Графомания должна быть вознаграждена как следует. Встречайте, кавер на вчерашний ростказ Полдника http://udaff.com/read/creo/132399/
***
  Я приежжый в этой стране, языка толкам не знаю, не оброщайте внимания на обороты, повествование...  Шол променад возле набережной-бич. Его ещё не было. А когда обратно шёл, ужэ был! Он стоял в начи, опирайясь одной ногой в стену, под нионовой вывесткой. Он томно курил толстую сигару, пажёвывая её.

  Прошедший мимо, я почувствовал запах тёплого хлеба. Этих упругих молодых булочик.

  Вопреки плохому освищению стали видны ЕГО одежды, то есть, одеяния. Он был одет в потёртую замшевую куртку с бахромой на рукавах, старые добрые джинсы фирмы Lee и огромные, до кален, казаки страусовой кожы со шпорами. На голове его была большая широкополая чёрная шляпа. Паринь оглядывался по сторонам в поисках кои ково.

  Поверня на другую авеню я хотел оглянуться посматреть не оглянулся ли ОН, но побоялся выказать свой нездаровый интирес и пошагал прямо дальше. Шагаючи, я вспоминал нелицепреятный случай из моего воспоминания в скаутском лагере по обмену в Японии.

  В отряде са мной дружил мальчиг Хиёку. Он был моим особенным другом, мы всигда были неразлучны. Про нас даже рисовали комиксы яой. Очинь часто. Когда-то я и Хиёку возвращались после вечернего купания обратно в лагирь. Но путь нам преградили гордые и задиристые Гэнки и Дайсукэ, потомки самураеф. Они окружили нас и стали дразнить и тыкать палочками для риса. Потом достали свои вакидзаши, острые как бритвы, и рассекли наши кимоно и плавки. Дайсукэ смиясь сказал: «Возвращайтесь в рагерь горыми! Педриры!!»
  Ответить нам было нечего. Мы молча удалились. Через год Хиёку совершил сэппуку без кайсякэ.

  К чему я это вспомнил? Сам не знаю. Кажеццо потому что вступил левым батинком в говно. Я остановился, размышляя об этом. Всё же много времени прашло. Но запах говна бударажил потаённые васпаминания. И мне хотелось.. Всё же надо папробовать! Я опастливо оглянулся и развернулася назад. Надеялся я, ОН ещё там.

  Да. Он был всё истчо там. Всьо так же курил. И я плавно подошёл к нему и спрасил:
- Не проводишь ли ты меня до дому, кавбой?
- Чего надо? – спрасил он после того как долго держал дым и наканец выдохнул.
- Ты поразвлечься хочешь?
- Да наверное. А чё ты ка мне сразу падашол?
- Ничё. Памочь хочу.
- Памочь? Ты что батюшка?
- Батюшко? Нет. По сваим наклонностям я скорее падре. Магу быть для тебя папиком. – я облизал пальчик и указал им на свой карман откуда торчал уголок банкноты и уголок целлофанавай упоковочки из фальги.
- Ну пайдём. – он шмыгнул носом. – только без пацелуеф. Деньги впирёд и не вздумай мне шутить! – и он достал из сапага огромный ахотничий нош Victorinox. Полноя луна отрожалась в зазубренном лезвии нажа.
- Будишь обижать – я тибя папишу-парисую. – угрожающе дабавил он.
  Мы зашли в тёмную падваротню.
- Ну што ты, иностранец Джек Твист никаво не абижает. – ответил я и вжикнул молнией на джинсах.
***
Путь праведника труден, ибо препятствуют ему себялюбивые и тирания злых людей. Блажен тот пастырь, кто во имя милосердия и доброты ведет слабых за собой сквозь долину тьмы, ибо именно он и есть тот самый, кто воистину печется о ближних своих. И совершу над ними великое мщение наказаниями яростными над теми, кто замыслит отравить и повредить братьям моим, и узнаешь ты, что имя моё - Господь, когда мщение моё падёт на тебя!
Jules Winnfield