Как же я любила красный цвет. Цвет власти, крови и желаний, он возбуждает и заставляет действовать. В моем гардеробе была просто куча ярко-красных вещей: разных там юбочек-кофточек-рубашечек. Помню, однажды, напялила один такой комплект одежды и решила проволочь свои пухлые небритые ноги до ближайшего супермаркета, нужно было идти вдоль дороги. Был самый разгар лета, стоял полдень. Нижнего белья в такое время я не носила, впрочем, до сих пор не ношу, потому водителю белого мустанга было весьма не проблемно мгновенно лишить меня единственного, на тот момент, моего сокровища - девственности, впрочем, этого он вовсе не заметил - весь процесс вскрытия с последующим, соответственно, воровством занял около 57 секунд. Затем он сунул мне деньги и попросил не хлопать сильно дверью. Единственное, что отличило меня тогда от проститутки - количество денег. Все было воспринято мной исключительно в форме придорожной романтики. Потому они не играли для меня ровно никакой роли. Придя домой, я наглоталась противозачаточных таблеток, купленных на средства, которые мне дал можно сказать "первый мужчина моей жизни" и пошла спать. С тех пор мы виделись с ним только во сне. Тот малый долго мне снился по ночам. Почему малый? А 11 см - это что, большой что ли?
Это эпизод из моей совсем юной девичьей жизни. Пожалуй, один из самых примечательных из того промежутка времени, что я жила не совсем сознательно, пребывая в детских мечтах и фантазиях.
Потом наступил другой период. Я взрослела. Страшнела не по годам. Знакомые, не видевшие меня долгих два часа, не уставали повторять: "Тебя невозможно узнать. Выросла. И лицо так изменилось, как бы сказать…" Затем стыдливо умолкали, не в силах что-либо добавить. В итоге я к своим пятнадцати годам сформировала местами весьма упругую, а в целом - достаточно дряблую целлюлитную массу.
Я ненавидела всех знаменитых красавиц районного масштаба. Мне казалось, что за их куриными мордочками скрывается только одна тайна: действительно уму непостижимо, как природа могла создать столь убогие существа. Их счастье лишь в одном - они не понимают своей убогости. А так давно подохли бы все от внезапной массовой истерии, охватившей их от сознания того, что все они одинаковы - одинаково убоги, впрочем, последнее не столь важно. Я никогда не принадлежала к числу пышногрудых круглобедрых милашек, сводивших с ума мужчин, хотя, признаюсь, хотелось. Но на тот момент мне ничего не оставалось делать, как сопеть и ворчать, как старая сморщенная старушка, состроив из себя жертву коммунизма. В то время, когда я была обычной, не сказать чтоб очень уродливой, но и не сказать чтоб не очень уродливой девушкой, без особого социального положения в обществе, мне дико хотелось сводить мужчин с ума. Но вовсе не для того, чтобы остаться с ними. Нет, совсем не для этого. Мне хотелось ими просто владеть, управлять их животными инстинктами, а потом просто оставлять, тем самым задевая их "самое что ни на есть мужское" достоинство. Мерзкие, противные твари. Это просто глупые самцы, только и преследующие мысль о размножении. Вот и все что ими движет. А все остальное: цветы, духи, конфеты - не более чем средство для того, чтоб овладеть женским телом, на случай, если его обладательница не достаточно податлива. А когда им на пути встречается чрезвычайно нестандартная особь женского пола, а именно - обладающая редкой каплей здравого рассудка, - они начинают отчаянно убеждать себя в мысли о том, что непременно имеют дело с ошибкой природы, сами, при этом, являясь ее выкидышами. Ну что ж, будем считать, что я и есть та самая "ошибка природы".
На моем счету ровно пять истерзанных особей мужского пола. Первый с третьим до сих пор страдают от импотенции, пластмассовый пенис, знаете ли, штука крайне ненадежная и ну очень отрицательно воздействует на и без того ранимую мужскую психику. Помню, в порыве редкой женской страсти я, делая им минет, решила присвоить часть их мужского достоинства себе, откусив себе маленький кусочек. Столько ора, криков, воплей я не слышала, пожалуй, никогда. А ведь я просто люблю красный цвет…
Жена второго экземпляра узнала о нашей связи, но я решила не отдавать ей до сих пор принадлежавшей мне инициативы, сама пришла к ним в дом, и все уладила. Наплела ей что-то про женскую солидарность и долго жаловалась на век, когда женщин принимают за ничтожества, и что все мужики - сволочи. В тот же вечер эта женщина убила своего мужа. Да будет земля ему пухом. Ее потом посадили, я потом долго и сладко смеялась: лишиться свободы из-за любовной связи мужа. Дико. И смешно.
Пятый до сих пор мозолит мне глаза, пытаясь состроить из себя жертву коммунизма - он забыл что женщина любит подарки. Он ограничивается небольшими презентами - типа туфелек, кольца и набора косметики. Мне нужен он сам, но не поддается никак - независимый попался, гад. Ну и черт с ним. Пусть бегает.
А вот четвертый… мм-м даже не знаю, как его охарактеризовать. Я просто расскажу.
Я до сих пор с упоением вспоминаю запах твоего сильного тела, неповторимый томный взгляд и божественную улыбку. История наших неземных отношений легла яркой вспышкой в моих воспоминаниях.
Счастье, безграничное и всеобъемлющее, переполняет всю мою сущность и мир уплывает из-под ног. Все, что не связано с тобой, кажется призрачным, серым и лишенным смысла, каждый шаг, каждый свой вздох я посвящаю тебе. Я благодарю Судьбу за то, что могу жить полноценно, и каждая минута, проведенная рядом с тобой, наполняет жизнь смыслом, окрыляет, и я парю над землей. Что это? Сон? Я боюсь проснуться, я боюсь снова вернуться в жестокую реальность, ощутить всю тоску от глубокого одиночества, вновь оказаться в своей холодной постели, моля высшие силы о том, чтобы вновь заснуть и уже больше никогда не проснуться. Ведь жизнь - лишь одна из форм существования, которых миллиарды, возведенные в такую же степень и так до бесконечности. Кто знает, быть может там, далеко, за чертой бытия есть иная форма жизни, где мы сможем с тобой встретиться, если здесь это только сон.
Я счастливый человек. Банально? Не спорю. Но от этого мои слова не теряют своей ценности. Я всю окружающую реальность пропускаю сквозь призму моего отношения к тебе. Быть может, поэтому я начинаю походить на беспомощного ребенка, в котором заключена вся истина мирская. Я уже не тот обычный стандартный человек, для которого совершение грехов - слаженный механизм, доведенный до автоматизма, а потому еще более жестокий, я уже не тот, для которого приносить радость близким - столь же отработанный алгоритм, циничный и мерзкий. Я в который раз падаю тебе в ноги, кричу, надрываюсь, пытаясь донести до тебя слова моей безграничной благодарности к тебе: спасибо хотя бы за то, что вознес меня над убогостью бытия. Поднял, словно птицу над грязными кварталами моего провинциального города и вознес к благородным порывам, лишенным зависти и бесконечной гонки за место под солнцем.
Я всегда буду любить тебя.
Это был последний мой шанс победить, до этого момента я полагалась на судьбу, но только после поняла, что действовать всегда надо самой, самостоятельно управляя обстоятельствами.
Мне умиляла в нем одна черта: он был удивительно наивен, в наших с ним отношениях он с полной ответственностью взял на себя роль ангела - хранителя, что, в принципе, понятно. Ведь, согласно, разработанному мною сюжету, я была обычная девушка из провинциального городка Солиамкино, кажется. Он, как истинный принц на красном четырехколесом коне, забрал меня оттуда и привез в Москву. Каждый раз рассказывал не без доли гордости мне о неописуемом ужасе московских пробках, а в японском ресторане с детской непосредственностью учил меня есть палочками. Я лишь делала вид, что все это слышу и вижу впервые. Он верил. Странный.
Он был весьма растроган моим признанием и на миг даже задумался над тем уходить ему или нет. Я приняла выжидающую позицию - он чуть наклонил голову и посмотрел на меня:
- Малыш, да ты еще совсем не знаешь всей жестокости больших городов. Когда я забирал тебя из твоей махонького тихого городка, я даже представить себе не мог, что все зайдет так далеко.
- Начинается, - подумала я, - Санта-Барбара, черт, в моей квартире.
- Я тебе сразу сказал - у меня семья. Это многое объясняет.
- Оставь семью, трус, - я не произносила ни слова, заставляла говорить только его, но ответ приходил незамедлительно.
- Я не могу бросить семью, я живу с ней вот уже восемь лет.
- Пустые оправдания, трус ты, вот и все, - вновь пронеслось у меня в голове.
- Так что…
- Сейчас позвоним твоей жене. Все объясним и станем жить вместе, - наконец заговорила я.
- Наивный ребенок, - он улыбнулся.
Меня все это начинало порядком раздражать.
- Значит так, - я резко поменяла свой тон, от неожиданности тот вздрогнул, - либо ты расстаешься с женой, либо я тебя убью.
- Только без истерик. Прошу, малыш, ты же у нас умная.
- Нашел время пускать телячьи нежности - я посмотрела на него с ненавистью. Он это почувствовал и решил не тянуть.
- Мое окончательное слово: я семью не брошу.
- Ты год меня мучил, буквально искормил меня обещаниями. А теперь что? Я спрашиваю? Где твоя мужская исполнительность? - этот метод всегда действовал безотказно.
- Я свое слово сказал. Воспринимай, как хочешь.
Я была в ярости.
- Хорошо, я все поняла. Оставь меня одну. Пожалуйста.
- Без детских обид давай разойдемся. Мы же не маленькие.
- Конечно, не зря же ты учил меня нормам этикета, - фраза прозвучала особенно фальшиво. Мне самой стало неприятно. Но он ничего не заметил.
- Ну вот. Я всегда знал что ты умница.
Еще одна деталь обо мне: я всегда была убежденным атеистом. Жить так значительно легче. Я по натуре человек свободолюбивый, не люблю ограничивать свое поле действий различными моральными нормами, обязательствами и прочее. Я избавилась от многих стереотипов, нашла себе доходное место, корректировала внешность - все для того, чтобы быть свободной. Но все это ничто, если каждая клеточка внутреннего мира должна вести себя согласно высшим нравственным законам. Я не готова взять на себя это обязательство. Люди боятся меня, надев маску верующего человека, они считают, что все такие как я несут для них потенциальную угрозу. Правильно считают. Но вот только зря они меня боятся, меня не надо боятся, просто все контакты со мной надо по возможности свести к минимуму. Такой совет я дала всем близким людям, которые мне действительно дороги.
Есть пара-тройка вещей чистых и безумно дорогих мне. Это как аксиома, старательно выведенная на картонной табличке, как в школе, в правом верхнем углу которой красным фломастером написано: не трогать!! Я теряю над собой контроль, меня колотит в истерике, когда этим вещам грозит какая-либо опасность. Я готова перегрызть горло любому кто вздумает создать эту угрозу.