— А вы знаете Янку, или БГ, или хотябы Бутусова? Нееет! — Миха уже откровенно злорадствовал.
— Что вам ваще известно о таких великих как Цой или Высоцкий? Молчите. Может пройдемся по зарубежной музлитературе? Маккартни, Фредди? Ничего не говорит? Элвис? Абба? — голос стал срываться на крик.
— Может быть вы мне расскажете, что слушаете? А? — не дожидаясь ответа, он продолжал, — Сто процентов какую-то попсятину! Ляляля-ляляля танцуют волны и луна.. Блядь!
Пел он хуево, но не в этом была суть. И с Аббой он, конечно, погорячился, но уж очень ему нравилась та блондиночка.
Обида на новое поколение была сильнее всего. Уебки, которых не отличить от девочек, и девочки пищащие чего-то про любовь его заебали. И он заебывал всех остальных.
Один раз его даже побили в маршрутке, потому что он хотел переключить песню, но пока пробирался из конца салона его пару раз пихнули, он чуть не ебнулся и когда добрался — пизданул с размаху водиле по затылку. Машина ушла в кювет, тетеньки запищали, лобовуха треснула, и все мужики, вывалив на улицу, стали ебашить Миху ногами.
В другой раз его же друзья (ублюдки они и пидарасы) привязали Миху к стулу и выставили на мороз, а сами пошли жрать водку без него.
В интернете он любил обсирать фотки соседок на одноклассниках, за что не раз получал по ебалу кулаками их мужей.
Его часто пиздили. У него почти всегда был разбитый нос, запекшаяся кровища на роже и постоянно болели ребра.
— А что я? Я тогда был пьяный, — не успокаивался Михалыч. — Вы бляди, лучше вот послушайте хорошую песню. ДДТ. Последняя осень.
Эти слова адресовывались двум парам сисек. Одной паре круглых, небольших, как раз в ладонь, с маленькими сосочками и очень симпатичной родинкой. И второй паре немного растянутых собственным весом, белоснежных сисек 4 номера.
Облизавшись, Миха продолжал:
— Вы обычные блядские бабы, — разгоряченно говорил он, — И мне похуй, что вы там думаете. Вы всеравно не умеете.
Он услышал отчетливый всхлип и и усмехнулся. Дааа, до них доходит! Но останавливаться рано. Сиськи покачивались в такт Михалычу. А он поочередно и неторопливо ебал двух обладательниц этих сисек, лежащих друг на друге.
— Да, блядь, пиздец. Вы вот, какого хуя красите рожи и одеваете все это блестящее шмутье? Вы думаете вы такие охуенные от этого? А вот и нет! Не жили вы в мое время. Суки. — сказал он, и осекся: за дверью послышались шаги. Быстро вытерев хуй, и заправив свитер, он накрыл их простыней.
— Сука, не успел. — подумалось Михе, и дверь открылась:
— Михалыч, ты опять за свое? Я слышал ругань. — сказал Константин Палыч, замглавврача морга. — Ну сколько раз тебе говорить, старый ты пидарас!
— Нет-нет-нет! Меня в прошлый раз премии за 2 месяца лишили. — отнекивался Миха. Но Константин Палыч уже задрал простыню и поморщился, глядя на две разъебаные пизды.
— Ну пиздец, Михалыч! Бля. Как тебя не тошнит-то! — ругался Константин Палыч, — Следователь же придет скоро, завтра вскрытие. Эти девки прыгнули в реку, на лицо самоубийство. Ты ж глянь на них — розово-черные пакли на голове и одежда полосатая. Все сразу ясно. А тут ты удосужил. Опять будет два нераскрытых убийства с изнасилованием. Уже и газета пишет, что в городе маньяк. Заебал ты, Миха.
Постояв немного, Константин Палыч направился к двери. Уже потянувшись к ручке, он обернулся:
— Отцепи их друг от друга, вытри пизды и засунь их в холодильник наконец. Не нужно Артемию Степанычу это видеть. И уходи вон, обед сейчас.
— Приятного аппетита вам.
— Заебал ты Миха, — повторил Константин Палыч и ушел.
Миха покосился в сторону и улыбнулся. Заебывать он умел лучше всех.