Вчера, возвращаясь с работы увидел как стайка детей плющит на трамвайных рельсах монетки и прочую мелкую хуету – подкрадываюцца такие к рельсам, кладут всякие железячки и съебываюцца в ближайшие кусты, а когда проезжает трамвай бегут обратно с довольными ебальцами, чтобы посмотреть как там расплющило орла на рубле. Меня это удивило, в смысле не то, что можно монетки плющить под трамваем, а сам факт того, что современные дети этим занимаюцца, я то думал, что Ворлдофваркрафт и Гытыачитыре – это единственные подвижные игры, которые помогают ребенку развивацца и способствуют общению. Уже подходя к дому, я увидел других детей, которые с тем же довольным видом ебошыли стекла на стройке, а потом съебывались от таджикских строителей. Я удивился еще больше.

Весь вечер я провел в воспоминаниях - обычно я не люблю ностальгировать по всяким там треугольным пакетам с молоком и прочей хуете, так знакомой нам с децтва, но дети, которые хуярят стекла и создают угрозу трамваям, согласитесь, не могут не заставить с улыбкой вспомнить о тех играх, в которые играли мы.

Одной из любимых игр в летний период была игра во Вьетнам, и когда дефки и всякие ботаники играли в резиночки, секретики и прочее говно, мы ебошылись не на жизнь, а на смерть, защищая свое отечество. Вьетнамом мы называли поле, которое находилось рядом с домом, где жили кетайские студенты, которые приезжали обучацца по обмену. Перед игрой мы делились на две команды – фашисты и русские (ну а хуле – Вьетнам все-таки), потом расходились на разные стороны поля. На поле росли какие-то сорняки выше нас ростом, и когда их выдергиваешь, то они выдергивались вместе с корнями и кусками земли. Дальше все просто, мы бегали по зарослям Вьетнама, и кидали друг в друга сорняками с кусками земли - если тебе попадали в руку или там в ногу, то это еще терпимо, но если бля попадало по башке, то как правило ранением тут хуй отделаешься. Домой после этой игры мы всегда приходили грязные, но довольные, что в очередной раз Вьетнамская земля очищена от фашистских захватчиков. Родители, конечно, нас ругали, а некоторых даже и пиздили ремнем, но я знаю, втайне они гордились, что растят настоящих защитников Родины.

    Еще у нас была охуительная игра, которую мы называли «пошли прятаца от Толика», своего рода альтернативные прятки. Толиком звали младшего брата одного из моих друзей, суть игры заключалась в том, что мы собирались компанией, брали с собой Толика, а потом за одежду подвешивали его к почтовому ящику в подъезде нашего дома. Потом мы съебывались и прятались, прятались исключительно в доме (девятиэтажная малосемейка с двумя секциями, пожарными лестницами, мусорками и прочими потайными уголками), выйти на улицу – означало грубо нарушить правила игры, за это можно было бы не попасть в круг участников в следующий раз. Толик висел, а мы прятались. Затем кто-то из добрых взрослых, проходивших в подъезде, снимал Толика и он шел нас искать. Кого Толик находил последним – тот и выиграл. Самое хуевое, это когда играли в будние дни – Толик мог провисеть минут 40 (взрослые на работе, хули), а ты мог все это время прятаться за мусоропроводом как долбоеб. Еще хуево, когда Толика, висящим на почтовом ящике, находили его родители - за это Толик и его старший брат были неоднократно пизжены ремнем, но на следующий день Толик снова самоотверженно висел на своем посту.

Как и во всяком нормальном обществе у нас были свои правила поведения и свои запреты. Так, например, можно было потерять авторитет, если родители загоняют тебя домой, когда еще светло или если ты живешь на первом этаже и не хочешь налить всем в брызгалки воды. Отмазка: «Меня могут загнать домой», естественно, не канала. Самым позорным в нашей компании было «забобрицца», это можно было сделать, если например играешь в игры с забобренными ребятами, ну или если просто поздороваешься с бобром. Откуда это пошло, кто забобрился первым – уже никто и не помнит, особого учета забобренных тоже никто не вел, однако, если ты по каким-то причинам стал забобренным, то ты фактически становился изгоем, общения с тобой все старались избегать, боясь оказаться забобренным. Существовал только один способ, чтобы «разборицца» - нужно было съесть небольшой кусочек хозяйственного мыла, других альтернатив не было, при этом не обязательно было хавать мыло при всех, достаточно было сказать, что ты разбобрился и дыхнуть на всех, чтобы они почувствовали запах. Забобрицца было легко, а мыло хавать каждый раз не хотелось, поэтому я всех наебывал: мыло не ел, а так откусывал и выплевывал, чтоб типо запах остался. Подозреваю, что и остальные делали также, хотя на тот момент я гордился своей находчивостью.

Что и говорить – игр было дохуя, все они были интересными, травмоопасными и азартными: это и «в скалолазов» - когда надо лазить по стенам недостроенного дома как человек-паук, рискуя уебаться на торчащую арматуру; это и «взрывать патрончики» или «шифер» - когда бросаешь в костер куски шифера или строительные патроны, рискуя остаться без глаз; это и «бросать глиной в садик» - когда хуяришь глиняными шариками, надетыми на палочки в окна детского сада, рискуя не успеть съебаццо и получить пизды от сторожей.
Эти игры развивали в нас чувство риска, мужество (а хуле, попробуй на льдинах покатацца, если сыкло), стремление всегда быть первым (кому охота проебывать вкладыши от Турбы), закаляли характер…
А потом мы открыли для себя сигареты и Сангрию и игры как то незаметно ушли из нашей жизни...

Я позвонил своему другу:
«Ваня, привет, вы в детстве в плитки играли?»
«Какие нахуй плитки?» - спрашивает, голос недовольный, спал наверное уже
«Ну плитки, которые от домов отковыривать надо, а потом в котел их загонять…Ну все же играли»
«А, ну играли, да, там еще сахарные были, молочные. А тебе зачем?» - Ваня начинает догонять…
Проболтали короче часа полтора, договорились наковырять плиток и поиграть во дворе на выходных, надо возрождать подвижные игры, хули.