Светлой памяти Жана Сагадеева,
    Анатолия Крупнова
    и всех Часовых Империи

 

    Сначала она была совсем крошечная - моя деревянная кроватка в коммуналке на Филях. Она ограничивалась пространством от кроватки до телевизора "КВН", от телевизора до ночного горшка. Моя любимая бабушка Мария была страстным футбольным болельщиком "Спартака"  и постоянно смотрела матчи. Первое слово, которое я выговорил, было не "папа" и "мама", а "Яшин". Мама обрадовалась, взяла меня на свои теплые добрые руки и стала со мной гугукать:
    - Скажи - "папа"!
    - Скажи - "мама!"
    Я проявил твердость характера и первый раз в жизни настоял на своём, мужском, показав на телевизор пальцем, я выговорил по слогам, четко и раздельно - "Яшин!"
  Затем я подрос и стал выходить на кухню и познавать огромный мир.
Звуки и запахи.
    - Рома, чернила будешь?
    "Чернила" было в красивой пузатой бутылки с цифрами "777".
    Так я стал учиться арифметике.
    Когда откидывался Рома, садился его брат Жора и имя в призывном крике со двора менялось на
    - Жора, чернила будешь?
  Их родители были пролетариат, они постоянно перешивали груды пальто и платьев, которые под утро приносили пахнущие черемухой, сиренью и "чернилами" Жора или Рома.
  Я спросил маму - кто это?
  - "Законники!" - ответила она.
  Так я впервые узнал, что есть закон.
  Затем для важности я натянул бабушкины фиолетовые трусы и первый раз пошел на тусовку.
  Так я познакомился со своей первой любовью - Верой.
  От нее всегда хорошо пахло и она дарила мне шоколадки.
  К ней по ночам ездили добрые усатые дяди, которых мама называла "черные".
  Так я узнал, что люди деляться на "черные" и "белые".
  Мы "белые" - сказала мне мама.
  Потом меня стали мыть в комнате и запретили заходить в ванную комнату.
  Там "сифилис", сказали мне.
  По ночам, пытаясь уснуть, я представлял себе "сифилис" - это огромная змея, решил я и успокоился. Змей я не боялся никогда.
  Потом была школа, где меня ненавидели все учителя за то, что я молчал постоянно. А о чём мне с ними было говорить?
  Потом были крики старьевщика под окном, который приезжал на телеге раздавать петушков на палочке за тряпьё, алтарь заброшенной церкви Михаила Архангела на Юго-Западе, где стояли вкусно пахнущие солидолом и керосином пузатые и важно-латунные механизмы, повсюду валялись обгоревшие мечи и щиты, сгорел склад декораций Большого театра.
    Когда мне повязали пионерский галстук, я гордо подошёл к отцу и спросил:
  _ А где твой пионерский галстук?
    Отец, всегда спокойный отец позеленел и выдавил - "Все коммунисты - бандиты".
    Так кончилось моё советское детство.
    Потом была моя первая война и я на всю жизнь полюбил горы.