Судя по ощущениям, конечный продукт удался. Странно, что не пластилин, ставший таким привычным. Котях был настоящим, как в экологически чистом детстве – оформленным и тяжелым. Рафинированная пища, синтетика, быстрые кафешки, перманентная форма дисбактериоза – все это условия формирования пластилина. Явление миру котяха было неожиданным и загадочным. Впрочем, Шумов (а срал именно он) всегда был неравнодушен к знакам судьбы, любой сюрприз воспринимал как знамение. Поэтому он задумался. Говно летело вниз, влекомое силой тяжести, а Шумов размышлял.

Действие происходило нежным апрельским утром. Сильное дневное солнце переводило останки снежного покрова в жидкое агрегатное состояние, а ночной морозец, слабенький, но неотвратимый, обметывал края луж ледяными иголками. Сегодняшней ночью зима, по всей видимости, в последний раз отрыгнулась всамделишным, хоть и тонким ледком.

Свежий холодный воздух и сопутствующая обстановка неожиданно принесли воспоминание из детства. Однажды, средней осенью Шумов-школьник выбрался на прогулку. Потертые ботинки бодро несли любопытные шумовские ноги по подмерзшей грязи и жухлой траве. Маршрут прервался возле стройки. Пятиэтажку не успели сдать до холодов. Кособокий кран притулился на рельсах, идущих параллельно новостройке. Деревянные шпалы были щедро присыпаны мелкой щебенкой. В этом щебне Шумов и разглядел чудо – из камней торчала цветущая астра. Маленький, невзрачный в любом другом ракурсе, цветок, сейчас казался королевским. Хрупкий гордый стебель с яркой короной в безжизненной холодной пустыне. Картина казалась столь нереальной, что позже Шумов не взялся бы утверждать, был ли цветок или ему это пригрезилось…

…Шумов сидел на корточках в туалете типа сортир, зябко поводил плечами, нервно вздыхал и курил. Напряженная поза выдавала в нем человека ищущего, метущегося и порядочного. В это время года выгребная яма наполнялась вешними водами, потому ледяное зеркало располагалось довольно близко к рабочей поверхности Шумова. Срущий услышал звук соприкосновения продуктов собственной жизнедеятельности с содержимым ямы несколько раньше расчетного подлетного времени. Раздался хруст и ледок проломился.

Отсутствие всплеска порадовало Шумова. Не любил брызги. Наскоро подтеревшись и выкинув бычок в очко, он натянул штаны, приподнялся и легким пинком открыл туалетную дверь. Пройтись.

Шумов отдавал предпочтение пешим прогулкам. Они соответствовали романтическому складу его души. Во время ходьбы можно было вдоволь надышаться свежим весенним воздухом, попередумать все приятные мысли, отложенные на этот случай, ощутить радость неспешных уверенных движений тренированного тела.

Вечером очередной выезд… Неохота, но надо. К каждому выезду Шумов относился как к очередной тренировке – не самая приятная процедура, но пропустить нельзя. Что делать – у всех свои способы самореализации. Пара десятков городов на выбор. Не столичного типа, но и не совсем маленькие, где все друг друга знают. Удобней всего областные центры. Машину на стоянку и в любой торговый комплекс на маршрутке. А потом остается только ждать. Полчаса-час, иногда больше…

Багроволицый бородач, матерящий очередь за хлебом, сухой желчный старичок, громко поучающий юную пару, моложавая морда в костюме, возмущающаяся качеством обслуживания в кафе – вот они, клиенты Шумова. Счет он не вел, никогда не был аккуратистом. Женщин убивал крайне редко. Только в тех случаях, когда женщина совсем не несла в себе человеческих признаков. Хватало одного удара сзади по голове, за годы практики неплохо набил руку. Иногда приходилось додушивать. Не любил. Противно. Больше всего нравилось ощущение выполненной работы, после того как все уже сделал. В подъезде, парке, подворотне, возле гаража остывал очередной труп, а Шумов, по дороге домой, устало, но расслаблено улыбался.

От мыслей оторвал розовый гандон, попавшийся под ноги. Шумов проходил возле центрального стадиона – излюбленного места вечерних парковок. Вид гандона вызвал легкое чувство досады. Представилась эта девушка. Разумеется принцесса. Глядя на незнакомых красивых женщин или на вот такие, использованные гандоны, Шумов всегда думал: почему кто-то, а не он? Как жаль, что нельзя объять необъятное.

Небольшой павильончик продовольственного магазина. Надо бы зайти за пельменями. Они тут славные, ручной лепки. Разумеется «Сибирские». Нет, не «Любительские»! Да! Кто кричит?! Не кричит никто, просто хотелось бы тех пельменей, которые попросил. Нельзя же быть такой тупой, девушка, мать твою.
Странно, что-то напрягает… Краем глаза Шумов заметил, что на него пристально смотрит невысокий брюнет. Взгляд показался знакомым.
Через полчаса, лежа в канаве с пробитой головой, цепляясь за угасающее сознание, он все же вспомнил… Брился-то каждый день.