Зимняя Россия красивая - белая-белая.
Я смотрела на нее, и вертелись в голове стихи Бакировой:

Снег такой, как будто поле
спьяну встало на дыбы.
Снег такой, что даже стоя
задыхаюсь от ходьбы.

Но где-то после Кирова наша страна густеет поселками, городками, людьми и светит страшными черными проплешинами.
В Москве взяла гостиницу и залегла на несколько часов до второго поезда «Москва – Париж».

Кстати, мы, старшее поколение, хорошо помним – с гостиницами в столице была всегда жуткая проблема. Сейчас все только от кошелька зависит. В центре города – копеечные хостелы. Ну и дорогие отели рядом. Заранее заказываешь, оплачиваешь и никаких проблем.

Номера вагонов в моем первом забугорном поезде были трехзначные, а сами вагоны маленькие, тесноватые. Но купе закрываются магнитной картой, санузел – прелесть, душ за занавеской.

Ехала я с немецкой девушкой Региной. Она дочка сибирской немки и папы-израильтянина.
- Вот почему я такая, - объяснила кудрявая черноволосая Регина. – Немцы думают, что я француженка.
А я подумала, что это юная Варька Рудовская Варвара Рудовская. Не, правда - одно лицо.

Регина интересно говорила по-русски – очень чисто, но словарного запаса нет. Но за 20 часов она так насобачилась, что сумела объяснить мне, что работает страховым агентом и бегает марафонские дистанции.

Всю дорогу Регина критиковала немецких парней, которые не защищают девушек от «пришельцев», неожиданно вспомнила случай, кажется, в Карелии, когда наши деревенские повырывали из заборов дреколье и уложили на больничную койку пятерых залетных афганцев.
Регина говорила, что родители купили квартиру в Питере, и она уедет в Россию, и выйдет замуж за русского.

Она говорила искренне, но когда мы проехали Польшу и пересекли немецкую границу, глазки у нее заблестели: «Германия, Германия!» - выдохнула Регина.
Дом, чо.

А немногим раньше, в Варшаве, нам подцепили польский вагон-ресторан.
Знаете что - польская кухня лучшая. Боюсь, что в мире. Я это знала по своей бабушке, мне это подтвердила маленькая полька из вагона-ресторана – с ее «пирОгами» (варениками), журеком (суп), бигосом, вот только фляков у нее не было.

Польша – хуторская страна. Хата для поляка все. Они мило обсаживают свои усадьбы туями. Туи вырастают очень высокими, получаются толстые такие зеленые изгороди.
Польша очень славянская и посему родная, но подробнее о ней – потом. На обратной дороге.

Сейчас смешно вспоминать, как мы с Региной готовились к польской таможне. Это же таможня всего Евросоюза, но поляки внесли свою лепту – прям накануне запретили провоз мяса, консервов, молочных продуктов. У меня в сумке лежал маленький складик икры, я готовилась отбиваться от таможни, но попала Регина с блоком сигарет. Девчонку едва не сняли с поезда.
Обошлось.
А сейчас поезда пустые ходят наверняка…

В Берлине из объятий Регины я вывалилась на грудь сыночке.
Ничего не буду про это писать.
Он очень хороший, очень. С бритой башкой и шкиперской бородой, но совсем добрый. И у него красивая умная Даша.

Мы переночевали в баптистской (хе-хе) гостинице рядом с Hauptbahnhof (это центральный вокзал), а утром у нас было часа четыре для прогулки по Берлину.
Благо рядом с Центральным вокзалом ВСЕ – и клиника Шарите, и какой-то расчудесный парк, и речка Шпрее, и Бундестаг, и Рейхстаг, и Брандербургские ворота.
Больше я ничего не видела. А вот то, что я видела – нет, оно мне совсем не понравилось.

Один, уже умерший человек, который этот самый Берлин брал, сказал, что надо было город закатать в бетон, да и дело с концом.
Я тогда вздрогнула, мне тогда показалось, что это какая-то жуть, хотя у человека семья погибла в гетто.

Потом, например, когда Меркель в 2015 году блеванула, что не надо парад в Севастополе проводить – я слова старого офицера вспомнила совсем в другом контексте.

Но весь ужас в том, что они сами Берлин в бетон закатали. Огромная площадь возле Рейхстага – пустыня, с торчащими из земли подобиями дотов, окопов. Площадь перед Бундестагом огромная и тоже пустая. Какая-то жуткая и недвусмысленная картина: «Мы помним - это место нашего позора».
И уж конечно, они берегут памятники нашим солдатам.

У меня осталось ощущение грубого келлоидного рубца. Я не знаю, что чувствуют немцы. Но в Берлине есть что-то трагическое.
Говорила мне Регина – надо ехать в Любек, прелестный старинный городок. Хорош Кельн, Нюрнберг. Короче, старинные города, которые не убила война.

Берлин – нет. Не хочу туда больше.
Рейхстаг взяла – и хватит.
А еще, на мой взгляд, у немцев совершенно тоскливая еда. В гостинице был шведский стол – ну такая фигня.

Мы выехали в Амстердам.
И как в реале – я не могла дождаться, когда мы уже загрузимся в паровоз, так и здесь – наконец-то завтра я напишу о Голландии. Это на самом деле интересно.

Как там по-украински? – «Далi буде».

Вдали клиника Шарите, позади - Бундестаг и Рейхстаг



Скорая. Врач - не всадник без головы, это просто чернокожая доктор



Вокзал центральный классный. Но это я еще не видела Лихтенберг



Рейхстаг



А здесь сидит Меркель. И везде пустыня...



Карлики на мосту через Шпрее



Это нашим



Дети невидимые в лесу



Вот такой январь