним стояли двое Горыныч и проснувшийся на его стук старшина роты - Казбек.

- Ах ты уебище московское… Причах пидар у батареи… Че совсем охуел!

Обычно пиздить Москву брезговали. Да и не за что, вроде было. Он быстро приучился заправлять койки сначала за дедами, а с некоторых пор, и за своими одногодками. Его руки давно пропахли половой ветошью, а сознание сузилось до узкого просвета коротких и редких перекуров. По началу кто-то зарядил ему по ебальничку пару раз для профилактики, - так он весь пеной изошел. Поэтому как-то пореже потом к нему приебывались. Стремно.

И сейчас, когда сапог Горыныча ушел Москве в живот, тело мгновенно среагировало спасительной судорогой. Захлебываясь зелеными пузырями, Москва упал на колени…

- Ты че гандон! Опять калеку косишь?! Ннна, бля!!

Со страшной силой на голову Москве обрушился крашеный дубовый армейский табурет с овальной прорезью в центре.
Когда умолк звук разлетающихся деревянных баклашек, Казбек тихо молвил:

- Пиздец. Утром, бля, этого в морг на…, а нас на дизель на….

- Бля, я не хотел, Казабек, я сам не понял… Пиздец. Бля он такой противный был, я не мог не ебнуть. Че, я виноват, табуретка подвернулась…Не руками же его… Бля Казбек, ты брат мне, или как? Ведь никто не видел Казбек, а? Не молчи, Казбек!

Баклашки зашевелились. Москва приподнялся на четвереньки. Трусливо встал, потирая грязной ладонью макушку. Никаких признаков падучей.

-Бля, товарищ, товарищ старшина! Я невзначай. Я сам не знаю…

P.S.

С этого момента пиздюлей в жизни Москвы стало гораздо больше, однако припадки уже не повторялись ни разу. И Лариса перестала сниться. И отчим. И как он ни старался, ни во сне, ни на яву, сладкого чувства надвигающегося оргазма Москва больше испытать не мог.

Да и хуй на него.