И спросит бог:
- Никем не ставший – зачем ты жил? Что смех твой значит?
- Я утешал рабов уставших, - отвечу я.
И бог заплачет…
А земля-то, оказывается – круглая.
Америки не открыл, да. Теоретически все в курсе.
Но знать теоретически – это одно. И даже взгляд из иллюминатора самолета – это тоже одно. И однодневный пеший эротический тур в какие-нить «Подмосковные Альпы», кедики-педики, портвейн из горлА под мутное бардовское блекотанье «избит-гитарой-желтой-лежит-олег-митяев» – это все еще одно. Это неплохо, но по сути – фигня, милостивые государи мои.
С другой стороны, тот же Памир – это, конечно, другое. Или Тянь-Шань. Гималаи. Семитысячники, восьмитысячники, Джомолунгма-матушка, она же Эверест-батюшка… Крыша мира. Там очень холодно, но и очень ясно, что наша планета – шарик хотя и большого, а все ж конечного диаметра. Чтобы воспеть такое, колхозных бренчалок мало – тут потребна струна Высоцкого. «Весь мир на ладони, ты счастлив и нем…»
По сравнению с таким полетом 365 метров над уровнем моря – пустяк. Но если это самая высокая точка на сотни миль вокруг – то вполне.
…гигантской дугой выгнулась, натянулась серебристо-сизая, древняя шкура великого Океана. На западе, где тонет Солнце, все еще нежится безупречная, зацелованная золотобагряными лучами лазурь. Но с норда уже крадутся бастионы туч, там шкуру морщит ветер, треплет гроза, пробуют на прочность короткие, латунного отблеска молнии. Никак, наш маленький остров надумал умываться перед сном? То-то хорошо.
Отсюда не хуже видно, что – все-таки она круглая. И все-таки она вертится! Привет, Коперник, здравствуй, старик Птолемей. И ты, Галилео – где брат твой Джордано? Да ладно, без обид – присаживайтесь и будьте как дома. Благо, что – вот же неисповедимы пути! – мы и вправду почти что дома, видно его отсюда. Ром со льдом будете? В пузатых стаканах, а? Посидим, выпьем за астрономию, за звезды и все такое прочее…
Островная муза – капризна до ужаса и гламурна, как последняя блондинка. Между любым решением и его воплощением всегда живет некая дельта t, иногда довольно продолжительная. Но есть законы жанра, нарушать которые просто жаль – жанр-то божественный. Коперник, вот ты ж у нас большой специалист по дельте t, скажи от души, по пацански – сегодня как? Хватит ржать, Птолемей, тоже мне старый – мудрый… Галилео-астроном, загадай на звездочку, бро – будем мы нынче писать чего-то, или будем кислить?
Ах, пока не стемнело? Ну, может и к лучшему. Подождем. А покуда звезд не видно, но есть у нас ром со льдом, закат и полчаса – давайте, звездочеты – отсюда, из горних высей, поговорим с европейской частью цивилизации.
Поднимите руки, кто НЕ ненавидит в своей жизни хотя бы кого-то одного.
Только по чеснаку. Стесняться нечего, вы же получаетесь Христосы. Да и не видит вас никто, кроме нас. Да и мы не различаем лиц – только руки.
О_о, немало манерных дланей все же взметнулось?
Кто бы сомневался. Можете опустить. И – свободны.
Красоваться – это не сюда. Изображать из себя полтора себя будете перед другой аудиторией, а глупей себя – ищите, как водится, в зеркале.
И не надо лишних слов – мы вас узнали. Вас лицо выдает.
(К слову, может кто в курсе – что за гнусное лицемерие: на любой, самой дешевой пластмассовой иконке из тех, что штампуются миллионами и ставятся на торпеду авто – сзади, крохотными буквами, но обязательно – «нерукотворный образ Господень»? А чем же его «сотворили», пардон муа? Это из «не сотвори себе кумира», что ли, ноги растут? Дык все творят, буддистам вон и не запрещено, и бог у них выходит улыбчивый, позитивный, и вправду – по образу и подобию своему. А здесь опять какое-то скользкое блядство: творить не творил, с неба на веревочке спустили, но как не растиражировать обретенное за хороший прайс? Отмолим с выручки… Может поэтому Он, проданный, и смотрит на нас как на гавно?)
Оставшиеся же, промолчавшие – спасибо за честный ответ. Думаю, нам пришло время потолковать о многих вещах; о башмаках, о сургуче, капусте, королях (с); о ненависти – и, конечно же, о любви.
Да разумеется, что в остальном вы добрый и порядочный человек. А ненавидеть вот конкретно его/ее/их у вас есть более чем веские причины.
Тут блин бьешься как рыба об лед, каждая копейка на счету, семью же надо содержать, дача вон третий год недостроена – а эта тварь кокаин по клубам нюхает! А его родители вообще любили больше, чем меня – вот у них теперь квартира, а я в коммуналке ютись? Вековечная, домостроевская ревность до чужого ссаного места вам тоже ведома, хотя к своим пиписькам мы куда либеральнее: приключения не возбраняются. Но как он смел предпочесть мне молоденькую?! Ну и что, что я похожа на ходячий бурдюк – я ж ему двух детей родила. Пашешь как лошадь, на работе засиживаешься до звезды – но зарплату-то хуй прибавят, суки. Прям руки порой опускаются, хоть все брось – и в запой. Да даже на сраный Удаффком иногда креатив напишешь, всю душу вложишь – и ведь обязательно вылезет какая-нибудь падла, величия твоей души не оценившая, но сцуко грамотная, и начнет саркастически хехекать. Встретить в реале – убил бы мразоту!
Ну, как тут не ненавидеть? Ведь перечислено ни много, ни мало – а те самые семь смертных грехов, только в слегка осовремененной трактовке.
Все знаю, все понимаю, сам такой был, но внимание – правильный вопрос: на что мы, все же, тратим нашу единственную жизнь? Кто или что заставляет нас втаптывать в навоз нашу собственную карму?
И вот здесь самое время брезгливо хмыкнуть – да-да мол, все ясно.
Да, в России карма – не более чем тема для пьяных застольных шуток. Какие-нибудь упертые индуисты вызывают те же примерно чувства, что и вечно-счастливые, слюнявые дауны – насмешку с раздражением пополам, желание дистанцироваться от. Зачем и для кого беречь то, чего не существует?
Но вот вам пара зарисовок из земли, где карма – вещь столь же реальная, как воздух. Невидимая, она не менее ощутима, чем поцелуй, чем вкус воды на пересохшем языке. И чтобы постичь ее, не надо обучаться в монастыре – как не надо учиться вдыхать аромат клевера, стоя посреди цветущего луга.
Ровно полгода назад, приехав сюда (на две недельки – за стандартным турпакетом, подумать только); и когда стало ясно, что недельками дело не ограничится – две проблемы слегка обламывали: нелегко будет без печатных книг, нормальных сигарет и ядреного черного чая, которого в Тае почему-то оказалось – не сыскать. Или, копая чуть глубже: как просыпаться окаянными утрами? И как обратно уснуть – привычными проклятыми вечерами?
Книжку-то мне дали. Так и пролежала у дивана, еле осилил – из уважения.
Чаю – подвезли, спасибо. Пил по привычке, но уже – непонятно зачем.
Однажды утром, как раз когда чаевничал на веранде, зашел рыбак. Он предлагал купить синелапых речных креветок, плод его ночных трудов – дешево, очень дешево. Конечно, экзотический товар я взял. А потом предложил ему чаю по-нашенски – крепкого, много сахару, в стеклянном стакане с лимоном. Напиток рыбаку понравился, и с тех пор он стал захаживать в гости: чайку попить, оклематься после ночного лова, послушать мой ебанутый плэй-лист, пока сижу за ноутбуком. Певица Бизюлька, помню, ему сильно нравилась, аж подпевал. Еще Виктор Цой и Крис де Бург.
По-тайски я знал тогда лишь «капун-каа» (у продавщиц подслушал, а мне надо было – «капун-кхрап» говорить, с правильным окончанием), таец владел десятком ломаных английских слов. Но это ничуть не мешало пить чай. Пытаясь объяснить, чем занимаюсь в жизни, я узнал – писать рыбак То не обучен. Только креветок ловить да семью кормить.
Я переживал, помню: досадно будет, когда чай кончится. В Москве этого двадцать лет как в заводе нет: приятель, сосед, которому нихера, по сути, от тебя не нужно – просто зашел чайку попить да покалякать ни о чем. В гости собраться – целая проблема, встречать гостей – и вовсе событие, блять. И попутно пару-тройку дел утрясти. Проблемы, брателло, решаем…
Но креветки в ближней речке кончились чуть раньше. Занеся мне последних восемь штук, То сформулировал (явно специально готовился): руссиан из э гуд френд! И дальше жестами: он перебирается на другую речку, подальше, и больше заходить в гости не сможет; чай был очень вкусный, арой мак-мак!; а остров – круглый, мож пересечемся еще. То пожал мне руку – по нашей традиции. Я сложил ладони перед собой и поклонился – по их.
(Чай тоже вскоре кончился. Вместе с ним навсегда исчез и омерзительный налет на зубах. И пусть оба остаются в прошлом – не нужны они)
Чай, креветки, сигаретки – могут закончиться, да. Уважение – остается.
Так с грехом чревоугодия мы разобрались, верно? Да и гордыню к чёрту, в дальний угол задвинули. Пожалуй что – поехали дальше?
…и въехали ночью, с накуру да сдуру, в табунок мотобайков, припаркованных у «Сэвен-Элэвена». Штуки три опрокинул, свой четвертым сверху, со скрежетом, и сам грохнулся больно. Ох, и быстро же побежали из магазина тайцы-хозяева! Сразу бить – или, мож, бабками отделаюсь? Драться-то они не мастаки, но если что серьезное – мигом соберется толпа и пустыми бутылками закидает хоть кого, нахуй. Ибо нехуй. Май пен рай.
Нет – сначала меня поднимать. Международное «о-кей?». Локоть нашелся не о-кей, ободранный: двое бегут назад в «7-11» за антисептиком и пластырем. Четверо поднимают мой мотобайк, осмотрели, завели – вроде все о-кей, гашетки не погнуты. Вот и славно, теперь давайте фаранга бинтовать!
Тайские байки так и валяются, что характерно. А во мне предощущение расплаты трансформируется в некое болезненное нетерпение: ну когда же уже пойдет наезд и предъявы? Ну ведь пора, по всем понятиям пора, а – нет и нет. Скорей бы разбашлять и ехать уже, рука побаливает…
Но вот я залечен, и байки подняты и осмотрены, наконец. Пара царапин, один треснувший пластиковый кожух. Ки бат? («сколько бат?» - это я уже матерый лингвист). Но проблем, но мани! Вай? Бикоз май пен рай!
И улыбки до ушей. Фаранг ушибся, фаранг в опаске – а они помогли, сделали добро, и карму свою улучшили заодно. Не портить же ее снова, из-за полтысячи-то бат на круг? Карма дороже. В расчете!
Помогают сесть в седло, похлопывают по плечу осторожненько – доедешь? Сложный коктейль чувств: от растроганности до полнейшего недоумения. Но ясно одно: с грехом гнева покончено, гнев здесь не живет. Алчность? Где-то может и живет, должна жить… вот только не сталкивался до сих пор.
А ведь в прошлой жизни сам любил сотворить какую-нибудь парашу. Даже на какгбе священных ясельках, в которых младенец Христос лежал, «ХУЙПЕСДА» маркером написал. Правда, сильно раздражали тогда палестинцы, захватившие Вифлеем. С какого перепугу вдруг, блять?!
Но отмазок всегда найдется, хуле. А младенцу Христу мож неприятно.
Или в школе, этажом выше того, где первоклашки серят беспрерывно, загрузить в каждый толчок по полкило свежих дрожжей и дернуть за цепочку. Утром придешь со всеми к альма-матер, ан – нет ни окон, ни дверей, полна горница говна. Прет себе, пречудесное да пузырящееся, изо всех блять щелей, с потолка кабинета директора валится ведрами, да все на стол. Актовый зал затопило, Ленин по уши в поносе, и в холле бражка стоит слоем сантиметров в тридцать. Здравствуй, школа, и прощай – на полтора месяца нахуй тебя, на ремонт, фпесду закрыли, гори в аду.
Такой вот Луч Поноса, от души. И сейчас приятно вспомнить. А ведь грех.
Кошек сколько заебошил… Хватило бы шубы пошить всему составу группы «Блестящие» - и отставным, и ныне поюще-сосущим головам, и грядущим – а потом облить все стадо бензином и сжечь нахуй сука блять фпесду…
А вот тут – давеча опять чуть с байка не песданулся. Змею объезжал.
Объехал. Но много их и давленых попадается по дорогам. Жалко.
Не убий? Даже не о чем говорить. Карма – одна.
Не укради. Тоже само собой, а как иначе?
Не сотвори себе кумира. Реально, друзья – не сотворите его, с перепугу-то.
…а между тем – режьте меня серпом, бейте молотом, мочите в сортире и в сарказме, но не стану я грешить против истины… Смеркалось!
Потому позволяю себе «смеркалось», потому что назвать это шаблонным «наступал вечер» означало бы сделать бестактность. Это было – именно смеркалось, друзья. В эти часы на наш небосвод вошел звездный поток Персеиды. Знаете ли вы, как это – на пороге ночи встречать в горах Персеиды – сотни и тысячи падающих звезд, целый звездопад, и на каждую загадывай хоть самое сокровенное – и обязательно сбудется?
(иной раз локти кусаешь с досады: бедноват и слаб, все же, великий и могучий язык для таких вещей! Он – язык простора, воли, безмятежности или чего угодно, даже страсти, но – не язык романтики. Тут потребен язык «смуглый», рожденный под таким же солнцем, в схожем климате; французский, как минимум; неплох и нежный тайский; но лучше бы всего – божественный фарси, поющий ветрами и туманами, словно серебряная флейта. Если я вздумаю назвать комету Матерью Блуждающих Созвездий, вердикт читателей будет краток: у ебанутого наркомана Слива окончательно кукушка протекла. А когда то же самое скажет Омар Хайям?)
Не сквернословь, если можешь обойтись без. Чти отца твоего и мать твою, дабы продлились ваши дни на земле. Не возведи клеветы на ближнего. Ну не возведи! – это же так погано. Ну и далее по списку…
Не возжелай ни жены ближнего твоего, ни дома его, ни осла его; ничего, что у ближнего твоего? Бывали с этим некоторые сложности. Ослы-то в домах еще бы ладно, нехай хоть брульянтовый силос жуют, не завидно ни чуть-чуть. Но вот «не прелюбы сотвори»… вот это почти немыслимо, иногда-то. И выходит почти всегда – с грязцой той или иной. Глаза в пол.
А все почему? Да потому, что раньше кармы не было. Карма – решает.
…вы танцуете фламенко – так, что на последних тактах музыки партнерша кончает у тебя на руках. Минуту, две ты держишь ее, трепещущую, под прицелом десятков пар глаз. Ты и сам чуть не кончил, если честно. Некоторые зрители даже привстают, чтобы лучше видеть. Всем все ясно, и – никакой скабрезности и грязи. В воздухе явно пахнет аплодисментами, но на такую степень искренности разношерстый коллектив готов не всегда.
Вы встретились первый и последний раз в жизни. Она – чья-то чужая de jure, да и ты по жизни формально не один. И что с того? Да вы даже одежды не снимали. Вы оба фламенко никогда не танцевали, и не видели отродясь, как его танцуют. По совести, вы не готовы даже поклясться, что эта музыка, этот танец – был собственно фламенко. Но тысяча чертей! – будь проклят, кто скажет, что это не был фламенко в самом ясном и честном его понимании.
«Прелюбы» - не было. Была любовь – краткая и чистая, как вспышка плазмы. Без никакой заупокойно-тоскливой дряни, которой так любит обставить самое естественное та же Европа, та же Москва. Это клёво. И это честно.
Нет, ну а вы бы не стали, да? С ужастным криком « бла-бла-бла, да я никогда в жизни не бла-бла-бла…»? Не мечтали, да? И не хотели никого, окромя собственной законной «половины»? Так это ложь – вот, она самая и есть. Полно заливать-то, тут все свои. А не то я расскажу, почему конкретно ты, все ж таки, «никогда в жизни не». А я этого делать не хочу. Не надо так с пацанами, с их гипертрофированным самолюбием поступать.
Не лги. Здесь просто бессмысленно врать. Ложь бесполезна и даже вредна, она звучит и выглядит глупо, она портит карму, причем – зазря. Выгоды от лжи не будет, пусть даже убедишься ты в этом много позже. Растворяясь в золотых закатах, просыпаясь в аметистовых рассветах – что еще в жизни ты хотел себе вырулить, добиться и сожрать? С кем поквитаться?
…кстати, что там у нас осталось на закуску, браты-звездочеты? Уныние?! Нет, ну вот тут – даже не догоняю, о чем речь вообще.