Из немногочисленных рассказов о войне одного из моих родственников, который прошел всю ее, от начала, и до капитуляции Германии, мне запомнился рассказ о Берлине в мае 1945. Его уже нет в живых. Поэтому заранее прошу у вас прощения, если потревожил вашу душу там, за облаками, Николай Александрович. Царствие вам небесное.

Передам этот рассказ без собственных, надуманно - связующих звеньев. Именно таким, каким я его от него слышал, и запомнил.

-День Победы  я встретил на бывшей немецкой авторембазе, на окраине Берлина, в которую мы загнали для ремонта свои изношенные в беспрерывных боях Т-34. Ребята ушли в город, а меня назначили часовым. Весь день девятого мая было тихо, были слышны лишь отдаленные выстрелы. Вдруг, уже к вечеру, поднялась пальба возле объекта, который мне было поручено охранять. Я подумал, что возможно, это немецкая атака. Забрался в ближайший ко входу на рембазу гараж, прижался спиной к стене, чтобы меня сразу не смогли заметить в темноте, а двери оставил открытыми. И приготовился стрелять из ппш, если недобитая немчура попытается ворваться на территорию. Но это были наши.  Они стреляли в воздух из автоматов и кричали – Победа! Гитлер капут!

Через неделю я уже катался по очищенным от обломков и мусора улицам Берлина на мотоцикле Хорьх, который обнаружил в одном из гаражей. Поверх спидометра мотоцикла я прикрутил каминные часы, которые прихватил в одной из брошенных немцами пустующих квартир. Вышиб их из бронзового обрамления, и прикрутил проволокой. Все почему то смеялись, глядя на мой мотоцикл с огромными часами поверх спидометра. Вообще, все мы тогда непрерывно шутили и смеялись. Радовались тому, что остались живы. И победили. 

Из одной такой богато обставленной квартиры я прихватил аккордеон Вельтмейстер и  охотничье ружье Зауэр. Не возвращаться же в Москву с войны без трофеев, с пустыми руками? Мне запомнилось множество альбомов с почтовыми марками в книжных шкафах в той квартире. По видимому, ее хозяин был коллекционером. Но марки мне были не нужны.

Что касается немок, то они сами приходили к нам на рембазу. И мы их подкармливали. Кстати, лично я не припомню такого случая, чтобы нам приходилось добиваться от них определенного, так сказать женского  внимания, силой. Хотя, возможно, где то это и было. Ведь люди были крайне озлоблены на фашистов.

Слухи о том, что к нам толпами приходят молодые немки, быстро докатились до определенных органов. К нам начали приходить политруки с проверками воинской дисциплины. Надо сказать, что на этой авторембазе, когда она еще была у немцев, жил здоровенный вонючий козел, которого мы приручили и прозвали Гансом. И вот, когда очередной проверяющий заявлялся к нам, ждали случая, когда он повернется спиной к тому гаражу, в котором мы держали Ганса на привязи. В это время кто нибудь из наших его отвязывал. И козел, вылетев из гаража, словно снаряд из гаубицы, бил с разбегу крутыми рогами под жопу проверяющему. После чего тот, как правило, кубарем катился по земле, по направлению к выходу, поднимая клубы пыли. Вскоре эти проверки сами собою  прекратились.