Кавер на
http://www.udaff.com/netlenka/proza/72786/
С каждым новым выездом убеждаюсь в мудрости слов Бориса Атманбековича: «Говно – вещь в себе. Трудно его вычерпать, особенно – до дна. Нереально просто. Но труднее всего – откачивать в присутсвии Заказчика».
Я приехал к Анне Сергеевне отговаривать её: она придумала откачанные нечистоты распылить по участку, как удобрение. С таким трудом я подвел шланг, дважды глох компрессор и падало давление, да и машина моя, старенький «зилок»-цистерна (в просторечии и на языке дачников – «говнососка» - прим. авт.) едва не снёсла чей-то забор при развороте на узкой улочке садового товарищества. И вот пожалуйста – хозяйка требует всё ровным слоем разнести по клубничным грядкам, помидорным теплицам, под яблони уложить кучно и чтоб на кусты роз еще осталось.
Тоскливо рисуя дренажные системы и выписывая формулы меркаптанов (химические соединения, придающие фекалиям неповторимый и характерный запах – прим. авт.), я вспомнил вторую часть мудрости Бориса Атманбековича: «Говно непобедимо, потому что оно – внутри нас. Всё говно, и все - говно».
К Нелидовой я приехал с домашней заготовкой.
Долго маялся, куда бы вставить вызубренную заранее фразу. В гостиной, на столе – початая бутылка водки, помидоры с грядки – я понадеялся, что раньше огород удобряли всё же навозом, а не человечьим фекалом.
Наконец решился. Потер руки, передёрнул плечами:
- Что-то стало холодать...
Анна Сергеевна рассмеялась, откинув голову. Я внимательно рассмотрел её шейную сумку. Сумка слегка колыхалась, но была довольно упругой, даже на вид.
- Карнеги рулит! «Как заводить друзей и производить хорошее впечатление». А что остановился? Чего запереживал?
И добавила на японском:
- Ана хито во хоно, ёндэ никуа табэта! - (бессмысленный набор слов, но в этом моя фишка, я в каждое крео возьму да вверну чего-нибудь не по-русски – прим. авт.)
И снова расхохоталась.
- Не пережиавай, всё в порядке. Знаешь главное правило?
Я кивнул:
- Между первой и второй перерывчик небольшой!
Плеснули по стаканам. Тёплая, но хорошо пошла. Уверенно ухватил помидор, крупный, «бычье сердце» (сорт помидоров, я в «Справочнике садовода-любителя» специально позырил – прим. авт.), кинул в пасть целиком, прожевал. Рыгнул в кулак и неожиданно спел:
- Как у нас, на опушке
Соловей ебёт кукушку!
Только слышно на суку
Чирик-пиздык хуяк-куку!
Нелидова уважительно сощурилась. Повела руками, и отбивая чечетку низкими каблуками туфель – я успел рассмотреть линии её узких лодыжек и высокий подъём, - заговорила речетативом:
- Как у нас, у колодца
Две пизды сошлись бороться.
Пизда пизде пизданула
Пизда ножки протянула!
Снова захохотала:
- Вот это по-нашему. А то к мужу тут шляются всякие, как начнут японские стишки читать... Скукота. Наливай по второй, или правило забыл? Добавлю я тебе от себя лично пятихаточку, весёлый ты парень, интеллигентный к тому же... да ты закусывай, закусывай...
Не помню .как вышел с участка. Сел в перегородивший проход по улочке оражевый «зил», газанул, брызнул гравием из-под задних. По бетонке доехал до Ново-Рижского, там гайцов нет почти в это время.
На въезде в город, у «Шашлычной», увидал Алёнку с Павликом, зарулил на парковку, тормознул.
- Алён, ебить тя в коромысло, сказал же – жди со спиногрызом внутри заведения! Чё ты на трассе ошиваешься, как бл...
Вспомнил, что при ребёнке вроде как нехорошо ругаться.
- Садитесь давайте! Да ладно нос воротить... «Воняет»... Не воняет, а пахнет специфично... Машина казённая. Принюхаетесь, не графья. Папка ваш деньгу сделал сегодня – поехали, на рынок зайдём, пельмешек прикупим, потом домой – телек зырить.
...Павлюкевич, здорово! Р-р-р-р-ррр! Хуль ты картавишь, как еврей? Скажи – р-р-р-ррр... Мда, ну ладно... Слышь, Алён, а он ведь точно – мой? Картавит, нос вон каким шнобелем... Да и сам – кучерявый, как Пушкин... Ну шучу, шучу..
...Да я тоже соскучился! А, это, у бабушки ты с мамой жил потому, это я тут занят был немного... Недельки полторы...
...Ну Алён, ну чо ты «запой», «запой». Ну давай не будем при ребёнке?..
...Зачем всё это... Ну, по работе принял немного сегодня...
...Хорошо... хорошо...
Рассадил, захлопнул двери, покрутил башкой, включил заднюю.
Начал задком выезжать на трассу.
Да что ж такое... Ебиомать...
Загудел сзади кто-то, шинами завизжал.
Джип-«тойота», чёрный, с золотистыми ручками и радиатором позолоченным.
Хорошо, что не влетел в меня – там ведро новое висит, оцинкованное. Да и крыло заднее только надысь у кузьмичей выровнял – на прошлом заказе не вписался при заезде, об угол гаража кирпичного стесал немного.
Чего они фарами мне моргают? День ведь.
Мне б сообразить, что я «под мухой», и полная цистерна говна сзади. При исполнении, в общем. Да я чего-то задумался – вот зачем они такую безвкусицу любят? Ну разве сочетаются черный цвет с золотым? Вот фекал иногда бывает засохшим таким на солнце, до черноты антрацитной. А сядет на него муха крупная, с брюшком и спинкой золотисто-изумрудными, поелозит-поелозит, что тот ключ в замке, да и улетит. А всё почему? А потому, что нет сочетания... Цветовая гамма не та.
А «тойота» как остановилась, так и стоит. Не объезжает.
Вытащил клешню свою трудовую, с заусенцами кровавыми, в окошко. Помахал им – езжайте, хуль встали-то?
В «тойоте» дверь открылась. С правого переднего спрыгнул здоровенный амбалистый парень, мощноштанговый такой, татуированно-гантельный.
Рванулся в мою сторону.
На полушаге крутанулся, вернулся к машине, полез в бардачок. Вытащил газетку какую-то – «Комсомольскую правду», вроде как – и снова ко мне.
…Зачем-то плюнул на газетку… Втянул носом сопли, с характерным звуком. Покатал в носоглотке. Снова плюнул…
…Недоволен, что ли, фотографией Ксении Собчак?…Так не я же фотографировалл. Ну да, страшна она, конечно.
Качок всё не успокаивался. Отсморкавшись в газету, расстелил её прямо на шоссе. Полез расстёгивать ремень.
Давит ему, что ли, подумал я. У меня тоже вот после обеда бывало так – мамон в брюки давил. Но я давно смекнул – лучше «адиков» с тремя полосками, штанов для мужика нет. Мягко, удобно,и резинка широкая, не спадают.
А тот, накачанный, штаны свои снимает, и спиной к нам над газеткой присаживается. Я человек женатый, но ведь образование медицинское получил когда-то, поэтому глюцеус его оценил – мощные ягодицы, литые, видно, что присед у него не меньше тристо кило. А становая – может, и на триста пятьдесят потянет. Вон поясница какая широкая. Интересно, он бицепсы как прокачивает? На брахиалис делает упражнения?
Детина, сидя на корточках и злобно оглядываясь на нас, качнул членом, пустил струю мочи на газету и поднатужился.
- Папа, дядя какает?
Павлик, как всегда, не вовремя.
- Не какает, мля, а производит акт дефекации...
Амбал закончил своё дело (правильнее – «акт» - прим. авт. ), надел брюки и зашагал в нашу сторону. Газетку, заметно провисшую в центре, он держал перед собой, будто пиццу нёс.
В несколько приставных шагов-прыжков вырос около моей двери, дёрнул зубами за ручку. Руки-то заняты...
Неожиданно Амбал блеванул в газетку и прижал её к стеклу, она прилипла, поползла ниже и медленно начала отпадать.
Я невольно залюбовался разводами на странице - икринки полупрожеванные - как пузырьки в янтаре маминых бус. Пастозный бурый мазок фекалий – как вся наша жизнь. Потёки мочи – мимолётность желаний. Взмах радужных крыльев бабочки. Сон Будды...
Через газетку он шарахнул своим широким и покатым лбом в стекло, оно пошло сеткой трещин, но не выпало.
Я отстранённо разглядывал трещины – они напоминали мне мамины морщинки. Помню, совсем мальчиком, мы с мамой... Чёрт, ну чего он там всё колготится у окна, мешает думать...
Второй удар вбросил крошево в салон – как когда стакан нечаянно грохнешь на асфальт, после первомайской или ноябрьской.
Рука амбала нашарила на дверце ручку, открыла её и распахнула неестественно далеко.
( - как он так быстро нашарил предохранитель?! – отстранённо подумал я, - у него тоже «ЗиЛ»? Из наших парень, из рабочих? Тогда и перетереть можем, по-простому, в «Шашлычную» зайти. Может, и не из рабочих – явная гипертрофия мышц предплечья. В торговле, может, мясником... Но как же от так ловко двери научился открывать? Или существует наработанная методика открывания разных моделей путём выдавливания бокового стекла? Барсеточник, наверное)
Дверь неприятно чвакнула – как шланг, когда его в яму переполненную опускаешь. . Наверно, наружный залом. Если Яша не поправит, придётся в сервис ехать, а случай не гарантий… Сейчас вообще всё дорожает. И курево, и выпить тоже. Алёнка вот тоже говорит – на мясо цены подняли, и на молоко. А за квартиру коммунальные платежи вообще неподъёмные теперь...
Резкая боль в щеке.
Бля, ну чего ему надо?
Сквозь брызнувшие слёзы я осознал, что Амбал, глубоко всадив два пальца мне в рот, между деснами и щекой, вытаскивает у меня изо рта золотой зуб.
Боковым зрением зафиксировал: - человек справа от «тойоты»…, распахнутые двери…, голос Алёны, хрипловатый такой, как у Распутиной.
«Аааатпустите миня в Гималаааиииии!»
Закричал Пашка…
Алёна некрасиво завалилась в гору мусора у бордюра…
Дура баба. Надо, как в стишках японских – мне Анна Сергеевна всё ж почитала на прощанье – опуститься на колени, свернуться, как увядший цветок от дуновения холодного ветра, и непременно – упасть на бок.
А Алёнка- ну как есть русская бабища. Тюк с картошкой – хлоп мордой в грязь.
Жёлтая куртка Павлика в воздухе…
как она может так лететь?
А, ну да – это ж пуховик. Китайский, но хороший – на Черкизе брали, недорого.
Пух лёгкий, почему бы куртке и не полететь...
Неужели Павлик там, в ней…?!
Да быть не может... У него щеки на плечи свисают, разожрался, короед. Нет, с Павликом не полетит кутка.
Синие штанишки полетели...
Носочки, полосатые...
Алёнин бюстгалтер...
Как два парашюта, для военной техники. В армии видел, красиво так танки с небес опускались...
…Тупой плюх…Ещё тупой плюх…
Тупой и ещё тупее...
У меня перехватило дыхание, правая рука заломлена вверх и назад. Кисть, локоть и ключица разламываются и горят огнём. Я согнут, бегу перед Амбалом, асфальт шейной сумкой мету, как дворник метлой, щетиной всё подцепляю.
…Размокшие окурки, целлофановые обёртки, пивные пробки, овсяная каша какая-то…
Одну пробку успел подобрать – сейчас акция «Клинским» проводится. На Мальдивы, семейный отдых. Кто знает, может, не заметил тот, кто открыл, бросил на асфальт. А я тут как тут...
Ботинки Амбала мельтешат под носом самым.
Кожа ботинка такая мягкая даже на вид ( «шевро»? – высунулось невесть откуда застрявшее слово. Нет, не похоже... В голове закрутилась карусель словесная: «комильфо», «дежавю», «шардоне», «кашне» и почему-то «ля блезир»), что кажется перчаточной.
Принюхался. Это тебе не мои кирзачи. Там и внутри запашок, и снаружи. Работа такая... А тут – отдушка лимонная, аж во рту слюна потекла. Сейчас бы еще селёдочки с лучком, да стопарик холодненькой «Ржаной»...
- Ты что, уёбок, слюней напустил целую лужу? Тебе ж, пидорасу сраному, мигали…?! Ты чего граблями махал?!
-Так сами вы тогда пидарасы… Чего мужикам-то мигать... Я не махал…, я «путь свободен, проезжайте, товарищи!» показывал.
- Тебе, пиздёныш, кто слово давал? Замолчал, быстро! Щас так пригну, блять - свой хуй пососёшь, если не знаешь, чем рот занять. Понял, нет? ( - прозвучало как «поэл»)
- Так точно!
- Не поэл! Тебя, чмыря бородатого, не учили, как разговаривать?! «Кирзы» обчитался, втыкатель хуев?! Обращаться не умеешь?! Не «так точно», а «да, уважаемый Коллега»!
И вдруг осенило меня- так они ж не мне моргали, а Алёнке моей...
Вцепился со злости зубами ему прямо в пах. Тут-то у него по-другому пахло, уже не лимоном, а больше на сапоги мои походило. Мужик-то крупный, самец такой настоящий.
Дёрнул зубами, выдрал шмат из него.
Крутанулся, вырвался, и побежал, ритмично отталкиваясь руками от асфальта, к «зилку».
Выплюнул на бегу кусок амбаловой кожи с волосами.
Боковым зрением отметил – Амбал сорвал со своей «тойоты» запаску. И бежит следом за мной. Не иначе, колесовать собрался меня.
Дверца-то выломана оказалась у машины. Это меня и взбесило окончательно. Сунул руку под сиденье – там у меня секатор буржуйский заныкан, увел у Нелидовый, под шумок, когда провожала. Чего, думаю, добро в саду валяется, авось, сгодится.
Не думал, что так скоро...
Амбал смешно бежал, будто баба с тазом белья, колесо в руках держал. Я позицию занял, с секатором наизготовку, поджидаю, как рак Греку.
Сунул рукоять вперёд, отсёк ему кисть, правую.
Амбал колеса не выпустил, ждёт, что я дальше буду делать. А я – клац! – и левую ему кисть отсёк.
Тут уж запаска упала, конечно.
Амбал руками замахал, как Ростропович на концерте, я по телеку видел как-то раз. Кровь хлыщет, словно пена из баклажки теплого «Очаковского», если потрясти хорошенько.
Lunatum-полулунная кость красиво взошла багровым полумесяцем. Я специально так отсёк, чтоб эстетика была, и в то же время – надёжность. Во всём нужна подготовка и специальные знания, иначе грош цена работнику.
(Отвлекся, простите... – прим. авт.)
Рванул к «тойоте» – перекусаю, думаю, всех, как собака бешеная.
Но сначала – посрезал все замки и ручки их хромированные, позолоченные. Фары с крыши, «отбойник» золоченый – всё пооткусывал. Даже нипеля с колёс скусил. А что не смог – понадкусывал, как хохол.
Добротный секатор попался, гидравлика немецкая.
Дёрнул дверь водительскую – а там мужик сидит, тихо так. А руля и нет, будто откусил уже кто, до меня ещё.
- Не понял... – говорю (у меня получилось, как у Амбала – «не поэл..»)
Мужик таращится и робко говорит:
- Это праворульная машина, японская. Я тут не причём, это всё Дима-без-рук... – кивнул он на размахивающего укороченными руками Амбала. – Гыгыгы, прикольно...
Я мельком взглянул, и хотел было заметить, что Дима-без-рук похож на Пьеро из старого фильма «Буратино», но решил, что всё же нет – у Пьеро были длинные рукава, а Дима скорее являлся АДУ – «Амбал Дима Укороченный».
- Погоняло новое дадим – Долгорукий, хыхыхы... – осмелел мужик. – Локо ты его... Срезал, как в каментах... Говорил я ему: едешь на праворульке – не выёбывайся, у нас движение какое? Правостороннее. А он: «Да мне пох, как в Японии поеду, левосторонне!»
- Ты молчи, тебе кто слово давал? – заговорил я голосом Димы-без-рук. – Сейчас чикну по шейной сумке... – я пощелкал лезвиями секатора перед лицом мужика. – А это самая важная часть у человека, поэл? Вмиг в багровое желе превращу...
- Алёна, Павлуша! – заорал своим. – Хватит там валяться. Павлик, отцепляй от борта шланг. Алён, включай насос на обратку. Залью говном по макушку!
Из лесополосы неожиданно выскочила стая медведей с волками вперемешку. Увидав Амбала, звери радостно зарычали и набросились на неудавшегося Пьеро, мигом превратив его в Дуремара.
Следом пошли кабаны, клином.
Громогласно трубя, размахивая бивнями, так похожими на lunatum-полулунную, протопал слон.
Не иначе, где-то цирк-шапито разбежался.
Пробежала корова, покосившись лиловым глазом, совсем как Алёнка моя.
Из «Шашлычной» валил народ. Размахивая крупной лобастой головой, к останкам Амбала бежал хачик-хозяин, за дармовым мясцом.
- Врубай! – вспомнив о жене, махнул я рукой и направил шланг на «тойоту»...
Фекальный вал вырвался из раструба мутным комом. Залил и обрезанную мной «тойоту», и толпу, и даже забегаловку.
Впрочем, та особо не пострадала. Недаром Борис Атманбекович говорит – «говно говно не портит».
***
Борис Атманбекович заговорил со мной не про работу.
- Послушай, не отвечай сразу. Подумай и ответь... Ты странный такой... Внутрь себя смотришь... Я вот не умею. Скосить к носу – могу, а вот как ты, шнифты внутрь завернуть, чтоб белки одни остались – нет. Ты необычный человек. Знаешь, сосед мой, достал уже. Бор-Атом меня называет. Так и говорит: «Привет, Бор-Ат».
Ты б машину подогнал, он на первом живет. Шланг в фортку ему, ночью...
А я тебе сарай свой сдам – со скидкой. В Эстонии, хуторок есть один... Ты ж знаешь мудрость мою: «Говно не приходит одно». Ну как, по рукам?
Палику Эстония понравится, с его-то рожей фашистской. Такой шкет...
Эстония...
А хуле, везде люди живут.