Жила-была в VII веке в Китае девочка У Мэй, дочь богатых родителей. Получила хорошее образование, но характер у нее был пиздец жесткий. Когда ей исполнилось 13, родители спихнули ее наложницей в гарем императора Тай-цзуна и вздохнули с облегчением. Император был уже немолод. Он пригласил У Мэй на прогулку. Едут они верхом, а император говорит:
— Смотри, мой цветок лотоса, какой прекрасный необъезженный жеребец скачет.
— Так давай его объездим, — отвечает У Мэй.
— И как это сделать? — снисходительно усмехается Тай-цзун.
— А отхуячим его железным прутом, — предлагает девушка.
— А если он не покорится?
— Железной кувалдой по башке ёбнем. А если и тогда будет своевольничать, вырежем язык каленым ножом.

Император слегка охренел, испугался, и думает: «Ну ее на хуй, такую наложницу». И не стал приглашать У Мэй в опочивальню, назначил ее секретаршей. Сидит она, обиженно бумаги разбирает, и думает: «Лучше б я тебя, старого хера, кувалдой по башке ёбнула». А тут старший сын императора, Ли, на нее глаз положил. У Мэй ему подмигивала-подмигивала, и вдруг старый император помер.
У Мэй по традиции отослали в буддийскую обитель, вместе со всеми наложницами.
— Это ж ёб вашу мать, что такое, — возмутилась У Мэй. — За что меня в монастырь, если я даже не грешила?
Но ей повезло. Приезжает туда Ли, который стал новым императором Гао-цзуном, и говорит:
— Иди ко мне в наложницы. Больно уж ты мне нравишься.
— Ладно, — отвечает девушка. — Только ты меня сразу трахни. А то не дай бог, тоже склеишь ласты, и я опять в монастырь загремлю.
Все были недовольны, и в первую очередь жена Гао-цзуна, императрица Ван.
— То есть, ее сначала папа трахал, а теперь сынок, — шептались придворные. — Вот блядь-то какая!
Что у каждого был гарем, это придворных не смущало.

Между тем У Мэй родила от императора дочку. Сидит и думает: «На хуй мне дочка? Наследником может быть только сын. Одна морока с девками этими»
Внезапно дочка у нее умерла, задушил кто-то. У Мэй бежит к императору и орет:
— Вот, видел? Это твоя жена Ван сделала! Из ревности, сука!
Император разгневался, прогнал Ван и женился на У Мэй.
— Только ты, пожалуйста, еще прогони вон ту, ту и эту наложниц, — говорит У Мэй. — Слишком смазливые… то есть, они задумали предательство.

Села она на трон, и давай рожать Гао-цзуну сыновей. Родила четверых и дочку. Крутила императором, как хотела, сослала всех недовольных придворных. А наложниц, к которым ревновала, приказывала четвертовать без суда и следствия, потом топить в вине. Почему именно в вине — не знаю. Может, таким образом перестраховывалась, чтоб куски обратно не слиплись.
Гао-цзун правил 23 года, но как-то все слабее делался, хуй знает, почему. У Мэй все забрала в свои руки, назначала военачальников, воевала на Корейском полуострове, расширила владения Китая.
— Может, отдохнешь, моя прекрасная? — спрашивал Гао-Цзун.
— Да некогда, дорогой, — отвечала У Мэй. — А ты отдыхай, кушай мясо в кисло-сладком соусе и салат «харбинский», пей пиво циндао. Я тут сама разберусь.

И разобралась. В 673 году взяла кучу золота, поехала по буддийским монастырям. Приезжает, спрашивает:
— А скажите, пожалуйста, светочи мудрости, не находили ли вы в своих библиотеках пророчество о приходе святой женщины-правительницы, которая всех спасет?
— Не, нихуя не видели, — отвечали монахи, выныривая из нирваны.
— А так не припомните? — и У Мэй вручала им чемодан золота.
— Да-да-да, точно! Склероз, бля! Вот же оно! — вспоминали монахи, в каждом монастыре оказывалось нужное пророчество, и все просто купались в нирване, позабыв о пути страдания.
В 674 году У Мэй приняла титул Тянь-хоу, Небесная императрица, и стала править наравне с мужем на законных основаниях. Раз уж она святая и спасительница.

В 683 году Гао-цзун помер, и на трон взошел сын У Мэй, Чжун-цзун. Но всем по-прежнему заправляла У Мэй. Посмотрела она с месяц на сына, и говорит:
— Это хуевый правитель, несите нового.
Прогнала Чжун-цзуна, и возвела на трон Жуй-цзуна. Но второй сын ей тоже не понравился, и У Мэй свергла его через шесть лет. Третий сын уже приготовился, но У Мэй сказала:
— Нахуй, надоели мужики безголовые.
И провозгласила себя императором.
— Ваше величество, вы не можете быть императором, — робко возражали придворные. — Вы не мужик.
— Откуда вы, блядь, знаете? — ухмылялась У Мэй. — Может, и мужик. Только без хуя.
Тут набегают буддийские монахи, размахивают новыми бумагами и вопят:
— Да она мужик, только особенный! А еще дочь самого Будды! Вот, в библиотеке нашли свидетельства!

Дама приняла имя У Цзэтянь и императорский титул «хуанди». И стала править уже как император. И первым делом поменяла обычаи при дворе, заявив:
— Всю жизнь мужьям угождала, аж на трон насосала. Хватит с меня, теперь пришло мое время!
И отменила минет под страхом смертной казни, введя в придворный этикет обязательный кунилингус, поэтично назвав его «облизывание тычинок лотоса». В Китае появились школы по тычинкам лотоса, учителя по тычинкам лотоса, и проводились чемпионаты по тычинкам лотоса.
— А как же пестики? — переживали придворные мужики.
— А к ебеням ваши пестики, — гордо отвечала У Цзэтянь. — Тычинки наше всё!
И приговаривала при этом еще:
— Вот-вот, пасть-то займите, это полезно, чтоб сплетни и заговоры не плели.

Чемпионов по тычинкам она брала себе в любовники, и они, охуевшие от наглости, воровали, убивали, причем прямо во дворце. Китай погрузился в коррупцию, безобразия и аморальные тычинки. На этом У Цзэтянь и погорела в итоге.
— Идите на хуй, ваше величество, — однажды сказали придворные. — Жрите свои тычинки сами.
И устроили переворот, вынудили её передать трон престолонаследнику Ли Сяню, а саму У Цзэтянь арестовали. От огорчения она тут же померла.
Мораль: не надо смешивать работу и удовольствие. Если бы У Цзэтянь наслаждалась тычинками потихоньку у себя в спальне, в нерабочее время, все в порядке было бы. Ну и не надо недооценивать пестики, все же.

На эпическом полотне У Цзэтянь размышляет об историческом значении тычинок.